Песнь об Ахилле

Все острова были для меня на одно лицо — высокие утесы, опушенные белой пеной, каменистое побережье, где галька царапала днища наших кораблей, будто когти. Низкорослая жесткая трава пробивалась под оливами и кипарисами. Ахилл все это едва замечал. Он склонялся над своими доспехами и начищал их, пока они не начинали гореть, будто жаркое пламя.

На седьмой день мы добрались до Лемноса, как раз напротив мыса при входе в Геллеспонт. Он был ниже, чем большинство наших островов, полон болотец и стоячих прудов, поросших водяными лилиями. Неподалеку от лагеря мы нашли заводь и уселись подле нее. Над водой гудели жуки, а луковицы водяных лилий смотрели из водорослей, будто глаза. Мы были всего в двух днях пути от Трои.

— Каково было убить того мальчика?

Я поднял взгляд. На его лицо падала тень, волосы скрывали глаза.

— Каково? — переспросил я.

Он кивнул, смотря на воду, словно стараясь разглядеть что-то в глубине.

— Как оно?

— Так просто не расскажешь. — Он застал меня врасплох. Я прикрыл глаза, стараясь вызвать в памяти ту картину. — Кровь пошла сразу, это я помню. Поверить не мог, что ее бывает столько. Голова его раскололась, и чуть-чуть виднелись мозги. — Даже сейчас я ощутил тошноту. — Я запомнил звук, с которым его голова ударилась о камень.

— Он дергался перед смертью? Как звери?

— Я не стоял там и не следил.

Он помолчал. — Отец говорил мне как-то, что надо считать, будто они просто звери. Люди, которых я убиваю.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но не смог. Он же не отрывался от созерцания водной глади.

— Не думаю, что смогу так, — сказал он. Просто как и всегда.

Слова Одиссея отдались у меня в ушах, язык мой онемел. Это хорошо, хотел сказать я. Но что я знал? Мне-то не нужно завоевывать себе бессмертие, я оставался в стороне.

— Все время это вижу перед собой, — тихо сказал он. — Ее смерть. — Я тоже не мог перестать видеть это — густую кровавую струю, ужас и боль в ее глазах.

— Но будет иное, — услышал я свой голос. — Она-то была невинной девушкой. Но другие — воины, с которыми тебе придется сражаться и которые убьют тебя, если ты не ударишь первым.

Он повернулся ко мне, взгляд его отяжелел.

— Но ты сражаться не станешь, даже если они нападут. Тебе это ненавистно. — Если бы это сказал кто-то другой, это прозвучало бы оскорблением.

— Мне не дано умения, — сказал я.

— Не думаю, что это единственная причина.

Его глаза были зелены с коричневым — как лес, и даже в неярком свете я замечал золотистые искорки.

— Может, и не единственная, — ответил я наконец.

— Но ты простишь меня?

Я дотянулся до его руки и взял ее в свою. — Мне нечего тебе прощать. Ты не можешь меня обидеть, — сказано это было очень поспешно, но я вложил в слова всю свою убежденность.

Он посмотрел на наши сплетенные пальцы. Затем его рука выскользнула из моей и метнулась мимо меня так скоро, что я не смог уловить движения. Он встал, и что-то схожее с длинным куском мокрой веревки свисало из его пальцев. Я уставился на него, не понимая.

— Гидра, — сказал Ахилл. Водяная змея. Блекло-серая, плоская голова ее безжизненно свисла. Тело ее, умирая, еще чуть вздрагивало.

Меня охватила противная слабость. Хирон заставил нас запомнить, как они выглядят и где водятся. Серо-коричневые, цвета воды. Легко разозлить. Укус смертелен.

— Я ее даже не видел, — едва смог выговорить я. Он вышвырнул тварь прочь, она упала в водоросли. Он сломал ей шею.

— Тебе и не нужно было, — ответил он. — Ее видел я.

* * *

После того случая ему стало полегче, больше он не мерял шагами палубу, уставясь перед собой. Но я знал, что Ифигения все еще владела им. Нами обоими. Он теперь все время носил с собой копье. Подбрасывал его и ловил, вновь и вновь.

Постепенно весь флот снова собрался вместе. Некоторые плыли вокруг Лесбоса, другие, избравшие самый короткий путь, уже ожидали нас у Сигея, к северо-западу от Трои. Остальные подтянулись, идя вдоль побережья Фракии. Собравшись, мы отправились к Тенедосу, острову напротив широкого троянского побережья. Перекличка передавала от корабля к кораблю приказ Агамемнона — корабли царей будут идти в первом ряду, а другие суда, встав веером, последуют за ними. Пока перестраивались, поднялась сумятица — столкновения корабля с кораблем или же весла одного корабля прошивали борт другого.

Наконец, мы заняли боевой порядок, Диомед был с левого края, а Мерион — с правого. Ударили барабаны, и корабли двинулись вперед, взмах за взмахом весел. Агамемнон отдал приказ идти медленно, держать строй и сохранять полную согласованность. Но царям не улыбалось выполнять чужие приказы, каждый хотел добыть славу ступившего на троянский берег первым. Пот струился по лицам гребцов, которых нещадно подгоняли командиры.

Мы стояли на носу вместе с Фениксом и Автомедоном, наблюдая, как приближается берег. Ахилл лениво подкидывал копье. Гребцы подладились под этот ритм, опуская весла, когда опускалась его рука.

Подойдя ближе, мы могли разглядеть берег — высокие деревья и горы окаймляли зеленовато-бурую землю. Мы обогнали Диомеда и были на корабельный корпус впереди Мериона.

— На берегу люди, — сказал Ахилл. Прищурился. — С оружием.

Прежде чем я успел ответить, на одном из кораблей пропел рог, ему ответили другие. Тревога. Ветер принес отзвуки криков. Мы думали застать троянцев врасплох, но они знали, что мы идем. Они ждали нас.

По всей линии кораблей гребцы опустили весла в воду, замедляя ход. Люди на берегу были, несомненно, воинами, в их одежде были заметны пунцовые цвета Приама. Колесница мчалась вдоль их рядов, взметая за собою песок. На человеке, что стоял в колеснице, был шлем с оперением из конского волоса, и даже издали мы увидели, сколь могуч телом этот человек. Он был велик, не настолько, впрочем, как Аякс или Менелай. Мощь исходила от его осанки, развернутых плеч, прямой линии спины, устремлявшейся к небесам. Он не был изнеженным царевичем винопитий и оргий, как обычно описывали людей с востока. Этот человек словно готовился предстать пред очи богов, каждое движение его было выверенным и точным. Это не мог быть никто иной, кроме Гектора.

Он сошел с колесницы и что-то крикнул своим людям. Мы увидели, как поднялись копья и вздернулись луки. Мы были все еще недосягаемы для их стрел, но с каждым взмахом весел напряжение возрастало, и скрежета якорей слышно не было. По линии кораблей вразнобой полетели крики. Приказов от Агамемнона не было — остановиться ли, не высаживаться пока.

— Мы почти в досягаемости их стрел, — проговорил Ахилл. Он был очень спокоен, но вокруг нас росла суматоха, слышался топот множества ног по палубе.

Я смотрел, как приближается берег. Гектор теперь направился к другой части своего войска. Но вместо него появился другой человек, сотник, по видимому, в кожаных доспехах и шлеме, закрывавшем все лицо, кроме бороды. Когда линия наших кораблей приблизилась, он натянул тетиву своего лука. Тот не был столь велик, как лук Филоктета, но и до берега теперь было ближе. Он поднял лук и приготовился убить первого грека.

Но не успел. Я не заметил движения Ахилла, лишь услышал свист воздуха и его выдох. Копье ушло из его руки и полетело над полосой воды, отделявшей наш корабль от берега. Конечно, это лишь угроза. Ни один копейщик не смог бы метнуть копье на расстояние полета стрелы. Оно упадет на мелководье.