Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
Поначалу симптомов беременности не было. Ну, задержка, подумала я, тем более, что такое случалось не раз. Ну, тошнит меня от запаха кофе — так замечательно, чай с лимоном намного вкуснее. Ну, раздражительная в последнее время — так переезд, смена обстановки, коллектива — стресс сумасшедший. Привыкну.
А вот когда меня чуть не вырвало на белые брюки Матвея, я все поняла. Едва дождалась вечера, чтобы купить тест. Сначала один. Потом снова выбежала в аптеку и купила еще три. Две красные полоски были категоричны, и не смотря на свою параллельность, ставили крест на моем будущем.
В
Я не помнила, когда последний раз ела с удовольствием и без последствий над унитазом, когда высыпалась и когда голова не пухла от мыслей: «что делать?» Именно это я спрашивала у зеркала, чистя зубы, у кнопок в лифту, у безымянных сотрудников, несущихся по ступеням офиса, у молчаливого Матвея, когда он был занят и не мог прочесть по глазам, у эсмс-ок, которые сбрасывала сама себе.
И никто не отвечал. Ни зеркало, ни кнопки лифта, ни сотрудники, ни Матвей, ни я. Тупик. Пока в одно обычное, в общем-то, утро офис-менеджер Машенька, стоящая в курилке у туалета, не ляпнула:
— Не иначе девочка родится — совсем тебя измучила.
Я остановилась. Сигаретный дым вызывал рвотный рефлекс. Или его вызывала Машенька. Заставляла себя сделать хоть шаг, но ноги не слушались.
— Мальчишки красоту у матерей не забирают, — продолжила Машенька, мило улыбаясь. — Так что пусть бы уже папка ваш бантики покупал.
Я могла начать отнекиваться, могла сделать скандал, но больше всего мне хотелось ее ударить. Желание было сильным, мне даже удалось отлепить ноги от пола и приблизиться к Машеньке.
Она выпустила мне в лицо струю дыма.
— Прости, — смешок, — промахнулась.
Я представила, как вцепляюсь в ее наращенные волосы, как впечатываю личико с татуажными губками в батарею и с наслаждением вслушиваюсь в громкие визги. Сладкая музыка для беременных.
Я зажмурилась, открыла глаза. Губы Машеньки не устали растягиваться в насмешливой улыбке, а я устала бездействовать.
— Заместитель заместителя — это что получается? — рассмеялась она. — Как же иначе должность-то зовется?
Она решила, что отец ребенка — Матвей. Мне стало смешно и тоскливо, стало так жаль, что она ошибается.
— Получается, — сказала я, — что, как ни крути, эта должность гораздо выше твоей.
Общение с Матвеем пошло на пользу — мне удалось не выдать голосом раздражение. Удалось вывести Машеньку своим спокойствием. Желая добиться эффекта сильнее, я сказала:
— И если ты так осведомлена о моих постельных делах, скажи папке про бантики сама. Уверена, ты догадываешься, куда он тебя пошлет.
Она захлопала искусственными ресницами, открыла пухлый ротик, закрыла, и когда я возликовала, взорвалась бомба.
— Здравствуйте, Матвей Матвеевич, — сказала Машенька, глядя куда-то за мое плечо. — Конечно, это только мои наблюдения… Меня так бабушка учила… Но она говорила, что если красота уходит, то… Поздравляю! У вас будет девочка!
У меня все еще был шанс, что она блефовала. Был до того момента, как я услышала:
— Не имею привычки посылать женщин.
Матвей.
Я обернулась, ожидая увидеть в его глазах презрение, недовольство, холод — я была готова ко всему, кроме нежности. Она искрами прошла по телу, бросив в жар, окатив холодом, сковав движения.Я ошиблась. Он не может чувствовать того же, что и я. Тем более сейчас, когда все слышал.
— Предпочитаю более радикальные меры, — сказал Матвей, — Как вы думаете, Машенька, если среди сотрудников появился источник сплетен, он разлагает корпоративный дух компании?
— Я…
— Думайте, Машенька, думайте, или вы хорошо только ротиком работаете?
— Нет, я…
— Неужели Роман мне лгал? — Голос Матвея понизился до шепота. — А так красочно описывал. Во всех рабочих подробностях. Не переношу ложь. Передайте ему, чтобы написал заявление вместе с вами.
— Нет, я, нет… Не надо, пожалуйста, он ведь не простит, он… — жалобно протянула Машенька.
— Значит, он — все-таки ваш любовник?
Я услышала всхлипы и сквозь них:
— Да, я… То есть, мы…
— Если вы напишете заявление прямо сейчас, вас рассчитают как положено, с премиальными и выходным пособием. Я лично прослежу за этим, если нет… Минута пошла.
Я раскашлялась от дыма, который Машенька в отместку все еще выдыхала на меня. Мне снова стало дурно.
— Иди в кабинет, работы много, — сказал Матвей и слегка подтолкнул. Нет, поняла я, встретившись взглядом — не было нежности. Придумала сама себе.
Поднимаясь по ступенькам, услышала:
— Десять секунд.
Неужели Машенька напишет заявление? Она ведь может сказать, что подчиняется не заместителю генерального, а непосредственно директору филиала, а тот, с учетом их близких связей, защитит любовницу. Или я не права?
— Ты ошибаешься, — пояснил Матвей, когда я задала ему этот вопрос. — Да, функционально она подчиняется директору филиала, но директор филиала — мне. И если бы он вступился за нее, тем самым обозначил, что не согласен с моим решением. Я могу многое простить, кроме сплетен и посягательств на свой авторитет.
Он сделал два кофе, чуть слышно выругался, вылил в мойку, бросил в большие чашки два пакетика с зеленым чаем, залил кипятком.
— Пора перестать пить чай в пакетиках, — сказал, отдав одну чашку мне. — Там только красители и никакой пользы. Какой у тебя срок?
Мне все еще сложно было говорить об этом, наверное, я надеялась, что однажды проснусь и пойму: кошмар закончился. Я даже матери ничего не сказала. Как это выглядит со стороны? Еще одна история провинциалки? Уехала покорять большой город и принесла в подоле. Аплодисменты.
Моей беспечности не было оправданий, но я их искала.
— Я узнала уже в Киеве.
— Я тоже.
Горячий чай успокаивал, с ним было проще говорить о таких вещах, проще признаваться в невольном обмане. Я с удовольствием разгрызла сухарик и спросила:
— Давно?
— Одновременно с моими белыми брюками. Какой у тебя срок? — повторил Матвей.
— Тест говорит только да или нет, — я попробовала отшутиться.
— Ясно. Запиши в мой план поездку к гинекологу. — Он посмотрел на часы. — Скажем, в семнадцать ноль ноль.