Песочные часы

— Дрю, — начал Майкл. Он встал, обошел мой стул и уперся руками в стол. — Я хотел тебя расспросить об одной из фотографий, что висит у меня в лофте. Я подумал, может, у тебя есть координаты этого фотографа. Пойдем, покажу.

— С удовольствием. Но если ты про фотографию, то я и так знаю, кто ее автор. Ты уже знаком с Лили, подружкой Эм? — спросила Дрю, выходя из-за стола.

Когда они шли к двери, Дрю обернулась и взволнованно посмотрела на нас. Хотя ее темные волосы закрывали пол-лица, все равно было видно, насколько она обеспокоена. Игра музыкантов-призраков незаметно перешла от классического репертуара Коула Портера к стилю Билли Холидея.

Когда за Майклом с Дрю закрылась тяжелая деревянная дверь, Томас пристально уставился на меня:

— А теперь давай начистоту.

— Томас, с тех пор, как мы сели за стол, я говорила только правду. Неужели ты считаешь, что я такое могла сама выдумать?

— Я не про это. — Брат взял со стола зеленый пакетик заменителя сахара. — Ты же знаешь, что я тебе доверяю, по крайней мере, я надеюсь, что знаешь. Я говорю про то, с каким видом вы обо всем этом говорили…

Я скрестила на груди руки, ожидая продолжения.

— Хоть я и являюсь твоим опекуном уже четыре года, ты сама решаешь, как тебе жить. Исключением было только время, когда тебя… — Томас смолк — видно было, как тщательно он подбирает слова, чтобы выразить свою мысль как можно деликатнее.

— Положили в больницу, — сказала за него я. — Все в порядке. Это же не непристойность какая-то.

Томас согласился со мной, но мысль свою продолжать не спешил, он лишь сворачивал и снова разворачивал крошечный зеленый пакетик.

— Ты почти взрослая. Я уже не могу указывать тебе, что делать.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Я про тебя с Майклом. — Томас надорвал пакетик и высыпал гранулы на стол кучкой. — Когда я вас слушаю, когда смотрю на вас двоих, мне неизменно кажется, что ваша связь не ограничивается тем, что вы обладаете сверхъестественными способностями.

— Мы не нарушили обещания, которое он тебе дал. — Я отвернулась и почувствовала, что краснею. — Все не так.

— Ты хочешь сказать, все пока не так. А что прошлой ночью было?

Я-то надеялась, что тему прошлой ночи мы уже проехали.

— Томас, прошу тебя. — Мне хотелось забраться под стол и спрятаться там. Что угодно, лишь бы не участвовать в этом разговоре. — Ничего такого не происходит.

— Да ты пыталась камеру слежения разбить. Ты явно кипишь вся внутри.

Я ждала, когда же он об этом скажет.

— Тебе не о чем беспокоиться. Правил мы не нарушали.

Томас нарисовал пальцем на рассыпанных на столе белых гранулах кружочек, а потом перевел взгляд на меня:

— Но у тебя же есть к нему чувства?

— Тут все очень сложно.

Правила. Доверие. Ава.

— Я предполагал, что может случиться нечто подобное. Поэтому и хотел быть уверенным в том, что Майкл не нарушит условий, поставленных мной, а также «Песочными часами». — Томас откинулся на спинку стула, глядя на меня так, словно он оценивал здание, прежде чем его купить. — Я не хочу, чтобы ты пострадала.

— Этого не произойдет, — улыбнулась я. — Наши с Майклом отношения строго профессиональные. Мы ни разу даже близки не были к тому…

Томас поджал губы, и я смолкла.

— Ну, то есть за исключением того случая в патио, мы даже близки не были к тому, чтобы сделать что-то недопустимое. — Я опустила взгляд на рассыпанный заменитель сахара, а потом рассеянно смела его на пол — и тут же почувствовала вину за то, что намусорила. — Хотя он и замечательный и очень рассудительный…

Губы брата сжились в такую тонкую полоску, что их почти совсем не стало видно.

— Но в любом случае ничего не происходит. — Я отряхнула руки и положила их на стол, пристально глядя Томасу в глаза. — Так нечего об этом и думать.

— Послушай, — начал брат, взяв меня за руки. — Я думаю, что это может быть важно. Эмерсон, будь откровенна. Твои к нему чувства как-то влияют на твое решение помочь ему?

— Нет. Не влияют, — возразила я, когда он посмотрел на меня с чувством собственного превосходства, как самый ответственный на свете старший брат. Я сжала его руки, чтобы подтвердить свои слова. — У Лайема Балларда есть семья, жена и сын. А я могу его спасти. После всего, что произошло, ты должен понимать…

— Я вижу, чем тебя это привлекло. Но я за тебя беспокоюсь, не в физическом смысле, хотя и за это тоже. — Лицо брата болезненно перекосилось, как и мое. — Как ты можешь спасать чьего-то чужого отца, не думая о собственных родителях?

— Это мы с Майклом уже обсудили. — Я уставилась на висевшую в центре потолка люстру, так как не хотела, чтобы Томас заметил мое отчаяние. И чтобы не потекли слезы. — Их вернуть нельзя. У нас есть только эта возможность, которая выпадает раз за всю жизнь. Прошлое менять нельзя. За исключением этого случая.

Какое-то время мы сидели молча, погрузившись каждый в свои собственные мысли: вспоминали о своей страшной потере. Томас откашлялся.

— Ты помнишь, что всегда говорил папа, когда предстояло принять ответственное решение?

Я едва не закатила глаза, когда мы произнесли хором:

— Выбирай то, что хотя бы было похоже на правильное решение.

— Точно. Эм, что бы ни казалось тебе похожим на правильный выбор, я тебя поддержу.

— Правильно будет помочь Майклу. А потом… — если будет какое-то «потом», — посмотрим.

Томас выпустил мои руки и посмотрел на дверь:

— Интересно, почему они так долго?

— Пойду проверю. — Я обрадовалась возможности закончить разговор, пока не сказала ничего лишнего, и я указала кивком на кухню: — Может, сходишь и раздобудешь мне хлеба и маринары? Тут же вроде все твое?

Направляясь через площадь, я вспоминала о том, что Майкл рассказывал Томасу и Дрю. На одной теме я зациклилась.

Майкл сказал, что путешественники плотные, а рябчики — газообразные.

Джек. Не плотный, не газообразный, серединка на половинку.

Майклу, Дрю и Томасу придется меня подождать. Мне понадобилось кое-что сделать. Срочно.

Глава тридцатая

— Выходи, выходи, где бы ты ни был! — тихонько позвала я, открыв дверь своей комнаты. — Джек? Не говори только, что ты вдруг начал меня стесняться.