Пёстрые перья

Взошло солнце и согрело людей и животных. Лошади пошли веселее. Я высунулся в окошко кареты. Свет тут же загородил гнедой конский бок. Жак насмешливо пожелал мне доброго утра. Невозмутимый Чеглок ехал поодаль. Он молча кивнул.

Ближе к полудню мне невыносимо захотелось на воздух. В карете было душно. Молль дремал, мотая опущенной на грудь головой. То он вдруг просыпался, и отчаянно зевал, рискуя свихнуть себе челюсть, посматривая на меня мутным взглядом.

Я опять высунулся наружу:

– Я хочу сесть вперёд.

Жак присвистнул. Проснувшийся Молль выругался и потянул меня сзади за юбку. Я решительно выдернул подол, приоткрыл дверцу, и, цепляясь, перебрался на козлы к Тиму.

Тот уставился на меня округлившимися глазами.

– Смотри на дорогу, Тимас! – весело сказал я, устраиваясь поудобнее.

Поравнявшись с козлами, главарь склонился с седла:

– Вы что вытворяете?

– Я просто немного посижу здесь, пожалуйста. Там душно.

– Быстро лезь обратно! – прорычал Чеглок.

Впереди послышался короткий птичий посвист. Навстречу нашему обозу двигался небольшой конный отряд.

Вскоре десяток кавалеристов приблизились, и обоз стал. Всадники неторопливо следовали вдоль телег, переговариваясь с возницами и осматривая груз. Предводитель отряда, в дорогой кирасе и с цветастой перевязью на груди, поговорил с пассажирами другой кареты. Кивнул на прощанье, и подъехал к нам.

Приветливо улыбающийся Молль подал наши документы. Нарядный всадник, сосредоточенно нахмурив брови, просмотрел бумаги. Поднял голову и встретился со мной взглядом. Я увидел, как расширились его глаза. Сунув свиток Моллю, офицер тронул коня в мою сторону.

– Прошу прощения, госпожа, – он взялся пальцами за край лёгкого шлема. – Вы меня не помните?

Я посмотрел внимательнее. Он был совсем молодым, моложе моего брата, если бы тот был жив. Из-под шлема выбивались тёмные, кудрявые волосы. На подбородке лиловели заживающие прыщи. Карие глаза смотрели с радостным восторгом.

– Мы останавливались в доме вашего отца. Ваша сестра, прекрасная Эльвира, потом вышла замуж…

Я вспомнил. Это был один из свиты молодых дворян, сопровождавших принца.

– Прошу прощения, молодой человек, – даже сестра не смогла бы отшить его лучше. – Не имела чести быть вам представленной.

Краем уха я услышал сдавленный вздох Тима. Улыбнулся собеседнику:

– Рада была встретить столь любезного офицера. Будьте добры, развейте наше недоумение. Что послужило причиной вашего появления в этот час?

Офицер покраснел, лицо его приняло виноватое выражение.

– В последнее время в наших краях неспокойно, госпожа. Поступили сведения о разбойных нападениях на проезжающих путников.

– О, я уверена, что вы сумеете нас защитить, – я мило улыбнулся, похлопав ресницами.

– К сожалению, мы не можем сопроводить вас, нам нужно проследовать дальше. Рекомендую устроиться в одном из ближайших поселений до наступления темноты.

Молодой дворянин учтиво поклонился в седле, и, позвав своих людей, двинулся по дороге, прочь от нас. Тим щёлкнул кнутом, возницы понукнули лошадей, и наш обоз тронулся.

Некоторое время мы ехали молча. Потом Тим шумно вздохнул, снял шапку и вытер потный лоб:

– Пронесло…

Посмотрел на меня широко раскрытыми глазами:

– Ну ты, красотка, даёшь!

Всё это время молчавший Чеглок бросил:

– Полезай в карету.

Он был бледен. Я взглянул на него, и беспрекословно повиновался.

В карете я уселся на жёсткие подушки сиденья, и перевёл дух. Руки тряслись мелкой дрожью. Молль хмуро посмотрел на меня:

– Вы и правда знакомы с этим молокососом?

– Он обознался.

Я отвернулся, принявшись разглядывать обивку кареты.

За день мы миновали несколько указателей, установленных на развилках дороги. Наши попутчики хотели преодолеть как можно большее расстояние за день, чтобы восполнить упущенное время. Когда солнце стало клониться к горизонту, всадники стали внимательно вглядываться в столбы у обочины.

Потом обоз замедлил ход. Я увидел в окошко, как возницы и парочка охранников собрались кружком, и стали горячо спорить, показывая руками то на солнце, то на дорогу. Наконец один плюнул, махнул рукой и отошёл к телеге. Остальные, обменявшись несколькими словами, тоже заняли свои места.

Мы снова тронулись. Вскоре показался очередной указатель. Наши попутчики при виде его повеселели. И обоз свернул на дорогу, отходившую влево от указателя.

Карета прибавила ход, и колёса принялись подпрыгивать на неровностях грунтовой дороги. Я облегчённо вздохнул в предчувствии скорого отдыха на постоялом дворе. На указателе, мимо которого мы сворачивали, значилось: «Постоялый двор «Свинья и поросята».

Карета стала замедлять ход, и вскоре остановилась. Я хотел было выглянуть в окошко, но Молль резким тоном велел сидеть и не двигаться. Потом он привстал, придерживая полы кафтана, и приоткрыл занавеску на окошке.

Снаружи слышались странные звуки. Молль некоторое время прислушивался, склонив голову. Потом открыл дверцу, и, прорычав мне: «сиди здесь!», выпрыгнул наружу.

Едва он вскрылся, я вскочил с места и прилип к занавеске. Я слышал только топот ног, глухой стук и лязг.

Потом раздался ужасный крик. Он длился, пока не поднялся до нечеловеческого визга, и внезапно оборвался.

Я сильно вздрогнул, потерял равновесие и судорожно уцепился за дверцу. Та раскрылась, и я вывалился наружу.

Мы стояли посреди реденького леса. Дорога здесь начинала сужаться, прорастала травой и пропадала в густом кустарнике. Немного в стороне темнели какие-то полуразвалившиеся постройки. Я огляделся.

Рядом с соседним возом лежал человек. Это был охранник. Оружие в неловко вывернутой руке упиралось ему в бок. Но его это уже не волновало. Ещё один, возчик, свешивался из телеги. С волос его текла тонкая тёмная струйка, пятная дорогу.

У дальних телег суетились люди. Я всмотрелся туда, и не сразу заметил, как из-под ближайшей телеги выбрался человек. Весь перепачканный и покрытый пылью, он бросился к нашей карете. Человек – это был один из возчиков – почти добежал до переднего колеса, как вдруг запнулся, взмахнул руками, и повалился ничком. Скребя скрюченными пальцами землю, он ещё пытался ползти. Из спины его торчало тонкое древко.