Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
Странным образом его уход одновременно принес Лиаре облегчение и новые тревоги. В его обществе она хотя бы не чувствовала себя настолько чужой здесь. Латаан встретил ее еще в Рамаэле, и он словно бы был тоненькой ниточкой обратно, в привычный ей мир людей, и теперь эта ниточка оборвалась захлопнувшейся за его спиной дверью. Но и хорошее в этом нашлось: больше никто не буравил ей спину своими холодными глазами, никто не говорил с ней так, будто она совершила что-то дурное.
Ее новый проводник не произнес ни единого слова. Он лишь шел впереди, не оборачиваясь, будто ему было совершенно безразлично, следует она за ним или нет. Но Лиара почему-то была абсолютно уверена: если она решит развернуться и дать деру, ее проводник отреагирует с быстротой гадюки, и
За одной из прозрачных стен оказался узкий коридор между точно такими же стенами. Проводник повел ее туда, потом свернул вправо. Лиара тихонько выдохнула, увидев, наконец, вполне обычную несущую стену с толстыми балками, обитую тонкими панелями из светлого дерева. До этого ей казалось, что внутренняя часть дворца держится вообще ни на чем, и никаких колонн или крепежей для нее она не увидит, только эти бумажные раздвижные стены. В дальнем конце коридора виднелась широкая изящная лестница, плавно изгибающаяся вверх. Судя по всему, лестница была винтовой. Лиара попыталась себе представить ее расположение, но сделать это было очень сложно из-за огромного количества бумажных перегородок, мешающих сориентироваться. По ее прикидкам, она должна была находиться в самом центре нижнего этажа, но это могло быть и не так.
Следом за проводником она поднялась по плавно изгибающимся ступеням, придерживаясь рукой за тонкие перила из темного дерева. Глядя в его спину, Лиара все гадала: мог ли проводник наврать и вести ее прямиком в ловушку? Слишком просто все складывалось, слишком легко она попала на аудиенцию к этой госпоже Элморен, которую Латаан посчитал возможной кандидатурой в матери Лиары. С другой стороны, не просто же так он это сделал? Значит, у него должны были быть причины так считать? И вряд ли к этим причинам можно было отнести лишь ее внешность.
Мысли лихорадочно метались в голове Лиары, словно пойманные в ловушку птицы. В этом дворце стояла полная тишина, лишь изредка прерываемая приглушенными голосами, которые доносились откуда-то издалека, но откуда именно, понять было невозможно из-за перегораживающих все бумажных стен, в которых звук мешался и путался. Если бы здесь играла музыка, если бы смеялись дети, если бы кряхтели усталые слуги или топали сапогами стражники, Лиаре было бы гораздо легче. Тут же не происходило ровным счетом ничего, и тишина нервировала ее, такая непривычная и странная.
Вскоре лестница вывела их на второй этаж. Изящные повороты бежали выше, но проводник шагнул сюда, и Лиара поспешила следом за ним. Здесь полы тоже устилали циновки, но бумажных стен было уже не так много. Теперь они стали элементом декора, изящно вписанные через равные промежутки в деревянные стены из светлого дерева. Со всех сторон лестницу окружало открытое пространство, и она уходила вверх, казалось, просто вися в воздухе. Со всех сторон виднелись коридоры, и в один из них проводник кивком головы позвал за собой Лиару.
Тревога еще больше усилилась, и она внутренне собралась в кулак. Здесь тоже стояла тишина, приглушенный свет проникал, казалось, отовсюду и ниоткуда сразу. Почему-то Лиаре пришло в голову сравнение с Гранью; во всяком случае, ей думалось, что мир за ней должен выглядеть также странно и непривычно. А потом проводник остановился перед одной из бумажных панелей и замер. Вновь пространство поколебала волна, сразу же с другой стороны ей пришла ответная. Аккуратно взявшись пальцами за край рамы, проводник беззвучно отодвинул ее в сторону и указал Лиаре войти внутрь. Глубоко вздохнув, она шагнула в помещение.
Здесь все было совсем иначе. Большая комната была ярко освещена весенним солнцем за окном, чьи лучи беспрепятственно лились внутрь сквозь балкон и распахнутые наружные двери. Вдоль стен стояли расписные ширмы, изукрашенные затейливыми мелкими узорами птичек и цветов, у окна виднелся приземистый гладко отполированный стол из темного дерева, тоже застеленный циновками.
