Пьесы
Шрифт:
ТОМАС. Почему ты спрашиваешь?
ФРАНК. Не знаю… Ты совсем не любишь порнографию?
ТОМАС. Нет… А чего, собственно?
ФРАНК. Тебе нравится брутальная сексуальность?
Я люблю любую сексуальность… Лишь бы брутальную.
Любую брутальность, лишь бы сексуальную… Что бы ты сказал, если бы я наклонился — сейчас
А мне кажется, это так здорово. Так красиво. Тебе вообще никакая порнография не нравится?
А мне очень нравится. По-моему, это очень красиво.
ТОМАС. Да?
ФРАНК. Мне кажется, это так красиво, когда два мужчины целуют друг друга в губы.
Так прекрасно.
ТОМАС. Мы едва знакомы.
ФРАНК. Мы с тобой?.. Да нет же, нет, помилуй бог… Я не имел в виду тебя и меня, я говорил вообще — людей вообще, которые целуют друг друга в губы.
Мы же едва знакомы. Я не умею так непринужденно разговаривать. Ты правда думаешь, что я мог бы вот так вот сидеть и болтать с коллегами по работе, во время обеденного перерыва?.. Господи помилуй, да в жизни не стал бы. Они уже большие ребята, большие мальчики, большие парни… Им нужен папа. Им нужен большой папа. Им нужен большой папа с большим членом, перед которым они могли бы упасть на колени и сосать… К этому все и сводится — ты этого еще не понял?.. Но они этого в жизни не осмелятся признать — и все равно у них свои проблемы, своя боль… В этом все дело — своя боль. Они чувствуют такую боль… Они не хотят ее чувствовать… Поэтому они заводят себе одну женщину за другой и рожают все время детей, о которых не могут позаботиться, поэтому они пьют, кричат и проклинают себя… Но ты думаешь, об этом они говорят, сидя в темноте? Нет, этого они не могут. Вместо этого они идут и продолжают охотиться за маленькими девочками… (Берет со столика хрустальную вазу.) Смотри, какой свет виден с другой стороны — прямо какой-то невероятный… Ты не нашел свои очки?
ТОМАС. Нет.
ФРАНК (вальяжно кидает тяжелую хрустальную вазу ТОМАСУ). Ну пожалуйста… (Осторожно.) Не знаю, могу ли я говорить с тобой о таких вещах… Думаешь, могу?
ТОМАС (поймал вазу и теперь бросает ее так же вальяжно обратно). О каких?
ФРАНК (ловит вазу). Ну о таких… как я начал говорить… Можно?
ТОМАС. Ну давай… Попробуй…
ФРАНК. Да… я попробую…
Ты не замечаешь?
ТОМАС. Ну наверное…
ФРАНК. Что?
ТОМАС. Наверное, говорю.
ФРАНК. Наверное?
ТОМАС. Да, а что?
ФРАНК. Ничего. Что ты сказал?
ТОМАС. Сейчас?
ФРАНК. Да.
ТОМАС. Ничего. Ничего не сказал… Просто смотрю на тебя. Ты о чем?
ФРАНК. Нет, ничего. Ничего особенного… Прости.
ТОМАС. Точно?
ФРАНК. Абсолютно ничего.
ТОМАС. Ну уж нет.
ФРАНК. Да все в порядке.
ТОМАС. В чем дело?
ФРАНК. Сердце.
ТОМАС. Сердце?
ФРАНК. Да, сердце.
ТОМАС. Что с ним?
ФРАНК. Бьется.
ТОМАС. Вот как…
ФРАНК. Не слышишь?
ТОМАС. Нет… Это твое сердце так колотится?
ФРАНК. Да, очень громко. Слышишь?
ТОМАС. Нет.
ФРАНК. Я волнуюсь.
ТОМАС. Из-за чего?
ФРАНК. Не знаю.
ТОМАС. Да, ты из-за чего-то серьезно волнуешься.
ФРАНК. Я очень легко начинаю волноваться. Не знаю уж почему.
ТОМАС. Ты устал?
ФРАНК. Почему ты спрашиваешь?
ТОМАС. А что, если я не поймаю?
ФРАНК (спокойно). Не надо. Она очень ценная.
ТОМАС. Да ладно.
ФРАНК. Это моей мамы.
ТОМАС. И какая же ей цена?
ФРАНК. Ну, обычная хрустальная ваза.
ТОМАС. Ну, я не собираюсь ее ронять.
ФРАНК. Я тоже. Я не это имел в виду.
ТОМАС. А что ты имел в виду?
ФРАНК. Да просто.
ТОМАС. Я не думаю, что она разобьется, если ее уронить.
ФРАНК. Нет. Наверняка нет.
ТОМАС. Нет.
ФРАНК (встает. Обходит ТОМАСА). Теперь другой рукой?
ТОМАС. Конечно.
ФРАНК. Ты никогда не целовался с мужчиной?
ТОМАС. С мужчиной?
ФРАНК. Да, эротический поцелуй с мужчиной.
ТОМАС. В губы?
ФРАНК. Да?
ТОМАС. Прямо в губы?
ФРАНК. С языком?
ТОМАС. С языком?
ФРАНК. Глубоко?
ТОМАС. То есть?
ФРАНК. Ну, засовывая язык глубоко в рот?
ТОМАС. Почему ты спрашиваешь?
ФРАНК. Понимаешь?
ТОМАС. Нет.
ФРАНК. Трезвым, я имею в виду?
ТОМАС. Ты думаешь о ком-то конкретно?
ФРАНК. Почему ты так думаешь?
ТОМАС. Почему я должен так думать?