Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
— Уверена?
Я кивнула.
— И кто?
— Новая пассия моего бывшего парня.
— Матвея?
— Нет.
— Того, от которого ты была беременна?
— Нет.
— Как все запутано. Щелкни чайничком, пожалуйста, и давай чуть в подробностях, хорошо? Вот ведь у тебя жизнь насыщенная, столько мужчин, а у меня был только один, если не считать приключений во сне.
Обстановка разрядилась.
Нравится мне Злата. За юмор, которым маскирует чувства, за то, что не смотря на кучу своих проблем, мои ей не кажутся лишними. За тепло, которое от нее исходит, за внимание в глазах, за молчание,
Я сделала себе кофе, ей — чай с лимоном, открыла коробку зефира, которую принесла. Относительно еды и мужчин у нас одинаково испорченный вкус.
— Закончили рекламную паузу, — усмехнулась она, — рассказывай.
Я задумалась — с чего бы начать? И начала с приезда в Одессу, избегая ненужных подробностей, рассказала об Артеме, Женьке, Матвее, перешла к настоящему и остановилась. Вроде бы, все.
— Уверена? — в отличие от меня, Злата выслушала, не перебивая.
— Око за око, — напомнила я. — Разве не справедливо?
— Я не об этом. Уверена, что с лестницы тебя столкнула девушка Артема?
— Конечно, я же тебе сказала, что вспомнила…
— Нет, — Злата покачала головой, — ты вспомнила длинные неухоженные волосы и нечеткие очертания ее фигуры.
— Это была она.
— Да, — Злата поставила чашку на журнальный столик, — если девушке на восьмом месяце беременности больше заняться нечем, как примчаться в Киев, непонятным образом узнать твой адрес и оказаться на лестнице именно в этот момент… И если в твоем окружении или Матвея, больше нет ни одной пигалицы с длинными пережженными волосами, которой вы перешли дорогу…
Звонок мобильного настойчиво призывал ответить.
— Привет, — сказал Матвей, — ты уже на работе?
— Я не очень хорошо себя чувствую.
— Да, конечно, — сказал он. — Ты не могла бы заехать в офис и скинуть для меня кое-какую информацию? А потом отдых, я скажу генеральному, что ты еще на больничном.
— Пусть он и скинет тебе информацию.
— Пароль от моего компьютера знаешь только ты. Заедь, пожалуйста. Через час я тебя наберу.
Отключился.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Злата.
— В твоих словах есть логика, но свою версию я не отбрасываю.
— Я о Матвее. Мне кажется, он тебя любит.
Я поперхнулась кофе.
— Ага, — скопировала ее словечко, — так же, как тебя — муж.
Мы расхохотались.
Снова звонок, снова Матвей.
— Я забыл тебе сказать…
Злата, сидевшая по-турецки напротив, подалась вперед, чтобы лучше слышать. Ее глаза так и кричали: «А я тебе говорила!».
— Наталья, ты нужна мне.
Злата победоносно щелкнула пальцами.
— Помнишь, — продолжил Матвей, — я говорил, что кто-то дышит мне в спину? Он подобрался очень близко. Сейчас многое зависит от того, кто первый: мы, «Олимпик-найс» или «МагаДельт».
Злата, зевнув, отвернулась к окну.
— Я выезжаю, — сказала я и нажала отбой.
— Поедешь? — не поверила подруга.
— Я пока еще там работаю.
Отвыкла от общественного транспорта, но толкучка в маршрутке отвечала моему настроению. Кто-то наступил на ногу мне, кого-то пхнула в бок — я, кто-то дыхнул перегаром на меня, кого-то окутала «Hugo Boss» — я. Главное — платить по счетам вовремя.
Генеральный, заглянув в кабинет, сказал,
что худоба больше подходит моим томным глазам и хотел сказать что-то еще, но за ним пришла Оксаночка, которая предпочла бросить карьеру маркетолога и стать секретуткой.Короткая юбочка, распахнутая едва ли не до пупка, блуза, наращенные соломенные волосы… Убитые перекисью, державшиеся на голове, наверное, только благодаря обилию лака… неухоженные волосы.
Фигура была почти как у девочки Артема и значит, Оксаночка вполне могла быть той, кто скинул меня с лестницы. Но за что? Она не была любовницей Матвея, не претендовала на мою должность. Ей было плевать на меня, и это было взаимно.
Не сходится.
— Ах, неужели я тебя застала? — В дверь протиснулась дама неопределенного возраста и необъятной фигуры.
Мы не были знакомы, и уже на ты?
— После аборта и сразу такое рвение? Похвально. — Она хлопнула два раза в ладоши. — В постели с моим мужем такое же?
Я догадалась, кто она, не стала делать удивленное лицо и переспрашивать: «Каким мужем? За кого вы меня принимаете?» Но я была в шоке от вкуса Матвея, и потому вяло проблеяла:
— Что вы хотели?
Расправила плечи, грудь вперед, и более уверенно бросила:
— Чего тебе?
Я сидела в кресле Матвея, его жена села в мое. Напротив. Глаза в глаза. Но этой близости, в отличие от Матвея, мне не хотелось.
— Как я тебе? — спросила женщина.
— В каком смысле?
— Ну, внешне, — она хихикнула, — души моей ты не знаешь.
— Чего ты ждешь? Комплиментов? Я бы на тебе не женилась.
Она отвернулась, недовольно поджала губы — снова ко мне.
— Он любит беременных, и я трижды рожала. Практически без перерывов. У нас была счастливая семья, но последние роды прошли с осложнениями. — Она снова хихикнула, что мало рисовалось с трагической маской на пухлом лице. Маска ей явно давила на щеки. — Когда он узнал, что я не могу забеременеть, стали появляться смазливые помощницы, и уже беременели они.
Я усиленно делала вид, что мне безразлично, хотя в памяти всплыла неприятная подробность. Матвей сказал, что хочет меня, узнав о беременности. И бросил меня, когда случился выкидыш.
Все сходится. Его возбуждают только беременные женщины, так бывает, я копалась в Интернете. Если бы я решила бороться за него, чтобы быть рядом, мне бы пришлось превратиться в свиноматку, и возможно, выглядеть еще ужасней, чем его жена.
— Он — животное, — продолжала она. — Ненасытный, что в еде, что в постели. Как пропасть. Ему постоянно мало! Красивое животное… И эти волосы, как у орангутанга, и литры пота, когда он скачет…
Я понимала, что мы уже не будем вместе. По ряду причин, которые есть и которые еще будут, но любила его и поливать грязью не могла позволить.
— Ты и сейчас возбудилась, когда его нет, представляю, как ты течешь, когда он рядом. Его пот я слизывала языком, — я облизнулась, прикрыв ресницы, — а твоя течка воняет даже через одежду. Пришла посмотреть на меня? Разбавить свои фантазии? Или посмотреть — мало, рассказать в подробностях?
Она насупилась, потом хихикнув, заржала как лошадь, прикрывая челюсть рукой в ажурной перчатке, сделала резкое движение, оказавшись в нескольких сантиметрах от моих глаз, выдохнула утренней колбасой в лицо: