Песни/Танцы
Шрифт:
В конце концов, я пришел к выводу, что мои размышления не смогут вырвать меня из этой ловушки разума. Всем нам придется погибнуть под маховиками Вселенной, и никто не оценит наш подвиг. Как это ни горько сознавать, это так. Комплекс Кассандры: ты видишь будущее, но не можешь изменить его.
Я включил песню Laibach «Satanic Versus». Короли индастриала наполнили комнату мрачной оккультной музыкой, вещающей о конце времен.
Вскоре вернулась Юля. Она была в халате, на голове сооружен тюрбан из полотенца, под который убраны волосы.
– Что это такое у тебя играет? – спросила она, устраиваясь
– Это Лайбах.
– Что-то чересчур мрачно.
– Зато о многом заставляет задуматься.
– А тебе не надоело думать?
– Надоело.
– Смени тему тогда, а?
– Хорошо.
Я выключил музыку. Вообще. Самая лучшая музыка – это тишина. Не вызывает никаких споров, по крайней мере.
– Может, сходим куда-нибудь? – спросила Юля.
– Куда?
– Да хоть в кино.
– А давай. В кино – так в кино.
– Тогда я сейчас волосы высушу, и пойдем, хорошо?
– Хорошо.
Когда мы вышли из дома, уже стемнело. Окна многоэтажек смотрели в ночь желтыми глазами, буравили наши спины ледяными взглядами. Мы прошли до уже известного мне перекрестка с магазином – там была остановка – и сели на троллейбус, который шел в сторону метро.
В троллейбусе по желанию Юли мы заняли свободные места в конце салона, хотя троллейбус шел полупустой. Когда к нам подошел кондуктор, я заплатил за нас обоих. Кондуктор протянула два билета, один я оставил себе, другой отдал Юле.
– У тебя счастливый? – спросила Юля, разглядывая цифры в своем билете.
Я глянул в билет.
– Нет. Одиннадцать и четырнадцать. Близко, но мимо.
– И у меня. Одиннадцать и тринадцать.
– Кому-то до нас повезло. Буквально за два билета. Было одиннадцать и одиннадцать.
– Считать я умею.
– Ну, ты не переживай.
– Я и не переживаю.
Юля отвернулась к окну. Я проследовал взглядом за ней. За запотевшим стеклом неслись мимо типовые многоэтажки спального района, похожие друг на друга металлические иглы высоковольток, автомобильные стоянки и торговые павильоны. Самовоспроизводящийся мир бесчисленных повторов. Кажется, тут навсегда заканчивалась реальность как таковая: оставались только ее многочисленные копии.
– Мне однажды попался счастливый билетик…
– И что ты с ним сделал?
– Желание загадал и съел, все как положено.
– И желание сбылось?
– Нет, конечно. А вот меня тогда чуть не стошнило, билет к стенке гортани прилип.
– Бедненький.
– Да уж. Потом весь вечер водой отпаивался…
– Нам выходить на следующей остановке.
– Хорошо.
Мы вышли возле большого торгово-развлекательного комплекса, Юля сказала мне название, но я не запомнил. Он как две капли воды походил на все другие торгово-развлекательные комплексы, расположенные по всему городу. Мир повторов, мир вторичности…
Войдя внутрь комплекса, мы поднялись на лифте на последний этаж, где располагался кинотеатр. Тщательно изучив демонстрируемый репертуар, я пришел к выводу, что ничего стоящего сегодня посмотреть не доведется. Похожие друг на друга американские боевики, один триллер и, в качестве изюминки для гурманов с несколько извращенным вкусом, комедия отечественного производства, сделанная опять же по голливудским лекалам.
Когда-то
искусству кинематографа пророчили ни много ни мало – навсегда изменить мир. Но, к несчастью, в мире повторов кинематограф оказался обречен дублировать самого себя, не меняя мир, а лишь копируя его, пусть и в самых разнообразных формах.В итоге выбор фильма я отдал на откуп Юле. Она выбрала шпионский боевик, действие которого разворачивается в Европе. Мы купили билеты, до сеанса оставалось еще полчаса. Я предложил пойти в бар, Юля согласилась.
Мы взяли по бокалу пива и сели за столик. Юля закурила.
– Ты вообще что обычно делаешь по выходным? – спросила она меня.
– Обычно просыпаюсь у красивых девушек дома и делаю то, что предложат они, – улыбнулся я в ответ.
– Я серьезно. Ты же тоже не местный, значит, друзей-знакомых у тебя тут немного.
– Наоборот – куча. Я же здесь учился.
– А-а-а. Я не подумала. Так что делаешь?
– Да ничего особенного не делаю. Все зависит от того, как окончилась пятница.
– Понятно. Мне вот скучно по выходным бывает, дома сижу, пообщаться не с кем.
– У тебя же интернет есть.
– Это не то. Мне не хватает живого общения.
– Понятно. Ну, сейчас ты со мной общаешься – я компенсирую эту нехватку.
– Ага.
Мы помолчали, сделали по глотку пива. Не люблю я эти задушевные разговоры. На самом деле общение – это абсолютная фикция, чем меньше слов мы говорим, тем больше нас остается нам самим же. Иной раз хочется не то что идти навстречу людям, наоборот – бежать от них стремглав. Поэтому, на мой взгляд, Юле стоит дорожить своим одиночеством.
Тем более что я понимаю, куда она клонит. Но отношения с Юлей мне не нужны. Секс – возможно, но не более того. Мне нравится Марина. Наверное, с ней можно было бы попытаться…
Хотя даже с Мариной я не всегда знаю, о чем говорить. У нас разные интересы. И мое отношение к этому миру редко понятно женщинам. К тому же любая женщина – это дополнительные заботы, которые мне не особо нужны. Так или иначе, я вполне самодостаточен.
– Почему ты выбрала этот фильм? – перевел я тему.
– Мне показалось, что он интересный.
– Скорее всего, очередная эпическая история про американского супергероя.
– Возможно. Ты мог предложить другой фильм, если мой выбор тебе не понравился.
– Я не говорил, что он мне не понравился. Я просто предположил, что фильм достаточно предсказуемый.
– Это мы скоро увидим.
– Да, конечно. Вообще не бери в голову. Нормальный фильм, должно быть.
В молчании мы допили пиво. В это время как раз начали запускать в зрительный зал. Покончив с пивом, мы перекурили и пошли занимать места.
Следующие полтора часа можно смело выкинуть из жизни. Фильм, как я и предполагал, оказался так себе. По сюжету один шпион становится обладателем секретной технологии, прячет образец где-то в Милане, а потом теряет память. Другой шпион – сногсшибательная брюнетка – должна в итоге отыскать и первого шпиона, и образец. Параллельно свои поиски секретной технологии проводят еще целая куча заинтересованных сторон: начиная с Коза Ностра и заканчивая русскими спецслужбами. Сказать по правде, где-то на середине я благополучно заснул.