Песок времени. Том 2. Книга пламени

Через час он вышел из комнаты.

Его организм быстро восстанавливался. И сейчас этот час сна вернул ему силы. Хотя все и болело, но в целом он себя чувствовал хорошо.

Ему все обрадовались. Стали пожимать руку и хлопать по плечу. Сразу накинулись с вопросами и просьбами научить их так же драться.

Прохор стукнул по столу, все притихли. Он жестом позвал его сесть с собой рядом, на свое место. Перед ним все расступились, пропуская к его стулу. Один из ребят быстро сбегал и принес ему еды.

– Ты как? – Прохор внимательно смотрел на него, пытаясь удостовериться в его здоровье.

– Все нормально.

– Точно? Тебе больше всех досталось.

– Меня не только искусству боя учат. Есть еще техники защиты и восстановления. Это важно знать и уметь применять. Поэтому действительно все нормально.

– Ну ты крут! Ты прошел обряд посвящения в нашу банду – показал себя в реальном деле. Теперь ты всегда будешь со мной – будешь моим заместителем.

Прохор протянул ему руку. Они обменялись рукопожатиями. Это было признание Прохором Кая при всех. Сейчас Прохор официально поставил его вторым после себя человеком в их банде. И это все поняли.

Затем ребята не выдержали и завалили его вопросами о том, как он так дрался. Он ел и отвечал. Прохор, уже насытившись и развалившись в своем «царском» кресле, смотрел на все это.

– Тебе во сколько сегодня домой нужно попасть? – глаза Прохора хитро сверкнули.

– Сегодня можно поздно быть. Родители на торжественный прием в Кремль уехали, вернутся очень поздно, а те, кто в доме, меня не выдадут, во сколько я приду.

– Это хорошо, что есть время, – Прохор коварно улыбнулся, – ребят, чистую рюмку принесите и водке налейте.

Прохор поставил перед Каем рюмку с водкой.

– Тебе пора становиться взрослым. А то дерешься лучше нас, а водку даже не пробовал. Ведь так? – Прохор заглянул в глаза своего друга.

– Нет. Не пробовал.

– Тогда пей.

Кай посмотрел на Прохора. Он доверял ему. Это его друг. Если Прохор сказал, значит, он должен выпить водку.

Он выпил. Дыхание перехватило. Но потом странное тепло полилось по телу. Боль от ударов постепенно растворялась в этом тепле. Он уже не чувствовал боли, он чувствовал, что ему хорошо, хорошо и легко. И на душе легко. Все, что его так мучило и терзало изнутри, ушло и осталось где-то вдали.

Прохор наблюдал за ним, видел и понимал, что он чувствует. Он нагнулся к нему и, чтобы никто не слышал, спросил:

– Теперь не болит? – он-то понимал, что у него болит все после сегодняшней драки. Он восхищался тем, как мужественно его друг переносит боль и не жалуется. Эта рюмка водки – единственное сейчас, что смог Прохор сделать для него. Заглушить боль, пусть хоть на несколько часов.

– Нет, – удивленно ответил Кай, – мне сейчас хорошо.

Ребята закричали, чтобы ему налили еще. Но Прохор накрыл рюмку своей рукой и сказал, что для первого раза хватит.

Этот вечер он провел в состоянии странной эйфории. Уже поздно ночью, когда алкоголь уже практически выветрился, Прохор взял с собой несколько ребят и пошел его провожать.

С того времени Прохор больше не позволял Каю пить водку. Только на Новый год, который они отмечали позже самого праздника, Прохор налил и позволил ему выпить бокал шампанского. На этом бокале его все и «потеряли». Проснулся он уже под утро, когда, наконец, Прохору удалось его разбудить, чтобы отправить домой.

Так шло его взросление. Потом было еще много драк и не совсем правильных дел, на которые он ходил с Прохором. Хотя на серьезные дела Прохор его не брал. Не хотел впутывать, да и переживал за него.

