Песок из калифорнии

– Так, что мы имеем на лицо? Имеем субъект, то есть я, не имеющий жилья, работы, навыков к труду, желания работать и трудоспособности. Но я не являюсь тунеядцам в обще принятом смысле! Нет и еще раз нет! Обратите внимание - это мои стихи, о качестве и достоинствах сейчас не будем говорить, здесь не литературный диспут и эта тема за рамками нашей беседы, тем более искусство всегда было субъективно, вот моя поэзия, вот безмен, прибор для взвешивания, обратите внимание! Ровно пять килограмм сорок два грамма!.. Прошу убедится собственными глазами!
– Билли встал и продемонстрировал ошарашенным генералам вес поэзии, действительно, сей странный прибор показывал названную цифру.

– Это живопись! Восемь килограмм триста семь граммов! демонстрирую для недоверчивых!..

И вновь демонстрация полновесности живописи Билли.

– Теперь переходим к прозе, к прозе жизни, мои енечки!..

– Ваши что?
–

жалобно-непонятливо допыталась проблеять одна из генералов, но была поражена выпадом Билли.
– Енечки! Разновидность короткого рассказа, два килограмма двадцать один грамм! И так, что мы имеем на фейс? Субъекта, не имеющего квартиры, способностей к труду, но одновременно с тем не являющимся тунеядцам, а творческой натурой... Единственное «но» - еще уже вышеупомянутый профессор Лисовский упоминал, что искусство так называемых хиппи есть искусством для собственного внутреннего потребления, то есть я не могу жить на средства от своего искусства, даже если и буду по-прежнему работать так же продуктивно! Теперь переходим к объекту. Объект, то есть страна, сейчас именуемая Российской Федерацией, встала на рельсы общемирового развития. Это похвально! Но как мы знаем из истории капитализма, вот я принес для вас учебник истории, за десятый класс, рекомендованный Минпросом СССР, страница девяносто вторая, абзац я подчеркнул для удобства пользования. Обратите внимание - текст доже выделен курсивом! Читаем - в начале пути во всех странах капитализм является хищнической, разбойной социальной формацией, совершенно игнорирующей потребности трудящихся... Прочитали? так вот, мы с вами имеем на лицо субъект, совершенно не желающий заботится о простых людях, то есть обо мне. Совершенно не развиты институты социальной защиты, не работает механизм социальной защиты, не выделены средства из бюджета на соответствующие статьи расходов, вот ознакомьтесь, я подготовил соответствующий материал... Билли вытаскивал и вытаскивал из бездонного рюкзака папки и статьи, графики и экономические выкладки, прогнозы и примерный состав потребительской корзины, все передавая в руки генералам армии, те брали их совершенно с серьезными лицами, вдумчиво читали их, показывая друг другу очерченное, подчеркнутое, отмеченное, полированный стол покрывался толстым слоем доказательств алчности и беспринципности объекта, и беззащитности перед грядущим капитализмом, субъекта. А Билли несся по бездорожью, его несло...

– ...А значит, если объект не предназначен для проживания данного субъекта, то наилучший выход для субъекта, это выход из объекта... Во внезапно во царившей тишине кабинета отчетливо стали слышны за оконные шумы капиталистической Москвы, разбойной формации. Четверо пар глаз, полных слез и сострадания, смотрели на Билли, готовые бросится на помощь, но не зная как ее осуществить.

– А, собстейвно говоряу, что вый хотеть от нас?
– робко выдавил главный генерал из себя, а остальные закивали головами, белые блузки, черные юбки, синие воротнички, все было полно сострадания и сочувствия.

– От вас? Видите ли, если вы мне не поможете выехать в нормальную страну, уже построившую нормальный капитализм и имеющую развитые институты социальной помощи, то мне остается лишь одно - смерть. Задернув рукав пальто, Билли продемонстрировал старые шрамы на сгибах рук, память об буйной молодости и дурдоме. Одна из генералов ойкнула, так просто, не по западному, Билли опустил рукав;

– Это не блеф и не пустая угроза, и даже не наглость, я такой неприспособленный к нагрянувшим реалиям и активной жизни, что если вы согласитесь с моими доводами о моей невозможности дальнейшего проживания в первичном диком капитализме, то кому-то из вас даже придется ходить вместе со мною по кабинетам российских бюрократов. Так как если я пойду один, то в одном из кабинетов не выдержав активной жизни, я чего-нибудь совершу или с ним, бюрократом или с собой. Таким меня сделал советская система и действительность. Моей вины в этом почти нет...

Аэропорт «Шереметьево-2» жил своей обычной жизнью постсовкового аэропорта. Грузчики, похожие на бандитов, таксисты, похожие на гангстеров, милиционеры, похожие на уголовников, пассажиры с советскими паспортами напоминали массовку со съемок кинофильма об эвакуации белых войск из Крыма... Пассажиры с паспортами развивающихся стран напоминали пиратов, тоже из кинофильмов, с паспортами развитых капиталистических стран - посетителей зоопарка.

