Песок из калифорнии
Шрифт:
Самое главное в енечках Билли это была жизненная правда - все енечки написаны только на фактическом материале.
Кроме енечек Билли сочинял еще замутные телеги, краткие рассказики из хиповой фентези, строк так двадцать-двадцать пять, начинавшиеся всегда одинаково - один хипарь встретил бабу-ягу, только не старую, а совсем молодую, от силы лет триста с хвостиком... И дальше ни разу не повторившись в своих замутных телегах, насочинял так килограмм пять.
Ну и что бы совсем закончить об творческой стороне Билли и перейти собственно к рассказу, нужно обязательно упомянуть его занятия живописью. Билли любил, под меланхоличное настроение рисовать по желтой бумаге красной тушью объединяя свои рисунки в циклы и давая им пронзительные и точные названия. «Жизнь и смерть участкового инспектора Кирилла Огурцова, павшего в борьбе с врагами перестройки» или «Путана в сетях ЦРУ как фиолетовая смерть» и так далее. Как из этого можно понять, меланхолия сказывалась, как в названиях циклов, так и в изображенных в них картинах. Хотя сам по себе Билли был больше оптимистом, чем пессимистом и довольно таки долгое время смотрел на жизнь с детской улыбкой на устах. Живопись свою он называл - желто-красное искусство. А вот со слухом и нотной грамотой Билли не дружил, слух отсутствовал напрочь, и ни какие терзания гитары и рук в далекой
За спиной сопела Ли, получившая сокращение от прежнего - Маугли, первым утром после записи в клуб "ФрилавБилли", так как Билли заявил, что спать с Маугли он не может, поскольку у него с данным именем связаны определенные ассоциативные связи по Фрейду. Все дело в том, что у него есть знакомый пипл по прозвищу Маугли, и каждый раз занимаясь любовью с нею, он будет испытывать странное чувство, будто занимается любовью со своим приятелем... Герла сразу врубилась в расклад и сократилась до Ли, тем более это намного удобней в постели. Ли сопела, Марго шевелилась, грозясь вот-вот проснутся, в голове и на душе было мутно и муторно, лезло всякое говно из популярной литературы - тридцать три, учение не создал, учеников растерял, дом не построил, только деревьев в далеком школьном детстве насажался аж до тошноты, как только это насильное приобщение к природе не отвратило от будущего хиповства, непонятно...
Да, да-да, так дальше жить нельзя, а как нужно - хрен его знает, может в монастырь податься, вон, аж три френда-хипаря подались а монастырь, там спокойно-покойно, между молитвами и пахотьбой, нет-нет, только не в монастырь, там же пахать надо, если б еще в женский, внезапно улыбнулся Билли и зашарил синей от холода рукой по подоконнику, в поисках завалившегося с богатых времен, бычка-чинарика. То есть остатка недокуренной и припасенной на будущее, сигареты. Под руку попадались все больше вещи не нужные, по крайней мере сейчас, все какие-то наводящие на различные воспоминания и ассоциации...Ксивник, старый-старый, с ним он еще на Гаую ездил, в 82; или 83, он тогда еще ксиву под дождем замочил, менты к тому паспорту потом вязались... Кукла, оставленная Светкой из Киева, засохший пучок какой-то зелени, это я тогда хотел на цветочный чай перейти и гербарии ударился собирать... Нож с обломанным лезвием, лезвие сломал, когда пиво открывал, чешское с Арбата, датчан-хипов угощал за их прайс, познакомился я с этим андерграундом из-за бугра в прошлом году, они мне и ринг-вписку оставили, то ли в Голландии, то ли в Дании, мол приезжай как ни будь... Дания, Христиания, столица хипов всего мира признана ООН и ЮНЕСКО, я ж статью в эстонском «Козломойце» читал... может... Червячок желания чуть шевельнулся и умер, не оформившись до конца под бурным натиском серого быта.
– Би, жрать есть чего?
–
подала голос проснувшаяся Марго, выглядывая молодой бабой-ягой из-под ватного стеганно-дырявого одеяла. Мгновенно отозвалась капризная Ли:
– Билли, миленький, дай мне какой-нибудь чинарик, подыхаю без курева, без толчка.
Билли не оборачиваясь на пищанье герлушек поморщился и тихо, но внятно (пардон за штамп) ответил:
– Ни хрена нет. У меня депресняки. Если не хотите нарваться на выписку - утухли.
Без меня разгребайтесь...
И пассии утухли, так как очень и очень хорошо знали своего Билли.
