Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность
Шрифт:
– Ни за что. Потерять тебя... эти два дня были самым ужасным, что только со мной случалось.
– О, Хилл, мне так стыдно, - одного только отблеска боли в любимых синих глазах хватило, чтобы она почувствовала себя последней болотной гадостью.
– Шу, родная, ну что ты, - прижимая к себе спрятавшую лицо у него на плече возлюбленную, Хилл покрывал поцелуями заалевшее ушко.
– Шу?
– Я не отпущу тебя больше. Слышишь?
– сердитый шепот и крепко вцепившиеся в него руки возносили его на небеса.
– Слышу. От меня не так просто отделаться.
– Хилл,
– Делать им больше нечего.
– Ты же Мастера убил?
– Ну и что? Никто этого не видел, никто ничего не докажет. И вообще, им и так проблем хватит, без меня.
– Но тогда тебе придется туда вернуться...
– Ещё чего! Обойдутся.
– А как же... Хилл? Посвященные не могут покинуть Гильдию! Ты же... принадлежишь Хиссу...
– Ничего подобного.
– Как это? Ты же Посвященный?
– Да. Шу, любовь моя, - Хилл не переставал удивляться. Вместо того, чтобы выпытывать у него, за каким демоном Мастер продал его и не грозит ли ей самой опасность, она беспокоится о нем.
– Ты ничего не забыла?
– Что я забыла?
– Я твоя собственность.
– Чушь. Какая ты к ширхабу собственность! Не говори ерунды!
– от возмущения она заискрила голубыми молниями.
– Это не ерунда. Я предпочитаю принадлежать тебе, а не Хиссу, - идея о том, как все же можно обвести и Гильдию, и божественного покровителя вокруг пальца, только что пришла ему в голову. И показалась весьма соблазнительной.
– Я отпустила тебя.
– Угу. Так возьми обратно.
– Хилл... зачем? Ты свободен! Даже если считать, что я купила тебя законно, то я же имею право отпустить тебя на свободу?
– Хисс не признает свободы, Шу, - он не особенно разбирался в таких тонкостях, он же не храмовый жрец, но рисковать? Нет уж.
– Но... Хилл, милый, ты не боишься, что я...
– Нет, не боюсь. Шу, я не хочу больше иметь с ним дела. Понимаешь? Мне не нравится убивать. А он требует. Постоянно, - представив себе, что снова окажется перед выбором, Хилл вздрогнул.
– Боги, Шу! Ты единственная, кто не хлопнулся в обморок, услышав слово Призывающий!
– А что, надо было?
– Ну... обычно, стоит намекнуть на то, кем я являюсь, у людей начинаются судороги и медвежья болезнь, - он ухмыльнулся, припомнив Шу её же слова.
– Обойдешься без обмороков.
– Ты просто прелесть, любовь моя. Так я могу послать Тёмного в Ургаш?
– А вот надену на тебя ошейник!
– Шу показала ему язык.
– Да? Ну, попробуй, - подмяв её под себя, он ухватил одной рукой тонкие запястья и поймал губами удивленный вздох. Раздвинул коленом её бедра, второй рукой лаская напрягшийся сосок и ощущая готовую принять его влажность. Он терся о неё всем телом и вторгался языком в нежный рот, дразня и вырывая нетерпеливые стоны.
– Тигренок, ты не слишком дерзок для собственности?
– её голос прерывался, она вся трепетала.
– В самый раз, - Хилл снова завладел её губами, не отпуская до тех пор, пока оба не стали задыхаться.
– Хилл, - она выгибалась и металась под ним.
– Хилл!
– Да, любовь моя, - он вылизывал изгиб
стройной шейки и покусывал розовое ушко.– Ах! Хилл!
– Ты что-то говорила про ошейник?
– А? Хилл, пожалуйста!
– Значит, договорились?
– Да! Хилл!
– Моя госпожа чего-то хочет?
– Я хочу тебя! Сейчас!
– Все, что пожелаешь, любовь моя, Шу, - он застонал, сливаясь с ней в едином движении.
Усталые и счастливые, они лежали рядом, рассматривая отблески огня на потолке. Одну руку закинув за голову, другой Хилл держался за уютно устроившиеся в его ладони пальчики. Весь мир казался светлым и прекрасным, даже Рональд вызывал чувство, похожее на симпатию. Единственным, что нарушало идиллию, была жажда. Вино, сок, вода - все, что угодно. Но сил встать и добраться хотя бы до ванной с краном божественно прохладной воды уже не осталось.
– Шу, милая, - позвал он тихонько, не уверенный в том, что любимая не уснула.
– Ммм?
– она потянулась и зевнула.
– У тебя есть слуги? Или какие-нибудь демоны для помощи по хозяйству? Или кто там прислуживает настоящим колдуньям?
– Зачем тебе?
– Пить хочется.
– А, понятно. По традиции, Тёмным прислуживают рабы. Кажется, где-то здесь был один...
– У меня другие обязанности.
– Ммм... это какие же?
– Ммм... ты ещё не догадалась?
– И все?
– А тебе мало?
– А завтрак в постель?
– Завтрак будет завтра.
– Ленивец. Лорнейского будешь?
– Я все буду.
– Эй, демоны страшные и ужасные, исполняйте повеление имени меня, великой и могучей, - проскрипела она замогильным голосом и состроила рожицу, протягивая руку за послушно выпрыгнувшим из воздуха кувшином. Хилл засмеялся.
– Почему ты не трепещешь, о смертный?
– не выдержав, она расхохоталась и сама. Усевшись с ногами рядышком с любимым, Шу отпила глоток прямо из горлышка.
– Эй, а мне?
– приподнявшись, Хилл потянулся за кувшином.
– Лежа?
– Угу, - вместо 'угу' получилось 'буль-буль'.
– Ленивец и пьяница! Откуда ты свалился на мою голову? Отдай кувшин, я тоже хочу.
– У меня другие достоинства.
– Угу, - на сей раз 'буль-буль' получился у принцессы.
– Эй, хватит! Много пить вредно! Отдай!
– он потянул кувшин на себя и, хохоча, свалился обратно, когда Шу выпустила его из рук.
– Ой, - она смеялась, глядя, как он отряхивается от выплеснувшихся на него капель.
– Тигренок, настоящий Тигренок.
– Не дразнись, - допив оставшееся на донышке, Хилл отставил кувшин на пол и снова растянулся на шкурах.
– Знаешь, я бы сказала спасибо твоему Мастеру, - Шу рассеяно поглаживала светлые пряди.
– За такой чудесный подарок.
– Принеси ему цветы. Правда, я не знаю, какие он любил.
– Жаль, что я с ним не познакомлюсь. Мы бы славно побеседовали...
– Я уже ревную.
– Правильно делаешь, тебе такого не светит.
– Хм... следующий раз сделаем этот вместе? Возможно, я покажу тебе кое-что интересное... как-нибудь.