Песнь о братьях

1958–1960

Песенка Пер. Ю. Мориц

Обыкновенный переулок Вблизи Смоленского метро. За кошкой гонится собака, Звенит ведро, скрипит перо. Но если вечер лапой синей Слегка ударит в дверь мою, Я отправляюсь в переулок И тихо песенку пою. Шломин переулок, Шломин переулок, Почему твой голос так звенит? Шломин переулок, Шломин переулок, Почему ты тянешь как магнит? В году кровавом и далеком, Нацелясь в небосвод виска, Дворянский сын и юнкер царский В бою убил большевика. И если вечер лапой синей Слегка ударит в дверь мою, Я отправляюсь в переулок И тихо песенку пою. Шломин переулок, Шломин переулок, Что в тебе такого, не пойму. Вижу заурядные Окна и парадные, А пою и плачу — почему? Исчезнет старый переулок, Построят новые дома, И будет лето петь у окон И льдом названивать зима. И я, поэт, чудак веселый, Останусь с песенкой вдвоем. А если вам она по вкусу, Мы вместе, может быть, споем. Шломин переулок, Шломин переулок, Голубые окна, фонари. Что в тебе такого, Шломин переулок. Что сияет песенка внутри?

1960

Шесть миллионов [9] Пер. Ю. Мориц

Эй! Вставайте из ям, это песня моя Обращается к вам в глубину небытья. Эта песня жива, — Потому что права. Я пришел Мое имя Железный! Весь я ваш — плоть от плоти, как песня моя. Эта песня красна, как язык соловья. В крематорий ее — А она за свое. Я пою. Мое имя — Железный! Я — не просто бродячий веселый певец. Я — возмездье за шесть миллионов сердец. Догадайся, палач, Кто я — меч или плач? Я живу. Мое имя — Железный! Это я? Это шесть миллионов поют. Это кости шести миллионов дают Розоватый побег, Из него — человек, Это я! Мое имя — Железный!

9

В годы Второй мировой войны гитлеровцы на временно оккупированных территориях уничтожили десятки миллионов мирных жителей разных национальностей, в том числе шесть миллионов евреев.

1960

Вокзал Пер. Ю. Мориц

Для вас — как есть: Табачный дух, Перрон, вагон, который тесен, Гудки, терзающие слух, Носильщики, платки старух. А для меня — шкатулка песен. Для вас — обыкновенный рейс, А для меня — кровавый рельс Ручьем струится в поле чистом, Где мальчик мой сожжен фашистом. Его шубенка — на горе Из тысяч маленьких пальтишек. Он канул в небо в январе С ватагой в тысячу мальчишек. Для вас как есть: Табачный дух, Перрон, вокзал, который тесен, Гудки, терзающие слух, Носильщики, платки старух. А для меня — шкатулка песен. Приоткрывается, и вдруг Я слышу детский голос пепла.

1960

Анна Франк [10] Пер. Ю. Мориц

О, темя снежное — гора, Куда крыла не мчат орланов! На ней печальней баккара Поет дитя из Нидерландов. Ни человек, ни зверь, ни танк Не тронут этого предела. Там королевство Анны Франк, Где может петь душа вне тела. Светильник огненный держа, Как держат сложенные крылья, Танцует на снегу душа, Обрызганная снежной пылью. Сияет бездна впереди. — Ты кто? Дитя? Бессмертье? Птица? Мне страшно, ангел! Отойди! Так можно вдребезги разбиться. Но деревянным башмаком Она выстукивает гулко Напев, который так знаком, Как сон, как запах переулка: Ой, хануке, хануке — Праздник веселый… Аж дрожь идет по городам, И кровь из глаз роняют зори, И море вторглось в Амстердам, Рассудок потеряв от горя. …А та — на темени горы. В ее руке светильник дышит. Не умерла. Глаза добры. А нас бессонница колышет.

10

Погибшая в гитлеровском концлагере Анна Франк (1929–1945) — одна из миллионов жертв фашизма. Ее всемирно известный «Дневник» — человеческий документ огромной обличительной силы.

1960

Возле булочной на улице Горького Пер. Ю. Мориц

Город пахнет свежестью Ветреной и нежной. Я иду по Горького К площади Манежной. Кихэлэх и зэмэлэх Я увидел в булочной И стою растерянный В суматохе уличной. Все, Все, Все, Все дети любят сладости, Ради звонкой радости В мирный вечер будничный Кихэлэх и зэмэлэх Покупайте в булочной! Подбегает девочка, Спрашивает тихо: — Что такое зэмэлэх? Что такое кихэлэх? Объясняю девочке Этих слов значенье Кихэлэх и зэмэлэх — Вкусное печенье, И любил когда-то Есть печенье это Мальчик мой, сожженный В гитлеровском гетто. Все, Все, Все, Все дети любят сладости, Ради звонкой радости В мирный вечер будничный Кихэлэх и зэмэлэх Покупайте в булочной. Я стою, и слышится Сына голос тихий: — Ты сегодня купишь мне Зэмэлэх и кихэлэх… Где же ты, мой мальчик, Сладкоежка, где ты? Полыхают маки Там, где было гетто. Полыхают маки На горючих землях… Покупайте детям Кихэлэх и зэмэлэх! Все, Все, Все, Все дети любят сладости Ради звонкой радости В мирный вечер будничный Кихэлэх и зэмэлэх Покупайте в булочной.

