Песнь лихорадки

Лишь когда его мускулы разгладились как у ленивого льва, он повернулся и сказала:

— Кто ранен и кого ты хочешь, чтобы я спас?

Я молча оценила его. Я знала, почему я так упорно работала над своей речью. Я не верила, что он мне поможет. С чего бы ему? Танцор ему никогда не нравился.

— Дело не столько в ране, сколько… ну, если у кого-то больное сердце, ты можешь вылечить его?

Он прищурился и уставился на меня так, будто пытался вытащить имя из моего мозга, поэтому я начала громко напевать поверх всех своих мыслей песню из заставки «Озорных анимашек», которых я так любила в детстве. Это всегда поднимало мне настроение. В этот раз не подняло. Время для Озорных Анимашек, и мы смешные до уморы, так что просто сядь и расслабься, будешь смеяться, пока не лопнешь, мы ОЗОРНЫЕ АНИМАШКИ!

Его глаза сузились до щелочек.

— Кто, черт подери, такие Озорные Анимашки?

Я фыркнула.

— Я знала, что ты проделываешь это со мной. Ты постоянно так делал — нырял в мою голову за тем, что я не хотела говорить. Ты сказал, что больше не будешь этого делать.

— Я сказал, цитирую, что не буду делать этого часто. У кого больное сердце?

Я плюхнулась обратно на стул и посмотрела на него снизу вверх.

— Танцор, — ровно произнесла я.

Он взорвался воплем «Что?» и просто смотрел на меня целую минуту. Наконец, он сказал:

— Ты нахрен издеваешься? Насколько все плохо? Он может от этого умереть? Скоро?

Я уперлась локтем в колено, сжала кулак, положила на него подбородок и посмотрела на Риодана.

— Хочешь сказать, до того, как он решит проблему, которую тебе надо решить? Ты только об этом и думаешь. Да. Может. У него гипертрофическая кардиомиопатия. То заболевание сердца, которое заставляет спортсменов падать замертво на баскетбольной площадке.

Долгих несколько секунд он уставился на меня пустым взглядом, а затем сказал:

— Но он выглядит таким здоровым.

— Как и все те спортсмены, что умирают на поле, — холодно ответила я. — Ну так что? Ты можешь?

Он развернулся к стене и опять посмотрел сквозь стекло. Я молча ждала. Нет смысла торопить Риодана. Он был мегатонным военным судном, которое отправлялось в плавание, когда было совершенно готово.

Когда он наконец повернулся, мое сердце рухнуло вниз как камень. Его серебристые глаза были холодными и отчужденными.

— Не можешь. Или. Не станешь? — прорычала я.

— Ах, Джада. Не могу.

— Хрень полная! Как ты спас Дэйгиса? — потребовала я.

Риодан вернулся в кресло, сел, сложил пальцы домиком и принялся разглядывать их.

— Я не могу тебе этого сказать, — произнес он, обращаясь к своим рукам. Затем он посмотрел на меня и тихо сказал: — Если бы я мог помочь ему, я бы это сделал. И не потому, что мне нужна его помощь. Потому что он дорог тебе.

— Не будь со мной милым, — сорвалась я.

Его ноздри раздулись, глаза прищурились.

— Иисусе, мы разве не покончили с этим? Я что, вообразил себе, будто мы с тобой перешли на новую стадию…

— Стадию чего? Наших отношений? Чувак, у людей вроде тебя нет отношений. У них есть… у них есть… картели, монополии, королевства и… и… — я не могла придумать иного слова. На самом деле, проблема была в том, что я не могла думать. Не с моим привычным холодным спокойствием. — … Рабы, — прошипела я.

Он наградил меня раздраженным взглядом.

— Дэни, ты знаешь, что это не так.

— Мак может называть меня Дэни. Ты — нет. И нет, я не знаю. Ты всегда манипулируешь людьми, помыкаешь ими, пытаешься их контролировать и… Эй! Отвали от меня. Ты что делаешь? — он обошел чертов стол, и его руки опять оказались на моих плечах. — Почему ты так на меня смотришь? — прорычала я.

Он встряхнул меня, несильно, скорее в знак нетерпения, раздражения и типа «соберись, Мега».

— Отпусти это, Джада. Просто отпусти, — хрипло произнес он.

— Что Танцор может умереть? — заорала я. — Ты хочешь, чтобы я просто отпустила это? О, я поняла. Ты думаешь, мне нужно просто вынести его со вчерашним мусором, потому что он умрет, и мудрее будет перестать заботиться о нем сейчас, чтобы потом не было так больно!

— Я не это имел в виду. Однако звучит так, будто ты пытаешься себя в этом убедить, — отрезал Риодан.

— Так какого черта ты просишь меня отпустить? — яростно прорычала я. — Поясни, мать твою!

— Я хочу, чтобы ты выпустила эту проклятую боль, — резко ответил он. — Злись. Плачь. Побей меня. Швыряйся вещами. Мне все равно. Делай что хочешь. Но отпусти эту боль.

Я начала дрожать, и понятия не имела, почему. Я поела по дороге сюда. Мне не было холодно. Мне казалось, что моя кожа сделалась слишком тесной для моего тела, а грудь — слишком маленькой для моего сердца.

Я вдохнула, глубоко и медленно. Выдохнула еще медленнее и ровнее. Повторила.

— Не надо! — проревел Риодан, вновь встряхивая меня. — Не смей этого делать, черт подери. Не смей снова отключать это.

Я холодно ответила:

— Не суди меня. У тебя нет никакого права. Ты не был на моем месте.

— Я не сужу тебя. Я пытаюсь помочь тебе увидеть другой путь.

— Мне не нужен другой путь, — я сбросила его руки с плеч. — Я в порядке. Я всегда в порядке. И всегда буду.

— Проклятье, Дэни, что мне нужно сделать…

Я перешла в режим стоп-кадра и вылетела за дверь.

Когда она почти закрылась, я услышала удар кулака по стене, звон ломающегося стекла и яростное:

— Дерьмо! Проклятье! Черт! Проклятье!

— Дэни ушла, — прошептала я безучастно и исчезла.

Глава 38

Ты слышишь то, что слышу я? [55]

Мак

В пять часов этим вечером команда — те из нас, кто собирался спасти наш мир — начала собираться в «Книгах и сувенирах Бэрронса». Я сдвинула королевские честерфильды, чтобы они образовывали две стороны квадрата перед камином, и заполнила две другие стороны креслами. Неподалеку на стойке, которая как раз для таких целей раскладывалась в столик, стоял свежий кофе и ассортимент вчерашних пончиков.

55

Строчка из песни Carrie Underwood — Do You Hear What I Hear?