Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
— В пять у тебя встреча с руководителем «Мега»
Эта сеть магазинов упорно отказывалась от нашей продукции, но, кажется, Матвей сумел к ним подступиться.
— Встреча перенесена на завтра, на то же время. Внеси в ежедневник.
— Ее перенес ты?
— У меня были веские причины? Ее перенесла другая сторона.
Действительно, как глупо я, должно быть, выглядела со своими назойливыми вопросами. Мир не обязан вертеться вокруг меня только потому, что вскоре я сама превращусь в шар.
Матвей подвез меня к клинике, повторил номер кабинета гинеколога, но остался
— Она уволена, — бросил, поднявшись в наш кабинет.
И все.
Конечно, к чему ему компрометировать себя и идти вместе со мной, размышляла я, поднимаясь по ступенькам, и понимала, что-то здесь не сходится. Но что?
— Три недели, — констатировала гинеколог. — Если надумаешь делать аборт, лучше сразу.
— Я пока…
Она сделала запись в толстой тетради, перелистала, посмотрела на меня поверх очков.
— Первая беременность — аборт нежелателен.
— Я пока… Вы знаете…
— Пока посоветуешься с папашей. Хорошо. Свободна. До следующей встречи. И запомни: не затягивай.
Я вышла из душного кабинета. Чуть не потеряла сознание, взбираясь на кресло гинеколога — вот было бы смеху. А теперь о серьезном. Три недели — значит, приблизительно, за день до визита пассии Артема с разоблачениями. Ирония, не иначе. Она шантажировала своей беременностью, и я повелась, хотя в тот момент тоже зачала ребенка и могла вести себя так же, не делая скидок.
Пузатый неухоженный коротыш лишил моего ребенка отца. Я, конечно, тоже не безгрешна, поддалась порывам. Вернуться к Женьке я не могла по причине гордости и того, что он собирался жениться. Да, можно было встать на дыбы, помешать свадьбе, прибегнув к шантажу и все такое, но что это даст?
Три разрушенных жизни? Если брать во внимание будущую жену Женьки, то четыре. Она ведь может оказаться не куклой и не шлюхой, как представил ее Артем. Да, он вполне мог ошибаться, как и его мать, считая меня потаскушкой.
Я вернулась в машину Матвея.
— Какой у тебя срок?
Мне бы обратить внимание на вопрос — один и тот же, настойчивый, в третий раз, но в голове крутилось одно:
— Ты меня уволишь?
— Какой у тебя срок? — Он взял меня за подбородок, заставил посмотреть в глаза. И когда я ответила, выдохнул в губы: — Я хочу тебя.
Глава № 22
Я смотрела на спящего Матвея и поверить не могла, что этот мужчина лежит в моей постели, после бурного секса, и секса со мной.
Господи, если для того, чтобы это случилось, нужно было забеременеть, жаль, что этого не произошло раньше. Он был ненасытен. Тот, кто говорил, что я не в его вкусе. А мне было мало. Того, кто говорил, что я не в его вкусе.
Мне хотелось вечность кончать от одного его взгляда. Хищного. Требовательного. Властного.
Мое тело стало гораздо чувствительней и рассыпалось искрами от малейшей ласки. Полагаю, будь я такой всегда, Артем бы не посмел сказать,
что у нас нет будущего.Я поморщилась. Мысли о бывшем любовнике удивили. Какая мне разница, что бы он сказал и сделал? Все к лучшему. Сейчас я с Матвеем, и счастлива.
Матвей открыл глаза, словно почувствовал взгляд. Я испугалась, что сейчас он спросит который час и начнет торопиться к жене, прижалась к нему, провела рукой по груди с темной порослью, вдохнула его запах, запоминая.
— Прости, — он приподнял мое лицо за подбородок.
Я напряглась, но заставила себя «играть в жалюзи». Я должна его отпустить, твердила себе, он женат, может быть, есть дети. Я смогу его отпустить. А потом украду снова.
— Я знаю, ты не переносишь сейчас даже запаха, — Матвей смущенно улыбнулся, — но я ужасно хочу кофе.
Мне хотелось смеяться, летать, петь, вдыхать ненавистный запах кофе. Он со мной! Не закрылся, не спрятался за вежливостью, не ушел к жене, бросив равнодушное «до завтра». Я потянулась за поцелуем. Жарким. Долгим. Поцелуем любимого человека.
— Я сейчас сделаю.
Но при попытке встать оказалась прижатой к постели.
— Я сам. Хочу, чтобы ты оставалась здесь.
Он прошел на кухню. Я слышала, как открывались и закрывались шкафчики, как зашипел газ, запахло кофе… Тошнота подступила к горлу и я понеслась в туалет. Даже двери на кухню прикрыть не успела, но в ту минуту мне было все равно — слышал Матвей позывы моего желудка или нет.
Почти все равно, потому что когда позывы прекратились, вернулось смущение.
Матвей стоял у двери с влажным полотенцем в руках. Протер мое лицо, приговаривая: «Все пройдет, пройдет, и это тоже». Я улыбнулась. Слова царя Соломона не звучали пафосно в устах Матвея. Разве что… Предупреждающе?
Но я тут же отбросила эти мысли.
— Все пройдет, — послушно повторила, прижимаясь к нему.
Концовку цитаты произнести отказалась — не хотелось, чтобы то, что возникло между нами, прошло.
— И все-таки, ты посягнула на мой авторитет и встала с постели, — шутя, упрекнул Матвей.
— Ты злишься?
— Пожалуй. И у тебя есть секунда, чтобы исправить ошибку.
Я рассмеялась и поспешила занять позиции лежа. Матвей навис надо мной, откидывая прядки со лба, дразня губы пальцами, шепча непристойности в ухо. Никогда не думала, что это может возбуждать, и так сильно.
Я чувствовала себя кошкой, которая дорвалась до миски сметаны и все его тело, без исключений, было моим лакомством. Мне нравилось быть свободной. Нравилось быть развратной. С ним. Для него.
Нравилось встречать утро, улавливая его запах — секса и мужественности, нравилось ощущать поцелуи на шее, чувствовать руки на теле, еще в полудреме, но прекрасно осознавая, кто подводит меня к очередному оргазму.
Нравилось биться в его руках и слышать:
— Еще раз, пожалуйста, уже вместе со мной.
И находить силы раскрываться снова. И впускать его снова. И летать, не боясь упасть, вместе с ним. Снова.
А потом приезжать в офис и, не замечая шепота вокруг, погружаться вместе в работу с жаром, как ночью — друг в друга.