1960

Леночка Пер. Ю. Мориц

Тут прибегала пионерка Лена, Вся смуглая, как полотно Гогена, С громадными глазами — до висков. И, как луна над голубым селеньем, Она склонялась с детским изумленьем Над ворохом моих черновиков. Мое перо как следует плясало И голубые буковки писало, Отображая мыслей поворот. О, это было очень странно, право, — Ведь я пишу не слева и направо, Ведь я пишу совсем наоборот. И девочка — глаза как две пироги — Стояла долго на моем пороге И думала, что я сошел с ума. Ведь там, где у меня стаяла точка, У них в диктантах начиналась строчка — И так велит грамматика сама! А перышко отчаянно плясало И голубым по белому писало, Отображая мыслей поворот. Как мог ребенку объяснить я в целом, Что у меня на этом свете белом Уж все давным-давно наоборот…

1960

Утренняя гимнастика Пер. Ю. Мориц

Когда тревожно спится по ночам, Не удлиняйте очередь к врачам, Хотя бы раз послушайте поэта — Пора к поэзии прислушаться, пора! Перепишите и навек запомните: Прыжок с кровати в семь утра! Долой рубаку! Бег по комнате! Вначале, медленно и глубоко дыша, — Реальность обнимается с фантастикой. Раз-два! Раз-два! Внимание! Душа Больного занимается гимнастикой. Сырое полотенце — на пле-чо! Вам холодно? Вам станет горячо! Раз-два! Раз-два! Побольше оплеух! Они прекрасно поднимают дух. От оплеух сырого полотенца Мы розовеем, как лицо младенца. И главное нисколько не обидно. Сильней! Сильнее! Бодрости не видно! Раз-два! Раз-два! Дышите как обычно — Непринужденно, глубоко, ритмично! Раз-два! Раз-два! Внимание! Отлично! Планета розовеет, как младенец… Раз-два! Раз-два! …от мокрых полотенец. Зато вы крепко спите по ночам. Не удлиняйте очередь к врачам!

1960

В гостях Пер. Ю. Мориц

1

Там, где колыбель мою вначале Переулки древние качали, Там, на пепле, выросли березы. Вылезли кусты, просохли слезы. — Где вы, переулочки-свирели? — Мы во время той войны сгорели. — Где соседи? Я приехал в гости. — Заходите! В ямах наши кости. И деревья скрипку вытирают, Реквием по юности играют.

2

На рассвете мы встаем и слышим: Молотки стучат по новым крышам. В сумерках гитара веселится: Повезло кому-то поселиться В новом доме — дарят полотенца. Женщина утешила младенца, Завязала, сказку рассказала, Он еще придет сюда с вокзала, Он еще приедет в этот город Через тридцать лет и через сорок.  Он, как я, кого-то не разбудит… Целовать кору деревьев будет Над землей, где он качался в зыбке, Пела мать, отец играл на скрипке.

1961

Большой аттракцион Пер. Ю. Мориц

Печально и светло играли в цирке скрипки, И пела флейта, словно человек. Напев далекий, праздничный и зыбкий Лучом ручьистым падал на песок Оранжевой, утоптанной арены. Был дух зверья и аромат листвы. И нервничали молодые львы. А женщина осанки королевской Серебряный стянула поясок На платье из небесной пены. Дюймовочка, цветочный человечек, Ласкала львов, как молодых овечек: — Пора, мои хорошие, пора! Спокойной ночи, ласковые, спите… — И, алые упрятав языки, Ложатся львы на теплые пески. Им снится платье из небесной пены И пение немерзнущей реки. А посреди оранжевой арены Ликует женщина. Спросонок львы храпят. Она легко садится на хребет Любого льва. Качается, как птица, На океанских волнах. Тишина… Над куполом звезда оглушена. И мама, незабвенный ангел детства, Торопит в небе маленький паром, Чтоб крикнуть мне: — Запомни это средство! Добром и лаской, лаской и добром!

1961

Любите поэтов Пер. Ю. Мориц

* * *

Любите поэтов! Любите поэтов! Без нежности нет Гениальных куплетов. Это знают их жены, О, бедные жены Братьев поэтов! Любите создателей Драм и элегий! Нет, я не прошу Никаких привилегий, И льгот не прошу, И в состав редколлегий Вводить не прошу. О, соблазнов не надо! Храните преемников Дантова ада Не только за то, Что профессия эта Опасна для жизни. Любите поэта, Покуда здоров И нуждается в ласке, Как ваше потомство Нуждается в сказке. Поэты уходят В надгробья до срока. Не только посмертно Любите пророка! Любите младого! Любите седого! О, клоун-старик — Это вовсе не ново. Старик умирает В нетопленой спальне, А скоро ли будет Поэт гениальней Того старика, Чудака, нелюдима? Любите ушедших! Любите пришедших! Смешно, но поэзия Необходима.