Песня ветра. Ветер перемен

На сердце скребли кошки, но Лиара подчинилась. Она искренне не понимала, каким образом наличие на ней эльфийских тряпок может изменить ее любовь к Раде, намерение уходить отсюда или перечеркнуть все годы, проведенные в приюте. Отчего-то внутри начало расти раздражение, пока еще тихое и совсем слабое, но его стебелек упорно карабкался вверх, разбрасывая в стороны крупные листья. Для матери прошло два года, да, пусть вдали от нее и отца, но два года в бессмертном краю вечного тепла и красоты. А Лиару унижали, поносили, считали воровкой, пытались изнасиловать и даже убить, и для нее прошло целых десять лет, причем слепых лет, в которые она словно щенок брела, не разбирая дороги, не зная ни кто она, ни откуда она, ни что ей делать. Да, эти годы окупились в первый же момент встречи с Радой, первой же ее улыбкой, смывшей с нее все лишнее, все неверное, все лживое. И как бы ни тяжело было им двоим идти вперед, какие бы испытания ни встречали их на пути, Лиара бы не променяла эту дорогу ни на что иное. Но все это никоим образом не отменяло того, что было до встречи с ней, и шрамы, что остались на душе брошенного посреди чванливой, самолюбивой Мелонии эльфийского ребенка не зарастали за несколько секунд.

А теперь мать, словно игнорируя все это, усиленно делала вид, что то ли ничего не случилось, и Лиара просто слегка дурит, отказываясь признавать свою принадлежность к Речному Дому, то ли, наоборот, что случилась беда, и у нее наконец-то есть возможность это исправить. Только вряд ли это можно было исправить эльфийским платьем или даже тысячей таких платьев или тысячей лет, которые Лиара прожила бы здесь. Все изменилось для меня. Я выросла. Сейчас Лиара поняла это особенно остро, и глядя на свою мать, она просто не могла понять, почему та отказывается в это верить. Ведь, по сути, они действительно были чужими друг другу людьми. У Лиары была своя собственная жизнь, в которой она привыкла справляться сама. Марны плели их нити, сплетали по собственной воле, не спрашивая, чего бы хотелось каждому человеку, и Лиара понимала, что ее матери они сплели горе и Тоску. Но время нельзя было повернуть вспять, и Лиара не могла вновь стать той маленькой восьмилетней девочкой, которую той так хотелось видеть.

Неловко надевая на плечи странное платье из нескольких слоев почти прозрачной ткани, которое крепилось хитроумными крючочками, упрятанными в складках на боках, Лиара то и дело поглядывала на свою мать. Истерический румянец подкрадывающейся Тоски и лихорадочный блеск в ее глазах говорил, что мать больна. Вот только вряд ли идея о чистой крови Лиары и нечистой – всех остальных была продиктована именно Тоской. Кажется, ты нашла здесь именно то, чего так и боялась. Лиара сумрачно подтянула рукав платья, пристраивая его поровнее. Нужно как можно скорее покинуть это место. Здесь тебя не ждет ничего, кроме Тоски.

– Какая же ты красавица, доченька! – всплеснула руками Аваиль, разглядывая ее. На лице ее светился искренний восторг. – Самая красивая девочка Эллагаина! Любой эльф был бы счастлив положить свое сердце к твоим ногам!

– Пойдем, мама, Владыка и так слишком долго нас ждет, - Лиара отвела глаза, направляясь к двери.

Мать поспешила следом за ней, и они вдвоем вышли из небольших покоев. Лиара рассеяно взглянула на свой рукав: его цвет изменился, став тускло-серым, почти как у матери. Теперь она помнила, что платья женщин Эллагаина шились из ткани, что называлась шанти. Портные изготовляли ее не только при помощи рук, но и воздействуя на саму материю, из которой шилось платье. Оно обретало необычное свойство: отражать чувства той, на чьих плечах лежала одежда, передавать их в цветовой гамме. Для общества, в котором не принято было открыто демонстрировать свои чувства, такая одежда женщин добавляла им шарма: давая возможность намекнуть избраннику, что он небезразличен, или наоборот, вежливо избавиться от чьего-то докучливого внимания.

Воспоминания возвращались даже в мелочах. Лиара вспомнила, что традиционные одежды, которые носили женщины Эллагаина и знатные мужчины, назывались алит. Разница состояла лишь в том, что женский алит изготовлялся из шанти, а мужской из обычной ткани. Откуда пошло именно такое разделение, она не помнила.

Сейчас же наличие платья на ее плечах заставило Лиару бросить острый взгляд в спину матери. Могло ли быть так, что та специально заставила ее надеть алит, чтобы Себан смог моментально распознать по его цвету, лжет она, злится или боится? Впрочем, она сразу же укорила себя за такие мысли. Аваиль действительно выглядела больной, вряд ли ей, Тоскующей, было дело до политики. Скорее всего, она просто слишком соскучилась по Лиаре за все эти годы и таким странным образом пыталась наверстать упущенную заботу, продемонстрировать свою любовь. Правда вот, способ, на взгляд Лиары, был не самым лучшим.

