Все было смыто, но забор, высохнув, стал необычайно колоритным. Многие прохожие, конечно, с чувством прекрасного в душе, даже останавливались и удивленно разглядывали причудливые оранжевые узоры, выполненные в форме письма на заборе почти в квартал длиною. И многие, наверняка, подсознательно улавливали в его оранжевых разводах чье-либо Изначальное Лицо, и, возможно, даже свое, но, не воспринимая этого сознательно, шли дальше, лишь улыбаясь новому незнакомому чувству.
Ю. Х.
ЛИСТАЕТ СТРАННИК
листает странникстраницы «OMNI».Как это странно:себя не помнить,как это важно —быть частью
века,листом бумажнымв порыве ветра,окном на капле,скользящей в сени,как Чарли Чаплинили Есенин,быть меньше эгои больше тела,как память эха,что пролетела.Как это много,когда нас нету.В ладонях богавлечет всех к свету,по миру носити нижет в бусы.А мне бы в осеньбосым в Тарусы!
С. К.
ПОЖАЛУЙСТА, ЗОВИ МЕНЯ МОИМИ ВСЕМИ ИМЕНАМИ
Малому знанию не достичь большого знания;
удел петуха – кухонный котел, разве не так?
Мин – Цзяо
Не говори, что завтра мне будто суждено уйти —сегодня я все время возвращаюсь.Взгляни-ка лучше – каждый миг я возвращаюсь:то почкой на весенней ветке,а то птенцом, что слабенькие крылышки имеет,и учится петь птицею в моем гнезде,то гусеницею на цветке,то бриллиантом, спрятавшимся в камне.Я возвращаюсь в смехе и в рыданье,от страха или же надежды.Биенье сердца моего – рождение и смертьвсего того, что живо.Я – та веснянка в метаморфозе,что у поверхности реки.И птица, что сорвалась камнем ипроглотила ту веснянку.Я – тот счастливый лягушонок,плывущий в чистоте пруда.И та змея, которая неслышнокрадется, чтобы съесть его.Я – те сплошные кожа-кости ребенкаиз страны Уганды,с ногами тонкими как веточки бамбука.И я же – продавец оружия,который смерть шлет в ту страну Уганду.Я беженкой двенадцати годов от родуиз лодки маленькойбросаюсь в океан, чтоб утонуть,не пережив пирата надругательств.И я же – тот пират, чье сердце до сих порне в состоянии ни видеть ни любить.Я – член политбюро,с огромной властию в руках.Но я и тот, кто должен отплатитьсвой «долг кровавый» моим же людям,тихонько мрущим в лагере от непосильного труда.От радости моей, такой же теплой как весна,по всей земле цветы цветут.А горестью моей, которая как реки слез,наполниться могли б четыре океана.Пожалуйста, зови меня всеми моими именами,чтоб слышал я в единый миг мои и плач и смех.Чтоб
чувствовал единство радости и горя.Пожалуйста, зови меня всеми моими именами,чтоб был я пробужден!И сердца дверь, чтоб смог я распахнуть,Великую ту состраданья дверь.
Нам имя– Свет. Мы многолики.и каждый, кто готов к борьбе,встречает радужные блики,иных причастий смысл великий,в своей душе, в самом себе.
8
Глаз никогда не увидел бы солнца,если бы не был солнцеподобным
Гёте
Мы строим храмы из молчанья,и в тишине незримых рощих робкий след, их незвучанье,скрывают шаткие преданьякак прежде мезозойский хвощ.Как приоткрыть нам ниши знаний,в которых скрыты именаседых времен и толкований?Всё обнажит лишь сумрак ранний,когда спадает пеленацелебных свойств и нашей веры,способной подвести чертупод промыслом господней меры,что разделяет разум серыйна белый свет и темноту.Манящей веры в провиденье,в судьбу достойную богов.Но так ли мы крепки в раденьеза здравый смысл своих видений,когда нам слышен бой часов?
2
Когда мы чувствуем движенье,на циферблате – ход теней.ПРЕОДОЛИМО ЛИ РОЖДЕНЬЕ?Лик смерти только отраженьегонца бегущего за ней.Мы собираем оригамииз омутов, дорог, пустот,играем в салки с небесамии распростертыми рукамипространство скручиваем в код.Мы дети света. Мы предтечи,готовые открыть секрет.Но наши сладостные речиуслышит только тот, кто вечен,кто может оценить совет.И мысли наши словно семя,готовое произрастисквозь истончившееся темяпобегами своими всемиза вожделенное: «Прости!»За ваши слезы, покаянье,потворство чаяньям души,за медитацию деяньяи благотворное слияньес своею самостью, в тиши.