Билли стал Билли в далеком-далеком семидесят-третьем-застойном. Он, уже имея за плечами первую дурку, а в кармане справку, молодой и красивый, но совершенно наголо остриженный представитель цветочного братства, прикатил покорять город-герой Москву. На перроне чуть не был свинчен бдящими за чистотой рядов москвиче двумя полисами, но спасли длинные ноги. Билли бывший еще не Билли, совершенно случайно столкнулся около какой-то пивной в районе Арбата с представителем паразитирующей молодежи, украшенным длинным хайром. По местному - лонговым. Кинувшись к брату, Билли-не Билли совершенно забыл про свою не модную прическу и естественно получил кучу недоумения - а что этот стриженный гопник льнет с объятиями? На попытку разъяснить ситуацию, получил от неизвестного до сих пор и более ни разу не встреченного на долгом хипповом пути-трассе, хипаря, заслуженное - эт ты хиппи? да ты просто старичок, ковбой Билли... Ковбой естественно, сразу отпало, а вот Билли уже с гордостью несется по лайфу с кайфом лет семнадцать... Билли впал в депресняк. Завалившись назад в постель и отвернувшись к ободранной стене, украшенной самодельными плакатами любимых групп, а их у него было много, и групп, и плакатов, Билли погрузился в... Кто из нас не был в депресняке, кто из нас не знает этого состояние, когда есть только одно желание - сдохнуть, но нет сил на исполнение даже его...Ни душевных, ни физических.. .
...Я устал пить чай,
Я устал пить вино,
У меня не осталось слов
Кроме слова "говно"...
Ближе к вечеру Билли смог выползти на улицу. Один. Так как герлушки куда-то скипнули, не желая ломать кайф депресняка Билли. На проклятой вонючей улице моросило какой-то гадостью, люди были отвратительны, и ни кого не хотелось любить. Хотелось немедленно вступить в «Красные бригады» и самолично взорвавшись, угробить вместе с собой еще человек пятьсот. В метро аборигены толкались, матерились и бросали злобные взгляды друг на друга и все вместе на Билли. Энергетически колпак Билли, разрушенный депресняком, не только не спасал тонкую и хрупкую душу но еще в добавок висел ошметками на плечах, мешая дышать и двигаться... В центре Москвы было еще паскуднейше. Жижа грязно-мочевого цвета, достигая местами до щиколотки, мгновенно промочила щузы, клеша и даже полы пальто Билли, сверху сыпалось мокрое и липкое, воздуха просто не было, в место воздуха была адская смесь, состоящая из выхлопов миллиарда автомобилей, появившихся вместе с капитализмом, различнейшего парфюма, мужского и женского, а Билли не ненавидел и то, и другой, запахов какой-то дряни, жарившейся в различных киосках» Со стен на него щерились какие-то рожи, то ли поп-звезды, то ли члены какого-то комитета, кругом людей было на один, а то и на два порядка больше, чем могло вместится на единицу измерения площади, все толкались, кричали, матерились...То та,, то там вспыхивали мгновенные драки, кто-то у кого-то что-то вырывал и убегал, кто-то где-то стрелял, но ни кто не обращал на это ни малейшего внимания. Полисы бегали оскаленные, как крокодилы, прижимая к груди автоматы без прикладов, какие-то вооруженные до зубов люди в полувоенной форме, поведением напоминая оккупантов из фильма, прямо на тротуаре какого-то обыскивали, а кто-то другой возмущался.. Голова шла кругом, Билли стоял прямо
в луже по колено в холодной густой жиже, оттесненный агрессивной толпой к стене станции метро Арбатская и отчетливо-пронзительно понимал - больше ни чего не будет для него, ни чего!.. Ни Гауи, ни Крыма, отсоединились Украина и Прибалтика, стопом не берут, боятся бандитов, на поезд билета не купишь, легче купить поезд - дешевле будет, денег в этом крокодильнико-крысятнике просто не дадут заработать ни как, а уподобляться тому вон бомжу, обосано-обосранно-облеванно-дранному он не собирается и выход из всей этой фантастическо-хорорной жизни прост до не могу. Надо только решить как. Под поезд можешь остаться инвалидом и больно, с окна мастерской, все же десятый этаж, страшно и больно, с моста холодно, мокро и больно, можно повесится, шею больно, он пробовал в дурке один раз, чуть не закололи гады, остается старое испытанное средство, герлушек прогнать, в ванну теплую воду, и попилится... Подняв голову к низкому хмурому небу, Билли увидел в том самом месте, где раньше висело «Народ, и партия едины!» - «Кока-кола» все в таких же социалистическо-кровавых цветах.Что-то скользнуло в замерзшую ладонь Билли, он с удивлением уставился на молодое голубоглазое лицо, румяное, с отличными не советскими зубами, даже помирать захотелось как-то меньше,
– Возьмите, может быть вам это пригодится, - мягко сказала носительница несоветских зубов и Билли уловил чутким ухом почти москвича чуть незнакомый акцент, совсем-совсем неуловимый. Незнакомка, одетая скромно, но во западному отлично и отлично, отчалила от лужи Билли, сжимая в руках пачку каких-то глянцево-красочных брошюр и напоследок отсалютовав вновь улыбкой. Поднеся не сгибающейся от холода рукой брошюру к лицу, Билли прочитал крупные буквы на обложке (совершенно по-русски) - «Армия спасения протягивает вам руку помощи!». На Гоголях уже давно ни кто не тусовался. Бисквит был переделан в какой-то ресторан. Джанг, богом благословенный Джанг, Джалтаранг, был снесен с лица земли какими-то потусторонними силами. Пентагон пускал за плату. На Сырах было гнусно и мерзко. Петровка обмажорилась и естественно, подорожала. В Бубликах тусовались пионеры, бомжовые пионеры и какие-то гнусные непонятные личности. В Собутыльник! было дорого и богемно-чопорно. Все цветы должны цвести, вот и доцвелись, на тусовке плюнуть негде от дебилов, бомжей и алкоголиков...
