Песня для Корби

Ник не ответил. Он странным, пристальным и одновременно рассеянным взглядом скользил по настенным граффити. Корби подумал, что с ним что-то не в порядке, но спросить не успел.

– Сюда, - позвал Комар.

Он толкнул одну из дверей, и четверо подростков оказались в маленьком зале. Его стены и потолок были закрыты металлическими сетками, из-под которых торчала дранка звукоизоляции, по углам висели серые кубы колонок. Горели красноватые лампы. В их свете сверкала сталью и бронзой ударная установка. На составленных вместе стульях светился огоньками запутавшийся в проводах микшерный пульт.

В центре помещения на коленях стоял огромный парень с чуть ли не полуметровым зеленым хайром над головой и возился, выстраивая гирлянду из гитарных педалей. В кресле рядом с микшерным пультом сидел мальчишка с дредами. Он помахал вошедшим рукой. Комар к нему подошел.

– Это кто?
– спросил мальчишка.

– Они не будут арендовать инструменты, - ответил Комар.
– Мы просто посидим, хорошо?

– Лады, - согласился мальчишка.
– Добро. Чувствуйте себя как дома.

***

Комар вывел Корби и его друзей обратно в коридор. Они пошли назад, потом повернули в какую-то другую сторону.

– А он кто?
– поинтересовался Корби.

– Этого чела зовут Главный, - ответил Комар.
– Он как бы никто, но об аренде инструментов договариваются с ним.

Он провел друзей в пустую комнату. У стены стоял стол, на нем горела настольная лампа. В круг ее света попадала мятая ученическая тетрадь, обрывок гитарной струны, пачка сигарет и пустая бутылка из-под пива. Дальше начинался полумрак, в котором угадывались очертания ударной установки.

– Вот здесь я и музицирую, - как бы отвечая на невысказанный вопрос, сообщил Комар.
– На этих двух крошках.

Он показал в угол, справа от входа в комнату. Там на подставках стояли две гитары. Ник присел на корточки рядом с ними. Его лицо скрывала полутьма.

– Там за барабанами пиво, - добавил Комар.
– Можете брать.

– Хорошо, - согласился Корби. Он запрокинул голову и посмотрел вверх. Здесь был высокий потолок, под которым шли какие-то трубы и технические перекрытия.

– А можно посидеть за установкой?
– спросил Ара.

– Да, вперед, - ответил Комар.
– Она все равно говенная. Ею здесь почти никто не пользуется.

Он плюхнулся в большое раздолбанное кресло, открыл рюкзак Ары и начал придирчиво изучать свою одежду. Корби медленно двинулся вдоль стены. Она была затянута драпом, под которым угадывалась металлическая сетка, такая же, как и в зале, где был Главный.

Ник прижал, а потом отпустил струны гитары. Та еле слышно тренькнула. Корби охватило странное чувство, что он уже был здесь, чувствовал эту душную смесь запахов, видел этот свет, эти стены с рисунками, эти инструменты. У него начала слабо болеть голова. Он подумал, что это от духоты и усталости, но больше всего от того, что он не знает, что делать дальше. Он обернулся и осторожно взглянул на своих друзей.

Ара сидел за ударной установкой, но не барабанил. Лицо Ника тонуло в полумраке, только блестели глаза. Он со странным вниманием рассматривал гитары. Одна была красная с треугольной декой, другая - черная с обтекаемой декой, изгибающейся у основания грифа двумя вершинами-полумесяцами. Под струны на ее гриф кто-то наклеил вырезанные из бумаги желтые осенние листочки.

Корби поймал себя на том, что вместе со слабой головной болью к нему в голову пришел странный туман. "Надо сосредоточиться, - через силу подумал он.
– Скоро они спросят меня о том, что мы будем делать дальше. И что я им отвечу?".

Из задумчивости его вывел нервный возглас Комара.

– Чья это кровь?
– поинтересовался тот.

Корби обернулся. На лице Комара застыла брезгливая гримаса. Двумя пальцами он держал окровавленный Анин нож.

– Моя, - ответил Корби.

– Ага, - нервно усмехнулся Комар.
– Судя по виду ножа, она вытекла вся, и я говорю с призраком.

– Я порезал только пальцы на руке, - возразил Корби. Он показал Комару тыльную сторону своей ладони. Через подушечки его пальцев шла кривая полоса запекшейся крови.

– Естественное следствие ношения ножа в кармане лезвием вверх, - добавил Корби.
– Извини, если испачкал твои джинсы.

– Почти не испачкал, - сказал Комар.

– Ты ходил с ножом?
– спросил Ара.

– Да, - подтвердил Корби.
– Какое-то время мне казалось, что он может понадобиться.

– Ты думал, что тебя прирежут, как твоего дедушку?
– уточнил Комар.

– И это тоже.

– Знаешь, я думал, что ты не приедешь, - сказал Комар.
– Я даже был в этом уверен.

Он нервно покачивал в руке один из своих кроссовок.

– И знаешь что еще?
– поинтересовался он.

Корби сел за стол напротив него. Он чувствовал, как Ара и Ник слушают их разговор.

– Нет, - признался он.

– Мне было довольно спокойно, - сообщил Комар.
– В смысле, я не парился. Сказал себе, что никогда не увижу свои гребаные вещи и никогда не увижу этого гребаного засранца, и мне стало спокойно.

Корби молчал. Комар бросил кроссовок на пол. Звук падения вышел глухим и слабым, потонул в ватной тишине звукопоглощающих стен.

– А теперь, - сказал Комар, - выходит, что мы все еще друзья, раз ты вернул мне мои шмотки. Ты ходил с окровавленным ножом в моем кармане. И я начинаю париться.

– Ты знаешь обо всем, что случилось, - ответил Корби.
– Погиб мой одноклассник. Его убили какие-то люди. А мы трое это видели.

Он обернулся и показал на своих друзей.

– Потом убили моего деда, - добавил Корби.
– Это главные вещи.

– А Ане утром ты сказал другое, - напомнил Комар.
– Про похищение, про сумасшедшего психиатра.

Корби стянул с головы кепку и бросил ее на стол. Алая прядь высвободилась и упала на лоб.

– Все это связано, - сказал он.
– В ночь после смерти Андрея у меня поехала крыша. Дед нанял черного психиатра, и они не дали мне покончить с собой.

Ара тихо зазвенел тарелкой. Корби вдруг осознал, что черный брат до сих пор ничего не знал об этом.

– Потом я сбежал из отделения, - продолжал он.
– Думал, что найду способ убить себя, когда никто не будет мне мешать. Но меня похитил сумасшедший отец погибшего мальчика.