Пьесы для художественной самодеятельности. Выпуск II

Х р а б р е ц о в. Кстати, вторую новость знаете? Тоже они устроили. «Бюро»! Фукнули мы на олимпиаде, Артемий Николаевич, отстраняют Ручьева от участия.

А д а м о в (не понял). Что? От какого участия? Ах, да погоди! (Метнувшись к Шевлякову.) Прочитал, да? Ну вот, теперь давай по справедливости! Почему я? Почему весь упор на меня? Что Ручьев только под моей опекой находился?!

Открывается дверь, в кабинет входят К р у т о в и Л е о н и д.

К р у т о в (на ходу). Рви заявление! И в руки его не возьму! О-о, что это у меня за синклит собрался? (Садясь, Леониду.) Главное утряслось? Утряслось! Я с прокурором беседовал; все в порядке. И с олимпиадой уладим, гарантирую. А насчет разговоров… Вот горе, три с половиной человека шумят.

Л е о н и д. Не стоит дебатировать, Андрей Степанович, я решил.

К р у т о в. Несерьезно, Ручьев! Вникни, ты же умница! Из-за чего, зачем? Ты в своей семье находишься. А в семье все бывает: поссорятся, подерутся — и снова мир.

Л е о н и д (подчеркнуто). Нет, уж, видно, я в вашей семье урод, недостоин в ней состоять.

К р у т о в. Э, на каждое чиханье не наздравствуешься! Ты слушай, что я тебе говорю: как-никак, а я все же глава семьи!

Л е о н и д. Закончим, Андрей Степанович, мы людей задерживаем.

К р у т о в. И хорошо, что задерживаем! Тут, смотрю, как раз собрались товарищи, что тебя любили и любят. Все вместе и справимся с тобой. (Окружающим.) Пристал, понимаете, как с ножом к горлу: отпусти да отпусти с завода! Не хочу, не могу, не желаю! (Леониду.) Кому сказал? Спрячь заявление, убери со стола!

Л е о н и д (отводя руки за спину). Повторяю, Андрей Степанович: не хочу, не могу, не желаю! Решено окончательно. Прошу подписать.

Н а д я. Леня, что ты? Опомнись! Не надо!

К р у т о в. Вот, слышишь, уже один голос подан. Правильно Калебошина! Что было, то прошло, а глупостей совершать не надо.

Ш е в л я к о в. Поспешное решение, товарищ Ручьев! Напрасно. Это говорит о еще большей твоей несостоятельности.

К р у т о в. Видишь, и секретарь парторганизации осуждает. Мнение партийного руководства не следует игнорировать.

Х р а б р е ц о в. Леонид! Если Андрей Степанович берет на себя олимпиаду, так остальное же — чепуха, чепуховина! Подумаешь, разговоры, статья…

Л е о н и д. Какая статья? Где?

К р у т о в. Это что еще за статья?

А д а м о в. Вот, полюбуйтесь, Андрей Степанович. Печать! Свежий номер! (Дает газету.) Это уже не только три с половиной человека!

К р у т о в. Погоди, не жужжи.

Склоняется над газетой. Из-за его спины заглядывает в статью Л е о н и д.

Пауза.

Л е о н и д (прочитав, прерывающимся от возмущения голосом). После всего этого… после всего этого, чтобы я еще здесь работал?! Ну, нет, ни за что не останусь!

Н а д я. Леня! Ленечка! Послушай…

Х р а б р е ц о в. Да что расстраиваться, Леонид Петрович… вот ей-богу! Газета… Один номер… День прошел — и все забыто.

Л е о н и д. Нет! Нет и нет!

Ш е в л я к о в. Значит, «карету мне, карету»?.. Лучшего ничего не можешь придумать, товарищ Ручьев?

Л е о н и д (кричит). Зачем мне придумывать? Для кого, для чего? (Крутову.) Сейчас же расчет! Немедленно! Ни дня, ни часа не желаю у вас оставаться!

К р у т о в (после паузы, почти ласково). А знаешь, что я тебе скажу, дружок… Не оставайся! Уходи! И как можно скорее уходи! Где твое заявление?

Ш е в л я к о в (поднимаясь). Ты отдаешь себе отчет в том, что ты делал и делаешь, Андрей Степанович?

К р у т о в (не отвечает, ищет на столе заявление, найдя и, подписав его, Леониду). На! Держи! Получай резолюцию! Ну вас всех к козе на рога, дорогие товарищи: у меня на руках завод, мне работать надо!

Л е о н и д (он ошарашен внезапным поворотом дела. Складывает заявление. Медленно). Сэнк’ю! Восхищен вами, директор, не скрою! Ловкий вольт получился, просто классический. Поворот на сто восемьдесят градусов!

К р у т о в (вскакивая). Что, что?!

Л е о н и д. Сэрвус! Привет, многоуважаемый «глава семьи»! Процветайте далее! (Пошел.)

Н а д я рванулась, преграждая ему путь.

Л е о н и д (сквозь зубы). Ах, Надя, Наденька… Значит, любишь меня? Ну, люби, люби! Сколько жить буду, не забуду твоей любви. (Резко отстраняет ее, уходит.)

К р у т о в (опускаясь в кресло). Ох, и молодчик. Ну и ну! Фрукт!

Ш е в л я к о в. Черт бы его драл, повелось у нас последнее время… Как только появится способный малый, начинаем мы его расхваливать, удержу нет: «Ты и такой, и сякой, и умница, и талантище, и чудесный-расчудесный». До последнего часа развращаем, растлеваем людей, а потом — «Ох, и молодчик»!..

К р у т о в (хмуро). Но-но, ты полегче, секретарь, не увлекайся.

Ш е в л я к о в. Увы, увлечься придется! И по-настоящему? (Шагнул вперед.) Ты читал статью, Андрей Степанович? Она явно недописана. Ее следует дописать. И мы будем ее дописывать! Обязательно! В том, что с парнем произошло, кроме Адамова, безусловно, надо винить (с силой) секретаря парторганизации завода Шевлякова, директора завода Крутова, небезызвестную Якореву…

З а т е м н е н и е.

XII

В темноте — пение: мужской голос озорно напевает:

А у Маньки толсты пятки, А у Маньки бела грудь… Ай!.. Не мешайте нам, ребятки, Мы уж с Манькой как-нибудь… Ай!..