Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
Рада была эльфийкой, а потому получила от своих погибших при ее рождении родителей достаточную силу, рост и скорость, чтобы с лихвой скрутить любого забулдыгу. Детина, взмахнув руками, опрокинулся назад, толкая при этом еще троих и опрокидывая стол, и в следующий миг началось. Со всех сторон на Раду посыпались удары, засвистели кулаки, загремели кружки, голоса, столы. Она сжалась в пружину и била, вертясь на месте волчком, нанося удары руками и ногами, уходя от чужих замахов, подныривая под кулаки и подсекая чужие ноги.
Музыканты по старой доброй традиции всех захудалых таверн мира заиграли плясовую, а девица на помосте принялась горланить, с хохотом выбрасывая к потолку голые ноги, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся худыми, с обвисшей кожей
Чей-то кулак влетел Раде в щеку, выбив из глаз фонтан искр, и она с наслаждением ударила в ответ, наотмашь, отчего обидчик как-то обмяк и медленно опустился на пол, зажимая обеими руками сломанный нос. Потом на голову обрушилась глиняная кружка, и затылок взорвался от боли, а осколки, кровь и ледяное вино полились за шиворот. Она взвизгнула, размахивая руками и круша уже все вокруг. В таверне началась свалка, где дрались абсолютно все, и никто уже не понимал, почему и зачем он это делает.
В запале Рада не успела заметить, как что-то холодное и острое проскользнуло между лезущих в нее со всех сторон рук и ног и резко вошло прямо в бок. Боль на миг парализовала все тело, и Рада содрогнулась, замерев. Чей-то хриплый голос шепнул в ухо, обдав ее запахом прогорклого бренди и чеснока:
– Сдохни, бессмертная шлюха!
Потом холодное лезвие выдрали из тела, но она не медлила ни минуты. Рада была слишком пьяна для того, чтобы разобраться, кто именно был подослан, чтобы убить ее, а в толпе он мог запросто сделать это в течение буквально каких-то мгновений. Потому она лишь сжала зубы и высоко выпрыгнула.
Тело подчинилось, но раненый бок буквально взорвался болью и водопадом алых капель, и она закричала, когда руки вцепились в раскачивающуюся над головой тяжеленную люстру. Повиснув на ней, Рада дала себе ровно один миг, чтобы хватануть ртом воздуха, а потом резко дернулась назад и, используя инерцию подвешенной на цепях люстры, прыгнула в сторону выхода. Сжавшись в комок в последний момент, она буквально выкатилась из таверны, почти что выбив при этом входную дверь. И, естественно, упала прямо в грязнущую лужу помоев посреди нечищеной улицы захолустного квартала горожан.
Боль в боку была невыносимой, да и при падении она умудрилась хорошенько приложиться головой и плечами о дверь, но при этом ее все равно разбирал смех. Это надо же! Миледи Тан’Элиан в первый же день после официальной присяги королю умудрилась не только надраться как скотина и устроить драку в городской таверне, но еще и схлопотать нож в бок, а потом еще и вываляться в помоях! Хихикая и давясь болью, она кое-как поднялась с колен и оглянулась на дверь. Вряд ли убийца будет преследовать ее теперь, когда они уже не в таверне. У него был шанс посмотреть на то, как она дерется, к тому же, напал он в толпе, а не один на один, что означало, что он в курсе ее способностей и силы. А это означало, что нужно просто добраться до дома и попросить лекаря подштопать ее, причем сделать это как можно тише, чтобы Ленар не услышал об этом ни шепотка. Вряд ли ему понравится все это.
Зажимая рукой бок, Рада сплюнула кровь изо рта и поплелась прочь от таверны, из которой доносился грохот и крики, а еще – обрывки музыки и гортанного пения полуголой девахи. Коня она благоразумно оставила в конюшнях к северу отсюда под присмотром двух здоровенных пареньков с дубинами, прекрасно зная, что здесь, в этих кварталах городской бедноты, его сведут за какие-то несколько минут, стоит ей только отвернуться. А это означало, что сейчас она заберет свою злобную скотину и поедет на ней домой, зализывать раны с чувством глубокого удовлетворения от вечерней прогулки.
На улице в такой поздний час уже никого не было, кроме ковыляющей Рады да облезлых худющих котов, шныряющих по помойкам. Ставни на окнах горожане на ночь плотно позакрывали, и лишь кое-где, под самыми крышами домов, виднелись
скудные огоньки свечей. Там кто-то ужинал или готовился ко сну, и им не было никакого дела ни до нее, ни до ее состояния. И это было хорошо.Рада прикрыла глаза, вдыхая бодряще холодный ночной воздух, полный вони сточных канав. Вот так пахло и в Бакланьей Топи, разве что там еще немного соли примешивалось ко всему этому. Она вскинула голову, глядя на темно-синий небосвод, усыпанный крохотными острыми звездочками. Отсюда было видно лишь небольшой его кусочек, ограниченный со всех сторон крышами жилых домов, но и это тоже было хорошо. Наступала осень, неся с собой черные ночи, льдистые звезды и запах прелых листьев, и это нравилось Раде.
Потом сзади послышался легкий шорох, но она не стала оборачиваться. Убийца не пошел бы за ней, и уж тем более не стал бы шаркать ногами, если преследовал бы ее. Да к тому же, убийца пах чесноком, а сейчас Рада улавливала в воздухе легкий-легкий аромат травяного мыла. И еще – шелест ткани и стук потертых башмаков о камень мостовой. И шмыганье чьего-то мокрого носа. Хмыкнув, она только покачала головой, а потом негромко спросила через плечо:
– Ну и чего ты плетешься за мной?
На миг позади повисла тишина, там очень удивились тому, что их услышали, и Рада вновь хмыкнула. И сразу же поморщилась: от резкого движения в ране кольнуло, и кровь потекла сильнее. Теперь уже вся ладонь, которой она изо всех сил зажимала пропоротый бок, была в крови.
Потом послышался топоток, и молоденькая эльфийка догнала ее бегом, пристраиваясь рядом. На Раду поднялись два огромных серых глаза цвета штормовых волн, в которых решимость так тесно переплелась с ужасом, что отделить одно от другого было уже просто невозможно.
– Вы спасли меня… - пискнула эльфийка. Взгляд ее не отрывался от ладони, которой Рада зажимала бок, а лицо прямо на глазах бледнело. – Вы ранены! Боги, сколько крови!
– Это просто от пьянки, - пожала плечами Рада. Девчушка дико взглянула на нее, и та пояснила: - Когда пьешь, пульс учащается, и если пораниться, кровь хлещет фонтаном. На самом деле все не так страшно.
– Но она даже на землю течет, - рассеяно проговорила эльфийка, оглядывая Раду. – За вами след кровавый…
– Нда? – Рада неуверенно оглянулась. По чести, набралась она в этот вечер знатно, и в голове тоже хорошо шумело после нескольких выпитых литров бренди и стольких же ударов кулаками и кружками. А потому она вполне могла и не рассчитать собственные силы.
За ней действительно тянулся кровавый след из рубиновых капель, которые было видно даже в потемках, во всяком случае, для ее эльфийских глаз. Да и штаны на правой стороне тела были предательски мокрыми, липли к коже, что означало, что крови она потеряла больше, чем намеревалась в такой ситуации. Нахмурившись, Рада еще раз оглядела себя, а потом нехотя проворчала:
– Возможно, я несколько недооценила масштабы этой царапины. Ну да ладно. У тебя есть что-нибудь, чтобы перевязать это?
– Ой! – пискнула девчушка, принявшись копаться в маленьком поясном кошеле, скрывающемся под ее плащом. – Я сейчас!
Одежонка на ней была плохонькая, потертая и изношенная, но выстиранная. Все прорехи были аккуратно заштопаны, а большие дыры закрыты заплатами. Из вещей у нее имелась, судя по всему, только эта маленькая поясная сумка, а кожаный футляр с арфой сгинул в драке в таверне. Рада пробежалась взглядом по ее тощим плечам, на которых плащ, явно больший по размеру, чем девчушка, болтался словно простыня, по разбитым вдрызг тяжелым ботинкам, торчащим из-под подола чего-то темного, что должно было быть юбкой. Девчушка выглядела так, словно проделала долгий путь, а вся ее одежонка принадлежала кому-то другому и досталась ей в наследство через двадцать, а то и тридцать рук. Но она была эльфийкой, причем Первопришедшей эльфийкой, Рада готова была поспорить, что это так. А Первопришедшие никогда не позволили бы одной из них вот так выглядеть. И тем более – шляться ночью по городским кварталам Латра, да еще и не самым безопасным.