Песня Обманщика

— Зачем ты здесь? — спросил я.

Один устремил на меня свой одинокий бледный глаз.

— У нас возникла проблема.

Я прищурился. Кроваво-красные губы Ангрбоды вспыхнули в моей памяти, ухмыляясь над бледным изгибом ее обнаженной груди.

— Дочь Тьяцци, — догадался я.

Один кивнул.

— Ее зовут…

— Скади, — закончил я. — Она собирает армию?

Губы Одина сжались в тонкую белую линию. Не очень хороший знак.

— Тебе лучше пойти со мной, — сказал он.

Я повернулся к Сигюн. Ее каштановые волосы беспорядочным клубком рассыпались вокруг затуманенного сном лица. Мне пришло в голову, что если бы не мое вторжение в ее жизнь, она провела бы ночь в своей собственной постели. И она бы не проснулась на рассвете от того, что Один практически вынес ее дверь.

Казалось, мне нужно было многое ей сказать, и не в последнюю очередь это было предупреждение о том, что в ее доме теперь есть еще две комнаты, но я не знал, с чего начать. Она встретила мой взгляд с мягкой, сонной улыбкой.

— Будь осторожен, — прошептала Сигюн.

Это было то же самое, что она сказала перед тем, как я отправился спасать Идунну. И снова я не смог придумать подходящего ответа. Я, молча, кивнул ей и взял Одина за руку, позволив ему тащить меня через эфир. 

***

— Черт, — выплюнул я.

Мы с Одином жались от холода на утесе, откуда открывался вид на военный лагерь Скади. Мы были переодеты двумя старыми нищенками. Это была не самая удобная маскировка в мире. И ничто в открывшейся передо мной панораме не заставляло меня чувствовать себя лучше.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как Тьяцци погиб в огне внутри стен Асгарда, а Скади уже успела собрать более сотни солдат. Но еще хуже были огромные размеры лагеря. Существующие войска занимали менее четверти пространства, которое было расчищено и организовано в тесные военные квадраты.

— Сколько легионов присягнуло на верность Тьяцци? — прошептал я. Казалось маловероятным, что нас подслушают, но воспоминания о шпионаже вокруг огромного военного лагеря, заставили меня шептать.

Один рассмеялся. Это прозвучало горько.

— Сколько золота находится в сейфе Тьяцци?

Какое-то время я размышлял об этом. Это было очень плохо. Асы и Ваны Асгарда — сильные воины, но если армии Йотунхейма объединятся против нас, это будет адская битва. Это не будет разгром, но это будет долгий, кровавый конфликт, и обе стороны будут уничтожены.

По крайней мере, до сих пор армия Йотунхейма не вызывала беспокойства. Никто не хотел, чтобы война обречена была закончиться в тупике смерти и разрушения. Ни Йотунхейм, ни Асгард не предлагали другой стороне достаточно того, что стоило бы завоевать, и ни у одной из сторон не было ни явного преимущества, ни достаточной мотивации.

Смерть Тьяцци все изменила. Месть была мотивацией, и золото Тьяцци купило бы значительное преимущество. Я никогда не встречался с дочерью Тьяцци, Скади, но любую женщину, готовую бросить вызов угнетающе сексистской иерархии Йотунхейма и поднять свою собственную армию, нельзя было недооценивать. Я снова подумал об Ангрбоде, потом с трудом проглотил подступившую к горлу желчь.

— Нам нужно попасть внутрь, — сказал Один. — Нам нужно кого-то обратить.

Я рассеянно почесал голову. Вши были всего лишь иллюзией, но голова все равно зудела.

— А кто стоит за нее горой?

Один хмыкнул.

— Вот это тебе и нужно будет выяснить. Я предлагаю тебе переодеться шлюхой.

Я с отвращением сплюнул. Шлюха для группы отвратительных солдат?

— Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

Один ничего не ответил. Мне пришлось напомнить себе, что он действительно любит солдат. Черное платье и бледная грудь Ангрбоды снова всплыли в моей памяти, и мне показалось, что горло сдавило.

— Мы могли бы откупиться от Скади, — сказал я, ненавидя себя за то, что предложил идею Ангрбоды. — Мы могли бы ей предложить, я не знаю… мужа.

Один хлопнул себя по затылку.

— Возможно. Но не сейчас, пока у нее есть армия, а у нас ничего нет.

Он повернулся ко мне лицом. Независимо от того, какую иллюзию Один носил, у него всегда были одни и те же смущающие, нестареющие голубые глаза. Такие глаза, которые смотрят прямо внутрь тебя.

— Обрати одного из генералов, — сказал Один. — Делай все, что нужно. Найди ее уязвимое месть, где мы сможем напасть. Тогда мы будем вести переговоры.

Что-то темное и холодное поднялось во мне. Значит, вот так. Предательство и хитрость, стратегии и война. Теперь это была вся моя жизнь, протянувшаяся отсюда до Рагнарека.

— Отлично, — сказал я. — Я это сделаю. Но я не собираюсь становиться шлюхой.

Смех Одина еще долго висел в холодном утреннем воздухе после того, как он сам исчез. 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Тьма и вода.

Я плыл по воде, что-то ища. Свою семью. Тела Ани и Фалура, крошечное тельце младенца. Они кружились где-то во тьме, и если бы я только мог дотянуться до них, если бы я был достаточно быстр…

Мои легкие горели. Я был под водой, на глубине, и мне было холодно. Я не мог дышать. Я замахал руками и ногами, но путы вокруг моих лодыжек и запястий держали меня крепко. А теперь это оказался не океан, а черное платье, которое поглотило меня, утопило.

Где-то далеко надо мной не переставая смеялась Ангрбода.

Я резко выпрямился, сжимая в кулаках холодные рукояти кинжалов, мое сердце бешено колотилось о грудную клетку, а во рту стоял острый металлический привкус.

Где же, черт возьми, я был?

Вокруг меня было темно, как в гробу, и в голове пульсировала знакомая тупая боль похмелья. Заклинания, которые я всегда ставил перед тем, как заснуть, успокаивающе жужжали по кругу. Кто-то крикнул в темноте, и ему ответил другой голос на отдалении. Часовые. Часовые солдатского лагеря.

Вздохнув, я снова спрятал кинжалы за пояс. Я был в лагере Скади, шпионил для Одина. Не тонул. Не был связан и не корчился под Ангрбодой.

Дрожа от неприятных пережитков кошмара, я встал и снял заклинания. Я замаскировался под новобранца, хотя две недели тренировок в армии Скади не привели ни к чему. Возможно, Один не зря предложил маскировку шлюхи, хотя я все еще не мог заставить себя пойти по этому пути. Даже несмотря на то, что палатки шлюх казались более удобными, чем казармы, в которых я сейчас находился.