Песня горна

* * *

Когда Володька – бледный, с большущими синяками под глазами, но улыбающийся – привстал на кровати навстречу вошедшему Денису, то Третьяков-младший вдруг ощутил какой-то странный спазм. И поспешил деловито осмотреть хибару, задержал взгляд на старухе, равнодушно что-то ворочавшей у открытого огня-очага, и только потом кивнул Володьке, приближаясь и садясь на край постели:

– Привет, – и почему-то страшно смутился.

– Привет, – Володька лёг поудобнее. Его глаза – живые, хотя и замученные болезнью – разглядывали Дениса, словно какое-то чудо.

– Ты чего так смотришь? – Денис смутился ещё сильней. – Я вот тут тебе принёс… – Он выложил на кровать пакет, хотел открыть, но замер – пальцы Володьки легли на его запястье.

– А мне снилось… – Володька всё ещё слабо, но живо улыбнулся и потискал одеяло пальцами. – Что когда я совсем болел… умирал… ты пришёл и долго-долго сидел… прямо вот тут… – Мальчишка указал подбородком на край кровати. – А ОНА, – голос мальчика стал опасливо-тихим, он покосился в угол, – вон там стояла… Так страшно было… она всё ближе и ближе подходила… – В глазах мальчишки плеснулся тот, прошлый ужас. Денис успокаивающе положил руку ему на локоть, и Володька вцепился в неё и облегчённо вздохнул: – А тут я вижу – ОНА тебя боится… Сразу в угол – прыг! И только зубами заскрежетала… А мне сразу так спокойно-спокойно стало, что ты рядом сидишь… И за тобой много, очень много людей. И лица у всех добрые… и свет от них идёт, а ещё музыка такая… красивая… Жаль, что только снилось.. Денис… знаешь… я, когда темно было, часто к вашему дому приходил… стоял и… и смотрел… – Денис поражённо вспомнил так раздражавшие и настораживавшие непонятные взгляды из темноты, а Володька выпустил руку старшего мальчишки и без обиды, спокойно сказал – по-взрослому: – Я же понимаю. Кто ты и кто я.

– Ничего ты не понимаешь, – возразил Денис ласково. И чуть повернул голову: – Эй! Я забираю его!

– Куда? – равнодушно спросила старуха.

– К людям, – отрезал Денис и поднял Володьку. Тот окаменел… а потом доверчиво обхватил шею Дениса руками и прижался к нему, уткнул нос в Дениса. Алые концы галстука легли на грудь мальчика. Володька ничего не спрашивал, только сопел в шею Третьякову-младшему.

Денис вышел, по дороге пинком опрокинув табурет. Глубоко вдохнул сыроватый воздух.

И зашагал по грязной улице, неся на руках Володьку.

Глава 5 Это наш дом

Валерия Вадимовна подходила к дому рано, вопреки обычному – и, так же вопреки обычному, не одна, а вместе с мужем.

Когда Борис Игоревич Третьяков как ни в чём не бывало, словно делал это ежевечерне, встретил жену около новенькой больницы и без слов подал ей руку кренделем со словами: «Разрешите-ка пройтиться?» – та даже слегка опешила.

– Борь, ты чего?

– Да ничего, – пожал плечами штабс-капитан. – А что, мне уже родную жену нельзя встретить? Напомню, кстати, что ты – моё движимое имущество.

– Да-а-а-а?! – восхитилась Валерия Вадимовна. И предложила: – Ну давай.

– Что? – уточнил Третьяков-старший.

– Двигай меня. – Женщина всем своим видом изобразила счастливое ожидание.

– Да запросто, – пожал плечами Борис Игоревич.

Возмущённый визг-вопль Валерии Вадимовны, внезапно оказавшейся на руках у невозмутимого штабс-капитана, заставил повыскакивать из больницы не только немногочисленный персонал, но и практически всех пациентов. У некоторых в руках было «чего потяжельше», а у сторожа, выбежавшего из-за угла здания, – «Сайга». На его лице вообще была написана неумолимая суровость.

– Жену домой несу, – пояснил Борис Игоревич мгновенно онемевшей при виде происходящего немалой толпе. – Умаялась, сил нет.

В народе уважительно и сочувственно началась процедура массового кивания…

…Когда метров через сто штабс-капитан попытался поставить благоверную на твёрдую землю, та прочней ухватилась за супруга и с недовольной претензией поинтересовалась:

– И это всё, что ли? Я так не играю! Раньше ты меня дальше носил. Помнишь, как вы с Гарькой Копцевым на спор…

– Ты ещё мамонтов вспомни. – Борис Игоревич, наконец, сумел утвердить жену на её собственных ногах. – Гарь на плечах лёгкий танк может унести, а я вспотел… – И промакнул лоб платком. – Однако тяжёлая ты стала! – возмутился он вдруг.

– Это всё – груз проблем, – призналась Валерия Вадимовна, с явным удовольствием цепляясь за руку мужа. – И, между прочим, я из-за тебя сбежала с боевого поста раньше времени.

– Шесть часов почти, сейчас темнеть начнёт, – напомнил Третьяков и вдруг грустно добавил: – А в Петрограде сейчас уже снег…

– Скучаешь? – Она потёрлась щекой о плечо мужа.

– Временами… Денису хорошо. Они в этом возрасте мобильные, как водомерка. По-моему, он даже по Войко своему не скучает… Некогда ему.

– Давай в выходные съездим на перевал, к Бойцовым? – предложила Валерия Вадимовна. – Закажем столик, посидим, друг на друга хоть посмотрим.

– Хорошая идея! – взбодрился Борис Игоревич. – Точно. Поедем, и никого с собой не возьмём. И так от детей не протолкнуться.

– Да, топить бы их всех сразу после рождения, – подтвердила Валерия Вадимовна и погрустнела. Тогда муж прочней подхватил её под руку и галантно осведомился:

– Не хотица ли пройтица,Там, где карусель вертица,Лепестричество сверкаетИ фонтанчик шпандыряет?..

Помнишь?

– Да ну тебя, – Валерия Вадимовна невольно улыбнулась. Борис Игоревич пожал плечами:

– Не хотица? Как хотица.Я и сам могу пройтица,Там, где карусель вертица,Лепестричество сверкаетИ фонтанчик шпандыряет…

– Вечер добрый, Ольга Ивановна! – весело поздоровалась Третьякова, входя в прихожую, пока муж прикрывал дверь перед самым носом Презика, который почему-то очень активно совался в дом, чего обычно не делал. – Головорезы дома?

– Олег-то мой в школе, с пионерами, а Денис спит, – Ольга Ивановна махнула руками на возмутившуюся было Третьякову. – Да пусть! Вот ведь и не видите даже, а он уж месяц недосыпает, за завтраком тарелку носом клюёт. Я и к телефону не звала его, а то названивают, названивают… совести у людей нет! – раздражённо и возмущённо определила женщина. – Трубку сразу кладу – и всё. Только казачке этой объяснила, что и как… уж больно он с ней ласково говорит всегда…

– Вообще-то ужин уже, – заметил, устало снимая форменные туфли, Борис Игоревич. – А сыне непутёвый небось сразу после школы завалился… Ольга Ивановна, – вдруг всмотрелся он. – А что-то вы какая-то не такая?

– Чего я не такая? – откровенно смутилась женщина.

– Валерка, – замогильным голосом проронил штабс-капитан, беря жену за плечи и приваливая к себе, – крепись. Наш сын что-то взорвал. Или поджёг. Или ещё чище, но у меня воображение отказывает.

– Да ну вас! – рассердилась Ольга Ивановна. – Дело-то серьёзное! Пошли, поглядите! Пошли, пошли, чего стоять-то?!.

…В комнате мальчишек было открыто окно, и лёгкий тягучий ветерок, тёплый и сырой, шевелил на столе страницы и листки. Было ещё достаточно светло, и Третьяковы переглянулись удивлённо – Денис спал на кровати Олега, прямо поверх покрывала. Борис Игоревич чуть нахмурился. Взглянул на жену. Та покачала головой: ей, опытнейшему врачу-практику, не составляло труда увидеть сразу, что сын спит так, как спят насмерть усталые люди – каменно, неподвижно, видимо, даже ни разу не поменяв позу с того момента, как лёг.