Песня Обманщика

Маркус вздрогнул, затем склонился над маленьким столиком, на который я положил юридические документы и мешок с деньгами. Его губы были плотно сжаты, когда он пробежал руками по кучкам монет в мешке. Приглушенный звук их тяжелых краев, звякнувших друг о друга, наполнил комнату. Теперь стало заметно светлее, и птицы за окном запели всерьез. На Мидгард надвигался рассвет. В Йотунхейме уже опускалась ночь.

— А теперь я ухожу, — продолжил я. — Может быть, пройдет какое-то время до прибытия варвара, а может быть, это случится завтра. Достаточно ли тебе этих денег, чтобы начать работу над тем, что нужно сделать?

Темные глаза Маркуса снова встретились с моими, но на этот раз выражение его лица было невозможно прочесть.

— А если я возьму эти деньги и убегу отсюда как можно дальше?

Я разочарованно вздохнул. Я чувствовал, как время ускользает, будто это были нити магии, тонко протянувшиеся через тыльную сторону моих рук. Меня так и подмывало сказать Марку, что я выслежу его и очень медленно расчленю, если он предаст меня, но я вспомнил, как он осунулся, когда заговорил об Октавиусе.

— Ты не сделаешь этого, — сказал я.

Маркус просто кивнул, его губы все еще оставались напряженной белой линией на точеном лице.

— Итак, я ухожу. Я оставлю копии этих документов в соответствующих местах. А ты — за работу.

С этими словами я потянул себя через эфир и позволила домусу раствориться вокруг меня. Широко раскрытые глаза Маркуса и бледное, потрясенное выражение лица были последним, что я увидела в Мидгарде. 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Мне пришлось пройти несколько миль, чтобы добраться до армии Скади. Она усилила защиту вокруг лагеря, и я боялся, что путешествие по эфиру предупредит ее о моем присутствии. Это очень плохо кончится как для меня, так и для Асгарда.

К тому времени, когда я, наконец, добрался до рядов палаток, лагерь погрузился в полную темноту. Горели костры, и лагерь гудел от необычного уровня активности. Сначала я обратил внимание на лошадей, коих стало очень много. Больше, чем нужно солдатам, находящимся в лагере.

Я оставался невидимым, пока не оказался почти перед самой палаткой Трима. Та же самая группа охранников стояла по стойке смирно перед входом в его палатку, но выражение их лиц казалось еще более мрачным, чем раньше, отражая общее настроение, которое я наблюдал в лагере. Разговоры были приглушенными, и мужчины не улыбались друг другу. Я насчитал двенадцать разных солдат, которые точили свои мечи с видом удрученной решимости.

Ну, по крайней мере, я мог бы вызвать улыбку на лицах охранников. Потянув магическую энергию, я превратился в пышную брюнетку, на этот раз одетую в облегающее платье цвета неба перед самым рассветом. Я поправил юбку, прежде чем шагнуть в круг света от костра.

— Джентльмены, — промурлыкал я, проводя рукой по длинным густым локонам своей иллюзии. — Помните меня?

Их глаза расширились, но они не улыбнулась. Черт, это был очень плохой знак. У меня было достаточно времени, чтобы задаться вопросом, насколько глубоко мы влипли, прежде чем высокий охранник откинул полог палатки и что-то рявкнул Триму.

— Впусти ее, — ответил из темноты Трим.

Я вытащил кинжал из эфира и прижал рукоятку к ладони, пряча лезвие в рукаве. Если Скади ждала меня в этой палатке, я бы вышел оттуда с треском. Я выпятил грудь, поджал губы и вошел в темноту палатки Трима.

Мое сердце бешено колотилось в горле, а глаза изо всех сил пытались разобраться во мраке. Трим не зажег ни одной лампы, хотя в центре шатра тихо тлели остатки костра. Я разглядел неясную фигуру Трима, сидящего на кровати, и принялся обшаривать углы палатки в поисках еще одного тела. Кого-то, кто хотел наткнуться на клинок в свою яремную вену.

— Ты опоздал, — проворчал Трим.

Я поднял бровь и выставил вперед бедро.

— Я как раз вовремя.

Трим встал. Темнота внутри палатки медленно рассеивалась, когда мои глаза привыкли к слабому освещению. Похоже, мы были одни. Палатка Трима была обставлена еще более скудно, чем в прошлый раз. Я мог бы поклясться, что у него было больше сундуков и мехов, а по углам было навалено еще несколько подушек.

Трим прошелся по периметру палатки, задержавшись, чтобы прикрыть вход. Я услышал, как снаружи зашевелились охранники. В тяжелом брезенте все еще оставалось много дырок, на случай, если они захотят подглядеть.

Как только вход был закрыт, ко мне подошел Трим. Он остановился прямо передо мной, так близко, что наши грудины почти соприкасались. Я чувствовал его запах — густой, насыщенный, мужской запах воина в расцвете сил. Вот черт! Грубая сексуальность Трима была неотразима, особенно для женщины. Я почувствовал прилив стремительного возбуждения, настоящего сексуального возбуждения, без всяких иллюзий.

— Я не был уверен, что ты вернешься, — прошептал Трим.

Я облизнул губы, внезапно обнаружив, что мне очень трудно сосредоточиться.

— Создай иллюзии, — прошипел Трим. Его дыхание отдавало теплом на голой коже моей груди и плеч.

Я кивнул, пытаясь проглотить смутное чувство разочарования от того, что Трим хотел, чтобы иллюзии занялись сексом. Мгновение спустя воздух задрожал, когда я сделал Трима и себя невидимыми, и иллюзорная пара перешагнула через мерцающие угли и обнялась перед изножьем кровати.

— Мы невидимы? — прошептал Трим.

— Да.

— Хорошо. — Он схватил меня за руки, но не нежно, и потянул в самый темный угол своей палатки. — Тебе нужно уходить. Немедленно.

— Мне… что?

— Уходи. Скади перебрасывает свою армию завтра днем. Мы должны атаковать Биврёст сразу за Утгардом.

Я попытался ответить, но во рту пересохло. Это был удивительно хороший план. Хаотичный городской лабиринт Утгарда мог стать отличной крепостью, а Биврёст широко раскинулся между Асгардом и Йотунхеймом в этой части Девяти миров. Если Скади сумеет удержать Биврёст, она нанесет серьезный урон Асам и Ванам. И все же было маловероятно, что она действительно сможет победить. Она будет атаковать Асов и Ванов в их крепости, и в зависимости от этого будет передвигать свои войска.

Они все умрут. Но они заберут с собой многих из нас.

— О, — наконец смог выдавить я из себя. Это объясняло мрачные выражения лиц в лагере, пораженное механическое точение клинка и стоическое нежелание улыбаться. Это было самоубийственная миссия, и солдаты это понимали.

Трим крепче сжал мою руку.

— Она будет наиболее уязвима, когда будет пересекать реку Кёрмт. Вот почему мы ночью переходим ее вброд, чуть выше Железного леса.

— Ночью, — эхом отозвался я. Его план начинал обретать смысл.