Песня для Корби

– Мне кажется, я знаю вот этого, - договорил отец Андрея.
– Это сотрудник полиции, который все время досаждал нашему следователю.

Он коснулся пальцем фигурки самого старшего из преследователей.

– Что?
– спросил Ара.
– Лейтенант Белкин?

Ник развернул последнюю страницу. Андрея на ней не было. На одной стороне разворота дымилась разбитая машина с капотом, забрызганным кровью. На другой - подросток, указанный отцом Андрея, склонялся над сбитым товарищем и щупал его пульс.

– Лицо действительно похоже, - признал Ник.

– Это же машина родителей Корби, - перебил его Комар.

– Покажи, - наклонилась ближе Аня.

Корби закрыл глаза. Он почти не слышал их слов. "Андрей мог умереть на четыре года раньше, - подумал он, - но вместо него умерли мои отец и мать".

Корби вспомнил, как утром, три дня назад, они спускались вниз по лестничной клетке от квартиры "Зеленых Созданий", и Андрей начал что-то говорить про судьбу, а он его перебил. "Все было бы по-другому, если бы я дал себе труд его дослушать", - подумал Корби.

– Здесь что-то еще, - сказала Алеся, - кроме картинок.

Она наклонилась и сняла последние листки со дна чемодана. Под ними, сверкая золотом и серебром, лежал DVD-диск.

Часть пятая

ОГОНЬ В НЕБЕ

Я люблю тебя, друг,

Я люблю тебя, друг,

Я люблю тебя, потому что ты - это ты.

Но ты должен спасти нас, друг.

Джим Моррисон

Глава 29. Выбор.

Корби сидел как оглушенный. Вокруг постепенно разгорался спор.

– Раз мы знаем одного из убийц, - говорил Ара, - надо срочно звонить в полицию.

– Во-первых, он не убийца, - возражал Ник.
– Его не было в школе. Во-вторых, как мы можем звонить в полицию, если он сам работает в полиции?

Отец Андрея достал свой сотовый.

– Отнимите у него телефон, - потребовал Ара.
– Он же сейчас снова прикажет кого-нибудь убить без разбора.

Ник и Алекс подошли к Токомину. Казалось, что сейчас снова начнется драка, но в этот момент из гостиной донесся усиленный динамиками домашнего кинотеатра голос Андрея.

– Привет, - сказал он.
– Есть два варианта: либо я погиб, либо все настолько изменилось, что я сам достал этот диск из своего чемодана, чтобы показать его вам.

Несколько мгновений он молчал, потом добавил:

– Но это вряд ли.

Он замолчал, и в комнате тоже наступила тишина. Было слышно только какой-то фоновый звук, похожий на шум ветра. Токомин сам опустил свой мобильник обратно в карман и быстрыми шагами вышел из комнаты Андрея.

Корби, как зачарованный, поднялся с кровати и пошел за ним.

Когда он вышел в гостиную, Аня и Алеся, разбираясь с пультом, стояли перед телевизором. На экране было небо. Камера слегка дрожала в руке оператора, и вместе с ней слегка дрожали растворившиеся в беспредельной вышине легкие перистые облака.

– Я многое должен объяснить, но не знаю, как, - продолжал Андрей.
– Почти никто мне не верит. А те, кто поверил, хотят меня уничтожить.

Голос стих, остался только звук ветра. Камера медленно опустилась, и стало видно землю. Шаровидные кроны ив над маленькой речушкой, яблони, цинкованные крыши дач, а за ними, до самого горизонта, темно-зеленый массив леса.

У Корби перехватило дыхание. Он вдруг понял, откуда ведется съемка. Это была крыша их школы. Это был их ручей, только показанный сверху, с высоты птичьего полета. Поворачивая камеру, оператор пошел вдоль края крыши. В кадре появился мостик, продолжение ручья, далекие поля, потом жилая многоэтажка. Камера снова поднялась вверх и показала солнце, плавящееся над верхним углом здания. Все утонуло в свете, и мгновение на экране телевизора был только белый прямоугольник.

А потом из сияния снова выплыло небо, только уже другое, и под другим небом было другое солнце. Камера нырнула вниз и показала крыши соседних домов, маленький двор, разгороженный на две части, и стену с лицами музыкантов-самоубийц.

– Почти в каждом здании, где я бывал, я находил выход на крышу, - сказал Андрей. Его голос перекрывали шум ветра и мерный гул города с его ревом двигателей, шорохом шин, гудками. Он повернул камеру, и в кадре появилось его лицо. Ветер трепал светлые волосы. В больших, странных, солнечных глазах подростка отражалось небо. Он был очень бледен, и от этого его губы казались особенно яркими.

– Мама, я надеюсь, что ты здесь, слушаешь меня, - сказал он.
– У тебя было столько проблем из-за меня. Ты потеряла семью, которую берегла. Потом были все эти бесполезные врачи. А я стал хулиганом, рисовал на стенах и залезал на крыши.

Маргарита пыталась рукой зажать рот, но из-под ее ладони все равно вырывались жалобные всхлипы. Наконец, она оторвала руку от лица и закричала: "Не могу! Не могу! Хватит! Перестань!", - а потом скорчилась в кресле и заплакала в голос.

Андрей продолжал говорить.

– Мама, - снова обратился он, - мне кажется, ты часто думала, будто я делаю это специально, чтобы мучить тебя. Это не так.

Он сбился. Его лицо исказилось.

– Мне самому очень больно, - сказал он.
– Во мне живет зло. Я не просто так все это делаю. Я рисую, чтобы не сойти с ума. Я поднимаюсь вверх, потому что там он теряет силу. Я поднимаюсь, чтобы освободиться от него.

Андрей опустил взгляд и долго смотрел мимо камеры.

– Мама, я хочу, чтобы ты перестала ненавидеть отца, - пожелал он.
– Я хочу, чтобы ты перестала думать, что я его ненавижу. Это давно не так. Он бывал неправ, как и все мы. Как и все мы, в этой истории он - жертва.

Андрей перевел дыхание.

– И самое главное, - закончил он.
– Мама, если я умер, я хочу, чтобы ты жила. Я тебя люблю.

Его голос дрогнул. Он снова навел камеру на солнце, и все снова утонуло в белом свете. Несколько мгновений тишину нарушал только плач Маргариты. Потом из света появилось солнце, и оно опять было другим - алым, заходящим. Оно висело над самым горизонтом, а под ним был бескрайний город.

– Это вид из Москва-Сити, - тихо заметил Алекс.

– Да, - шепотом согласился Корби.

– Папа, - позвал Андрей, - я надеюсь, что ты здесь. Прошу у тебя прощения. Я пытался заставить тебя меня убить. Это было жестоко. Не представляю, какой была бы твоя жизнь, если бы тебе это удалось.

– Что?
– спросила Маргарита.

Корби взглянул на отца Андрея. Тот стоял за креслом бывшей жены. Его бледное лицо застыло.

– Папа, - продолжал Андрей, - ты должен знать, что ты ни в чем не виноват и никому ничего не должен. Пожалуйста, не мучай себя и других.