Только парни в гимнастерках и кителях, с зелеными погонами напоминали самих себя - бдительных пограничников, не пропустивших ни одного шпиона, ни одного контрабандиста. Только эти парни, своей незыблемостью, всем своим внешним видом говорили среди всеобщего бардака и бедлама - есть такая партия! То есть служба... При виде этих крепких парней, скромных, но уверенных в себе, хотелось запеть что-нибудь старое, типа - «...И танки наши быстры» или «...От тайги и до британских морей»...

Кричали чего-то прощающиеся и отъезжающие, таможенники неторопливо цапали пальцами багаж, а глазами владельцев, стараясь выявить характерную нервозность, но это им удавалось с трудом. Багаж гражданина Ольгова Валентина Сергеевича, г.р.1959, место рождения г.Чита, выезжающий на постоянное место жительства - США, состоял всего лишь из уже знакомого, потрепанного рюкзака и расшитой сумы через плечо. Август удался жаркий, в аэропорту, как всегда летом, не работала вентиляция, с таможенников пот лил градом.

– Ни чего?
– скользнул взглядом по подчиненному старший по смене и получив отрицательный ответ, в сердцах шлепнул печатью куда-то в паспорт.

– Следующий!
– с ненавистью в голосе ко всем отъезжающим и просто уезжающим прокричал сдавленно таможенник. Билли обернулся, что б в последний раз увидеть близких ему людей. Сразу за барьером стояли два генерала Армии Спасения, провожая Билли в страну обетованную для субъектов, не получивших трудовых навыков с детства, а за спинами генералов, цветным цыганисто-бродяжно-богемным видом переливаясь всеми цветами радуги, блестя на солнце бисером, браслетами, вышивкой, бусами и заплатами, колыхалась в рыданиях огромнейшая толпа членов клуба «ФрилавБилли», приехавшие по этому поводу со всех концов страны, с редкими вкраплениями френдов, пришедших проводить в дальний путь. До Билли донесся крик верной до конца Марго:

– Напиши Билли, есть ли Сан-Франциско! Решительный парень с зелеными погонами и автоматом на груди подтолкнул Билли вперед и объект остался позади. Вместе с друзьями, членами клуба, со всеми радостями и горестями, со всем что было хорошего и плохого. Впереди была неизвестность... Билли усмехнулся и еще раз обернувшись, послал большой общий воздушный поцелуй. Один на всех.

Через восемь месяцев Марго получила открытку с видом «Гольден бридж» и одной строчкой - он существует...

КАК ПРОВОЖАЮТ САМОЛЁТЫ.

Москва начала лета конца восьмидесятых поражала провинциалов, особенно впервые посетивших бывшую столицу и оплот всего прогрессивного человечества, а ныне просто центр бардака и псевдодемократии. Перестройка, ускорение, гласность, херня с водкой, демонстрации всех спектров, гомосексуалисты вышли из подполья, советская власть не знает, что делать...

Арбат.. ах Арбат, мой Арбат... Арбат да не тот, московский грузин!.. Твой был задворками полыхающего мира, а этот!.. Этот и есть центр того самого полыхающего мира!

Возле «Чешского, дворика», что прямо напротив боковой стены комплекса «Прага» -столовая-закусочная, кафе, ресторан, веранда на краше, стоит густая толпа и внимает.. Перед нею, оставив в тылу жидкую, ненадежную защиту-кусты и сжимая в потных руках листки с маткой-правдой, читают стихи арбатские поэты. Вот закончил свое заунывное чтение про поруганную большевиками маму-Россию, ой! а куда же милиция смотрит? и представляет следующего декламатора взволнованный поэт:

– А теперь перед вами выступит следующий поэт нашего неформального объединения "Поэты Арбата" Андрей Полярный! Жидкие хлопки и вперед выступает названный. Лысый, но по сторонам висят длинные волосы до плеч, с худым волчьим лицом и голубыми фашистскими глазами, в каких-то рвано-империалистических обносках, Андрей Полярный, он же Дрон, он же Лысый Хайр, зло и резко начинает читать не свои стихи, поворачивая голову на длинной шеи то влево, то вправо:

А декабристы разбудили Герцена

Который спал, не ведая про зло...

Провинциалы, а в толпе слушателей процент провинциалов достигал до перестроечного избирательного уровня - 99,9%, выкатив изо всех сил глаза, но не забывая шарить вороватым взглядом по сторонам, что б вовремя, в случае облавы, свалить с этого пира духа, внимали пииту;

...Какая сука разбудила Ленина,

Кому мешало, что ребенок спит?!,.

Общий восторг и энтузиазм, единение и сплоченность, вороватый взгляд по сторон нет, не видать знакомых фуражек, и дальше: