Песня ветра. За Семью Преградами

Рада выглядела и того хуже. Глаза у нее опухли и покраснели, взгляд не отрывался от земли. Шагала она тяжело, порой оскальзываясь на вмерзшей в лед дороге, и не обращая на это никакого внимания, шагала как человек, которому было ровным счетом все равно, расшибет он себе лоб об землю в следующую минуту или нет. То и дело она раскуривала свою трубку с длинным чубуком, втягивая горький сизый дым так, словно он мог хоть чем-то облегчить ее горе. И шлейф дыма тянулся за ней по дороге.

Лиара с болью смотрела на нее и не знала, чем помочь. Не знала даже, как подступиться, что сказать. Никто не был виноват в том, что так сложилась судьба, даже сама Марна Дева подтвердила это. Никто не винил Раду ни в чем, просто боги сплели ей такую дорогу, решили все за нее, как бы ни пыталась она изменить свою судьбу и остаться лишь еще одной благородной представительницей мелонской знати, канув в безвестность, как и многие ее предшественники. Неужели ты не понимаешь, милая моя, что боги избрали тебя для дела более великого, для дороги более важной, чем та, которую ты сама для себя всегда видела? И как бы ни тяжела была эта дорога, но она – твоя, и она единственно верная, единственно правильная. И только приняв ее целиком и полностью, ты сможешь ее одолеть и обрести покой. Но разве можно было сказать ей это вслух, особенно сейчас, когда она раз и навсегда простилась со своим родным сыном? С мальчиком, которого она так стремилась вырастить, которого любила всей душой, с которым так долго была разлучена? Лиара не была матерью и не знала, каково это: проститься с собственным ребенком. И все никак не могла найти слов, чтобы хоть чем-то утешить ее.

Они ушли через Грань так быстро, как могли, и вышли в этом лесу, где и договаривались заранее. В нескольких километрах впереди за березовой рощей лежало поместье Тан’Элиан, где брат Ленара, Витор Тан’Элиан, все эти долгие годы растил дочь Рады, Мейру. Таково было решение самого Ленара – убрать девочку как можно дальше от двора и дать ей хорошее образование, сохранив от зависти молодых дворянок и ненависти, вызванной ее происхождением. Насколько Лиара поняла, с дочерью Рада никогда не была особенно близка: Ленар забрал ребенка сразу же после рождения и ее воспитанием занимался сам, пока Рада воевала с наемным отрядом где-то на западных рубежах Мелонии. Когда же Рада вернулась домой, дочь уже увезли к дяде в Ронтис, и за все эти годы они виделись всего несколько раз.

И вновь она взглянула на Раду, чувствуя глубокую печаль. Ничьей вины не было в том, что у Рады не оказалось времени на собственных детей. Может, была вина Ленара, который старался растить своих детей так, как было принято среди мелонской знати, может, противников Рады, которые не дали ей времени побыть с ними и позаботились о том, чтобы Раду услали на север по ложному обвинению. А может, сами Боги сделали так, чтобы она не успела всем своим сердцем полюбить собственных детей. Чтобы ничто не сдерживало ее на той дороге, которую они ей предначертали. Чтобы она не оглядывалась. Вот только сердце у нее было слишком большое и слишком мягкое, как бы она ни прятала его за своей вечной ухмылкой, дурацкими шутками, крепкими плечами. И сейчас это сердце истекало кровью.

Решившись, Лиара все-таки подступила на шаг ближе к Раде и осторожно взяла ее за руку. Та вскинула на нее рассеянный взгляд, словно только что увидела, и вымученно улыбнулась, пыхтя трубкой.

– Ничего, искорка, я справлюсь. Не переживай за меня.

– Рада, я… - слова не шли, и Лиара только с горечью выругала саму себя за то, что не способна в такой момент поддержать женщину, которую любила всем сердцем.

– Я все знаю, искорка, - тихо проговорила Рада, пожимая ее пальцы. – Ничего не говори, я же чувствую тебя, помнишь?

Эта связь, что образовалась между ними в последние дни, была самой дорогой, самой волшебной вещью на всей земле. Лиара до сих пор все не могла привыкнуть к тому, что сердце Рады билось под ее собственной кожей, что все ее чувства и эмоции слабее, но все же отражались в груди Лиары. Так они могли делить на двоих не только радость, но и боль, и счастья дороже быть просто не могло.

Прижавшись к ее плечу и шагая рядом, хоть это было и не слишком удобно, Лиара осторожно спросила, подняв глаза на Раду:

– Как ты думаешь, как нас встретит Витор?

– Не знаю, - честно призналась Рада. Брови ее вновь нахмурились. – Он никогда особенно не любил меня, считая ошибкой тот факт, что Ленар на мне женился. А уж после всего того, что сейчас обо мне говорят в Мелонии, я и подавно не могу предсказать его реакцию на мое появление.

– А что насчет Мейры? – еще тише спросила Лиара.

Рада тяжело выдохнула воздух.

– Вряд ли он позволит мне забрать ее, искорка. Не после всего этого. Но я ведь должна попытаться, правда? – брови ее упрямо сдвинулись к носу, а взгляд стал твердым.

– Правда, - тихо согласилась Лиара, чувствуя невольную гордость за эту упрямую, невыносимую, неописуемую женщину. Какие бы беды ни валились на ее плечи, какие бы стены ни вставали перед ней, а она все равно шла напролом, нагнув голову и отказываясь сдаваться. И это было по-настоящему красиво.

– Уже прошло достаточно времени, и если Алеор вернулся в Лесной Дом, то его человек уже может быть здесь или будет на днях, - продолжила Рада, пыхтя трубкой. – А это значит, что беззащитной Мейра не останется. И если Витор не захочет отдавать ее мне, то я хотя бы уговорю его отпустить ее в Лесной Дом. Там она будет в безопасности.

– Алеор сдержит слово, Рада, - стараясь подбодрить ее, проговорила Лиара.

– Я знаю, искорка, - кивнула та.

Впереди между деревьев показался просвет, и дорога свернула, темным полотном старого льда уводя на запад.

– Уже близко, - выдохнула Рада, без всякого энтузиазма глядя вперед, а потом повысила голос: - Зрячая, ты держись в стороне, а то они все головы потеряют из-за твоей красоты, и я не смогу добиться от них того, что мне нужно.

Найрин обернулась, окидывая Раду взглядом удивленным и оценивающим одновременно.

– Я, честно говоря, думала, что ты попытаешься заставить их отдать тебе дочь, прибегнув к моим способностям. Ты не собираешься делать этого, Черный Ветер?

– Нет, - устало покачала головой Рада. – Мне обрыдло все это бесконечное вранье всех подряд. И коли Марна хочет, чтобы я ушла в Данарские горы, оставив ей все, что у меня когда-то было, пусть так и будет.

– Тогда я прошу тебя простить меня, Рада, - в голосе Найрин прозвучало раскаянье, смешанное с глубоким уважением. – И прошу тебя о епитимье, чтобы загладить мою вину. Я все еще продолжаю видеть в вас низинников, хоть Великая Царица и сказала, что вы станете частью народа анай. Это моя ошибка и моя вина, я забыла о том, как меня когда-то точно также недооценивали, как обо мне думали предвзято. Прости меня.

– Да ничего, зрячая, - отмахнулась Рада, но легкая благодарная улыбка все-таки слегка осветила ее лицо, словно солнце, выглянувшее из-за туч. – И не нужно никакой епитимьи. Еще бы вам сразу же доверять нам, коли мы совсем чужие вашему миру. Мы тоже учимся быть такими же, как вы, потому я и не буду просить тебя о помощи. Хоть, признаюсь, некоторое время я обдумывала такой вариант. Так что ты не так уж и не права насчет меня.

– Значит, обе напортачили, Черный Ветер, - усмехнулась нимфа. – В следующий раз будем умнее.

Рада в ответ только согласно кивнула.

Вскоре дорога вынырнула из рощи на большой расчищенный под усадьбу холм. Сам манор располагался в центре холма и представлял собой большое трехэтажное здание кремового цвета, боковые флигеля которого сильно выдавались вперед. Перед широкой парадной лестницей виднелась большая чаша фонтана, сейчас припорошенного снегом, еще ниже – искусственный пруд, снег на поверхности которого уже потемнел и потихоньку начал проседать под потоками теплого воздуха, что нес с собой ветер. Дорога, по которой они шли, огибала пруд по правой стороне и подводила прямо к парадному крыльцу, где сейчас не было ни души. Но окошки на первом и втором этажах дворца кое-где посверкивали горящими внутри помещений свечами, а над черепичной крышей клубился черный дым из доброго десятка труб. Лиара непроизвольно передернула плечами, думая о том, как там, должно быть, тепло и уютно внутри. Промозглый ветер продирал до костей, и сколько бы она ни окружала друзей и саму себя его теплыми потоками, а все равно толку было маловато.