Билли не знал, куда ему деться от своих мыслей. Ни где нет приюта исстрадавшейся душе, ни приюта, ни покоя...Покой нам только снится...
– А ты чего здесь расселся?!
– возмутился видом Билли и его появлением в теплом парадном какой-то нетерпимый жилец. Билли лениво поднял на него свои карие глаза, выпустил между губ один из больших пузырей и...
– Я ы-ы-ы-ы-и-ы~ы!!! Жильца как ветром сдуло, только где-то внизу хлопнула дверь. Билли на секунду задумался - вызовет или нет, приедут или нет, а если из другого места? и решив ? нет, не приедут, ни врачам, ни полисам до него в это бурное время нет делов, ни до того им, что б по парадникам психов подбирать, и продолжил прерванное занятие.
Листая толстые глянцевые страницы буклета, рекламирующего американскую Армию Спасения и ее услуги, оказываемые гражданам гибнущей страны, Билли задумался. Что конкретно ему, может дать эта Армия? карелку бесплатной похлебки? Благодарю, сыт по горло бесплатными похлебками. Шмотки? Клешенных джинсов у них скорей всего нет, а значит выдадут брюки какого-нибудь фермера или клерка, на Билли, не жалко, носи на здоровье... Благодари. Что еще?.. А если...В голове Билли вновь зашевелился утренний червячок, стараниями серого быта превращенный в дракона депрессии и... Ярчайшая вспышка озарила Билли, он в обще был великий мастер по изобретении выходов из тупиковых и матовых ситуаций, куда его постоянно загоняла советская жизнь.
Когда на Таганке, какие-то чуваки сделали видеозал с хипово-роковыми фильмами, он и только он! изобрел гениальнейшую телегу по изъятию из народонаселения прайса на билет. О, это было изобретение века!.. И только однажды она, телега, дала сбой. И то, правильней сказать - половинчатый результат...
Билли подходил к представителю нарождающегося капитализма в кашемировом пальто или в красном пиджаке с засученными рукавами, в зависимости от сезона, и проникновенно глядя в глаза, в самую душу, если она еще не была продана дьяволу желтого тельца, глядя и говорил особым, проникновенным голосом: -Извините, я вижу - вы состоятельный человек, в отличии от меня. Нет-нет, вы только не подумайте, что я прощу деньги, нет-нет. Понимаете, я долгие годы социалистического рабства был лишен просмотра целого ряда мировых шедевров, а сейчас, хотя и вроде бы и наступила частичная либертуха, но увы... В этом месте Билли широко разводил руками, не менее широко улыбался, мило и обаятельно, затем движением фокусника выворачивал свои карманы, страшного пальто или расшитого жилета, так же в зависимости от сезона.
– И как вы видите, не смотря на вроде бы возможность лицезреть шедевры мирового киноискусства, в связи с бедственным положением, куда меня с остальной частые населения ввергли коммунисты за семьдесят лет эксперимента, я одновременно лишен такой возможности. В этом месте Билли переходил на интимный шепот и особо-доверительную интонацию-придыхание:
– Но вы как человек разумный и состоятельный, не откажете в такой малости падшему, нет-нет, - чаще всего в этом месте жертва Билли пыталась достать пухлый бумажник, что б откупится от пострадавшего из-за коммунистических экспериментов какой-нибудь мелочью, но Билли был неумолим и коварен.
– Нет-нет, я не могу взять от вас денег, вы же в отличии от меня их заработали, - здесь жертва распрямляла плечи и горделиво оглядывалась по сторонам.
– Нет-нет, я не могу взять от вас заработанные деньги, не могли бы вы просто купить мне билет на шедевр, что бы не искушать меня возможностью пропить ваши деньги, ведь человек так слаб... И действительно, человек так слаб, что заходил влеченный Билли в кассовый зал и приобретал билет на шедевр мирового киноискусства, хотя если б расчет был произведен на улице, это было бы раз в пять дешевле. Что мешало просто стряхнуть худющую руку, украшенную бисерными браслетами и кольцом металла «свинец», оставалось загадкой даже для самой жертвы. Видимо проникновенные нотки голоса Билли будили какие-то глубоко зарытые под меркантильностью и повседневной суетой неведомые душевные порывы. Одним словом, билет покупался, Билли шел в зал, жертва отправлялась по своим бизнесменско-криминальным делам, терзаясь вопросом - почему? Почему я, который не дает, не подает даже женщине с грудным ребенком, дал этому длинному с наглой рожей, по которой плачет кирпич?.. Ответа не было... И только, как было уже упомянуто выше, один раз телега дала сбой, залихорадило ее, затрясло, жертва внимательно выслушала весь монолог Билли, внимательно просмотрела этот театр одного актера и поправив галстук хрен знает какой стоимости в баксах, ответила, вытаскивая бумажник и сопротивляясь влечению Билли в сторону кассы;