Все стены были из дерева, и по ним кое-где взбирались тонкие гирлянды мелких белых цветочков, таких же как внизу, но совсем крохотных. А на странном приземистом кресле без ножек, почти как постаменте, у стола сидела женщина. Она вскинула глаза на Лиару и застыла, и время для них обеих остановилось.Лиара едва слышала, как тихо за ее спиной задвинулась на место входная дверь. Звуки приглушенных голосов, долетающие снизу, с городских улиц, смех, шум ветра в деревьях, - все это ушло прочь. Женщина смотрела на нее и в нее, и в ее глазах было что-то такое, такое знакомое… Два штормовых моря, перетекающие под густой сенью ресниц, древних моря, в которых волнами была вечность, и солнечные ветра гнали и гнали эту вечность вдаль.
Что-то изменилось, что-то сместилось внутри самой Лиары, что-то накренилось так, что она пошатнулась, роняя на пол свои вещи. Сквозь толстый слой пыли, что лежал на всех ее воспоминаниях из детства, протиснулась первая густая капля расплавленного золота, обжигая ее изнутри. Серые глаза-море, улыбка теплых губ, две руки, что сажают ее в седло высокого-высокого коня… Лиара с трудом удержалась на ногах, приложив руку к лицу, словно это могло как-то помочь. Иллидар, залитый лучами закатного солнца. Повсюду глубокие сугробы, из которых прорастают тонкие серебристые цветы, словно звезды, мерцающие в темноте. Ночь Зимы, доченька…
Ноги подломились, и Лиара тяжело рухнула на мягкие циновки, не в силах стоять. Одна капля за другой все быстрее и быстрее протискивались через плотные барьеры ее сознания, похожие на грязный войлок. Ладьи под голубыми парусами, что разрезают усыпанные лепестками воды могучей реки… Хоровод золотых огней в небе – день рождения наследника трона – придворные Садовники устроили ему праздник… Белоснежные лебеди, которым обвивают венками из цветов тонкие шеи и отпускают их в небо в праздник первого дня осени… Мать, смеющаяся мать, обнимает ее за плечи и подает ей венок, руки Лиары не слушаются, они маленькие и толстенькие, с непослушными пальчиками и перетяжками на запястьях. Она хохочет и роняет венок в воду, а отец со смехом наклоняется со ступеней пристани и достает его оттуда…
– Что происходит? – язык едва ворочался во рту, а мысли расползались в стороны, как разбегающиеся муравьи, и Лиаре никак не удавалось собрать их. – Что со мной?..
– Так возвращается память, - прозвучал рядом такой знакомый голос, такой знакомый, что в этот момент плотину внутри Лиары прорвало, и все хлынуло водопадом, обрушилось на нее горным потоком, становясь на место и распускаясь перед внутренним взором, словно бутон цветка.
Она вспомнила все. Она сидела на полу комнаты своей матери, в той самой комнате, что когда-то так любила, в комнате, где так часто играла. Она помнила свое детство, отца, что всегда улыбался ей и целовал ее в маленький нос-конопушку, помнила мать, которая обнимала ее и читала ей сказки на этом балконе. Она помнила лицо Владыки Себана, который приходился ей дальним-дальним родственником, настолько дальним, что к наследованию трона она отношения не имела, однако должна была жить во дворце. Помнила она долгие зимние ночи, когда сквозь пушистый снег цвели цветы и плодоносили деревья, помнила весну, яркую и солнечную, как сейчас, свои игры с теми совсем немногочисленными детьми, что еще были в то время в Иллидаре.
А еще Лиара вспомнила свой отъезд. Сумрачное лицо отца, то, как он запахивал ее в свой плащ, чтобы стражи не заметили, как он выносит ее в ночь. Помнила, как он шагал сквозь пространство, прижимая ее к груди, и все вокруг нее текло прочь, и сама она растекалась в ослепительном сиянии света. Помнила мать, что приняла ее из рук отца и посадила в седло высокого серого жеребца, как отец в последний раз поднял руку на прощание, и лицо его исказилось от тоски. Помнила, как отмеряли длинные ноги жеребца километры, и как леса неслись мимо, сливаясь в одно пятно. И как мать, рыдая, отдавала ее в руки подозрительно косящихся на нее женщин в забытом Богами городке Деран в самой глуши Мелонии.