Песня для Корби
Шрифт:
– На чем я остановился?
– Отец твоего одноклассника – богатый перец. Имеет какое-то отношению к небоскребу.
– Да. У него личная служба охраны. Они поймали меня, отвезли к этому небоскребу, подняли на верхний этаж и угрожали сбросить с крыши, если я не расскажу, кто убил его сына. Но я не знал. – Корби потер лоб, отбросил прядь. – Отец Андрея оставил меня на крыше и сказал, что едет ловить моих друзей. Меня спас сумасшедший чувак, который поднимался на параплане с крыши соседнего небоскреба. Он прилетел и дал мне парашют, чтобы я мог спрыгнуть на землю.
– И потом тебя тащило за грузовиком? – спросил Ара.
–
Комар кивнул.
– Ты приехал обхитрить жильцов из своей старой квартиры, но они обхитрили тебя. Ты упал в обморок, и мы принесли тебя в Анину квартиру. Ты очнулся на следующий день, а через час стало известно, что у нас в подъезде порешили твоего деда.
– Потом я заново собрал банду. И мы убежали от полицейских, которые очень хотели с нами поговорить. Здесь дело еще в том, что после смерти Андрея я стрелял в его убийц из пистолета, который украл у деда. С тех пор у меня проблемы с законом. Дед меня почти отмазал, но теперь его нет.
– Ты стрелял в его убийц? Ты раньше ничего про это не говорил.
– Стрелял. Мог задержать их и сдать в полицию, но испугался, что будут проблемы из-за пистолета деда, и отпустил.
– Корби, хорошо, что ты сейчас все это рассказал, все вместе, – сказал Ара. – Ты знаешь, что нам делать дальше?
– Нет, – честно ответил Корби.
Комар взял карточку Андрея и повертел ее в пальцах.
– Это типа все, что у вас есть?
– В каком смысле? – не понял Корби.
– Ты знаешь, кого, когда и как. Но не знаешь, кто и за что. Нормальная детективная ситуация. Я люблю детективы.
– Думаешь, мы можем найти преступников?
– Если это все, что у вас есть, то не можете. Но если сложить это с другими составляющими, возможно, картинка сложится. – Комар вернул карточку в центр светового круга. – Ты говорил, его столкнули с крыши.
– Да.
– С какой?
– Нашей школы, – ответил Ара. – Мы стояли внизу и все видели. Он бросил нам эту карточку. Я ее поймал.
– Еще он что-то кричал, – вспомнил Корби. – «Корби, ты должен…» – начал он, а закончить не успел.
– Это было позавчера, – прикинул Комар. – Выходной день. Лето. В школе ни души.
– Верно, – сказал Ара. – А ты умный. Но что это дает?
– В школе ни души. Как он оказался на крыше?
Ара и Корби переглянулись.
– Это первый большой вопрос.
– Понятия не имею, – признал Корби.
– Что вы вообще о нем знаете? Что он делал и говорил в день своей смерти?
– С ним больше всего общался Ник. Но даже он поверхностно.
– И еще, какую часть происшедшего вы не видели? Я бы сказал, что это три маленьких вопроса, без которых не решить один большой.
– Мы видели все, кроме того, как он вошел в школу, – сказал Ара.
– Значит, вопрос о крыше равен вопросу о том, чего вы не видели. – Комар ухмыльнулся. – Приятно строить из себя сыщика.
Корби тяжело вздохнул. «Ник, – вдруг ясно осознал он, – все вопросы Комара как будто заданы ему. Он знал Андрея. Он управлял вертолетом, а значит, имел самый подробный обзор. И он единственный был у тела Андрея». Он ощутил укол тревоги. Ник говорил про свою странную растерянность, забвение и даже безумие. Вдруг Андрей умирал медленно? Вдруг он договорил свою фразу насчет того, что Корби должен? Вдруг он сделал что-то, или при нем было что-то? Все это мог знать только Ник.
– Что-то Ника долго
нет, – нервно заметил он.– Это не так уж плохо, – ответил Комар. Внезапно его лицо изменило выражение. Корби проследил за его взглядом и увидел, что в дверях комнаты стоит охранник.
– Пиво вижу, а музыки не слышу.
– Ударник в туалет вышел, – мигом нашелся Комар. – Сейчас вернется, и будем играть.
– Что ты мне лапшу вешаешь? Они вообще не музыканты, просто твои друганы со двора.
– Ничего подобного, – возмущенно заявил Комар.
– Тогда пусть сыграют.
Комар лихорадочно облизнул губы.
– Да вот он сейчас сыграет. – Он кивнул на Корби. Корби попытался выражением лица показать ему, что это плохая идея. – Вон на той, на черной. Она включена.
Громила фыркнул.
– Ты хоть знаешь, с какой стороны ее держать?
– Да, пару раз в кино видел, – отшутился Корби.
– У него особенный стиль, – сказал Комар. – А руки неправильно ставят почти все. Я вот неправильно ставлю руки, и что?
Охранник ухмыльнулся.
– Если он три аккорда сыграет, я уйду. Слово даю. Только он не сыграет. А ты, пока я на работе, сюда больше не войдешь.
Корби осторожно снял гитару с подставки. Гриф был теплым, струны, наоборот, казались холодными и жесткими, пружинили под пальцами.
– Ремень через плечо перекинь, – подсказал охранник.
– Да за кого вы его держите? – Корби отстраненно подумал, что за все эти годы у Комара не исчезла привычка идти до конца даже в самом безнадежном деле.
– Что, парень, пас?
Корби медлил. Он чувствовал вес гитары в своих руках, гладь ее лакированной поверхности, видел шнур, идущий вдоль стены к другому углу комнаты, где стояли черные блоки комбиков.
– Нет, – сказал он. Собственный голос показался ему глухим и странным. У него появилось чувство, будто он падает навзничь, даже пришлось сделать шаг назад. Но он не падал, а уверенно стоял на ногах. Он перекинул ремень гитары через голову и поставил руки на струны. Улыбка охранника застыла, а потом начала таять. Ремень был широким и потертым, удобно лежал на плече. Корби тронул струну и услышал, как у него за спиной загудел, завибрировал динамик комбика. Последнее, что он успел увидеть, было удивленное лицо Ары, повернувшегося к нему на своем стуле у стола. А потом темнота комнаты исчезла, и сквозь нее проступила другая темнота – темнота ночного неба.
Глава 26
ДОМ МРАКА
Корби оказался в безграничном пространстве расчерченной огнями темноты. Он стоял на сцене, бесконечной линией уходившей налево и направо. Такой же бесконечной линией тянулись вдоль нее софиты, холмики суфлерских рубок, ударные установки. Бесконечной была и толпа зрителей. Люди стояли тихо: ни шороха, ни дыхания, ни слова – неподвижные лица, ожившие маски, воплотившиеся мертвые монстры с рисунков на стенах клуба. Каждый и каждая могли бы стать песней. Все вместе они огромный черный клад. Откуда-то Корби помнил их, откуда-то знал. Он почувствовал, как перебирает струны. Его охватил ужас. Не он двигал своей рукой, но он понимал, какую музыку играет. Он играл гипнотическую мелодию, которая вбирала в себя весь калейдоскоп страданий и смертей, все бесконечное множество историй о падении и гибели. Он играл мелодию масок.