В свете всех этих мыслей она задумалась и о другом. Так ли уж высоко в Эллагаине ценилась неэмоциональность? Так ли превозносилось право на то, чтобы быть свободным, равным, таким, какой ты есть, чему ее обучали с самого детства? И не являлся ли обычай ношения ткани, что моментально выдает все чувства ее владелицы, еще одним способом, чтобы следить за жителями города и знать, что у них на уме? Кажется, ты опять передергиваешь. Мужчины такую одежду не носят, значит, следят тут не за всеми. А женщины обычно далеки от политики и не вмешиваются в дела Владыки, так что вряд ли дело в этом. Впрочем, ее подозрений это нисколько не умерило.

Они вернулись к винтовой лестнице, и мать, взявшись за перила, начала подниматься вверх. Лиара шла за ней, четко прислушиваясь к дворцу. Тишина, в которой откуда-то издали доносились приглушенные шепотки, теперь гораздо больше давила на нее. Здесь было чересчур тихо, и несмотря на спокойную атмосферу, эта тишина порождала ощущение напряженности. Казалось, единственное, что по-настоящему заботит жителей Иллидара, это то, чтобы никому не мешать, никому ничего не говорить и вообще ни с кем не встречаться, чтобы не нарушать его покой. Теперь Лиаре думалось, что город больше похож на склеп, чем на ожившую сказку менестреля. Теперь-то я наконец понимаю Раду. Даже в той таверне, где мы с ней встретились, в той самой, где началась драка и поножовщина, даже в ней мне было уютнее, чем здесь.

Аваиль что-то счастливо щебетала приглушенным голосом, и до Лиары доносились обрывки слов о том, какая она красивая, и как счастлив будет отец, что она вернулась. Видимо, мать отказывалась принимать мысль о том, что она уедет отсюда в самое ближайшее время, а это означало, что всеми способами ее постараются задержать. Да и Себан вряд ли порадуется, как только услышит, что за Алеора она замуж не собирается. Лиара помрачнела. Но я не буду врать никому, не буду и все. Рада слишком дорога мне, и я не буду порочить ее ложью, пусть даже эта ложь и во благо. Если они не выпустят меня отсюда миром, я сама сбегу, найду способ. В конце концов, Мембрана совсем близко от города, так что даже если я и не смогу взять ладью, можно будет попробовать добраться вплавь. У меня получалось окружать себя теплыми потоками воздуха, значит, и с водой сработает.

Лестничный пролет вывел их на третий этаж, и Аваиль первой ступила на устеленные дорогими тончайшими коврами полы, оправляя свою одежду. На третьем этаже располагалась приемная Владыки для торжественных мероприятий, и все здесь было украшено изящно, дорого и очень высокопарно. Со всех сторон лестничный пролет окружали стены из светлого дерева, а прямо впереди виднелась резная дверь, так густо усыпанная резьбой, что казалась сплошным кружевом из тонко сплетенных веток.

Лиара смутно помнила, что четвертый этаж дворца занимали жилые помещения Владыки и двух наследников престола, но Себан большую часть времени проводил именно здесь, в своем кабинете, больше похожем на тронный зал. Она была в нем всего несколько раз совсем маленькой во время торжественных собраний знати по особенно значимым для Эллагаина поводам, но помнила только огромное пространство и то, что ей в обществе Владыки было не слишком уютно.

Аваиль улыбнулась Лиаре и сжала ее руку.

– Ничего не бойся, доченька! Все будет хорошо! Теперь у всех у нас все будет хорошо!

Лиара очень сомневалась в этом, но все-таки выдавила в ответ некое подобие улыбки. Впрочем, ее платье моментально окрасилось в бурый цвет, и мать не могла не заметить этого. Аваиль бросила на ткань мимолетный взгляд, но решила не заострять на этом внимание. В следующий миг глаза ее остекленели, и воздух слегка дрогнул от энергетической волны. Ответ пришел через несколько мгновений, и мать первой шагнула вперед, бесшумно отодвигая в сторону испещренную резьбой дверь.

Яркий свет ударил по глазам, и Лиара сощурилась. Все окна в помещении были распахнуты настежь, и ветер легонько покачивал прозрачные, словно сотканные из росы, занавеси, которыми задернули проемы. Комната переходила в широкий балкон с резными перилами, из-за чего казалась еще больше, чем была. Впрочем, и без этого здесь места хватило бы и на целую толпу. Под кабинет Владыки была отдана большая часть третьего этажа, и комната казалась удивительно пустой и чересчур холодной, особенно по сравнению с уставленным перегородками первым этажом или жилыми помещениями знати на втором.