***

Сейчас, будучи уже подростком, он шел в их квартиру. Тот подвал был давно ими покинут. Да и дом тот пошел под снос. Теперь их банда базировалась в квартире. Это была огромная коммуналка в центре старой Москвы в одном из переулочков за Арбатом. Этот дом дореволюционной постройки был темен и мрачен. Темный подъезд, узкая лестница и странная квартира с длинным коридором и комнатами. Там было несколько смежных комнат, в которых они в основном и тусовались. Эти смежные комнаты принадлежали родственнице одного из ребят из их банды. Сама родственница жила в еще одной комнате, вернее, пила и спала там потом в постоянном отрубе. Другие жильцы комнат были здесь прописаны, но не жили; где они были никто не знал, да и не вникал в подробности. Только в конце коридора в своей комнате жил странный старичок, практически выживший из ума, который мог тенью ходить по коридору, но большую часть времени проводил, закрывшись у себя.

Бывая здесь, Кай всегда удивлялся новым лицам и странным личностям, с которыми можно было столкнуться в коридоре этой квартиры и потом их больше никогда не видеть. Кто они, откуда и почему здесь? На этот вопрос ему, наверное, никто бы не ответил.

В их комнатах было уютно. Так же в центре стоял стол, но теперь поприличней того, что был в подвале. Так же вокруг стола стояли стулья. Неизменное царское кресло Прохора по центру и чуть попроще – Кая – по правую руку от Прохора.

Прохор за это время превратился в коренастого широкоплечего юношу с прямыми, коротко стриженными каштановыми волосами, правильными чертами лица с первыми признаками усов и бороды, которые он начал сбривать, и проницательными тигровыми глазами. Да, если бы не эти глаза хищника, его можно было бы назвать очень милым юношей. Но этот странный взгляд с желтыми искрами пугал смотрящих на него и делал его лицо жестоким. Плотно сжатые губы, на которых редко появлялась улыбка, и непреклонный характер бесспорного лидера. Его боялись. Уважали, но больше боялись.

За этот краткий период его переходного возраста от подростка в юношу у него было еще два случая, когда он убивал. И это наложило на него отпечаток: он хоть и был по возрасту юн, но душа его давно зачерствела, и это отпечаталось на его внешности.

Как-то в один из вечеров, еще в их подвале, Прохор позвал Кая в так называемый его кабинет, в углубление в стене, задернутое занавеской, где стоял небольшой стол, пара стульев и кресло для Прохора. Здесь он обычно планировал секретные операции не для всех и разбирался по отдельности с каждым членом его банды, если того требовала ситуация.

Кай сидел напротив него за столом и ждал, что он скажет.

– Знаешь, я убил человека, – просто сказал Прохор, всматриваясь в его лицо, ища в нем осуждение или отвращение к себе после сказанного.

Кай долго молчал. Затем встал, подошел к сидящему в кресле Прохору и обнял его за плечи.

– Мне так жалко, что у тебя такая жизнь, где тебе придется это делать. Ты такой хороший, такой добрый. Я всегда буду с тобой, – затем он вернулся на свой стул.

Тогда Прохор был потрясен до глубины души. Он ожидал всего, чего угодно, что скажет его друг узнав об этом. Но этот еще мальчик просто обнял его за плечи и впитал его боль в себя. А ведь даже себе Прохор не позволял думать об этом. Не позволял сознаться себе, что после этого его душа изнывает от боли содеянного. Он был тронут тем, что сейчас его поняли и приняли таким, какой он есть.

После этого Прохор рассказывал своему другу все, и Кай тоже рассказывал ему все о своей жизни там, за стеной в его доме.

Его жизнь была все такая же, но только с еще большим ужесточением контроля над собой. После того, как родители стали заставать его регулярно с разбитым лицом и в порванной одежде, они стали чаще сажать его под домашний арест. Но это только прибавляло знаний у него, так как он не терял времени впустую. Он учился. И в то же время его желание обрести свободу от них росло с каждым днем.