Пьесы

МАМА. Да… пожалуйста… но сначала надо научиться другим вещам — ездить на автобусе, на метро, убирать за собой… ходить в магазин, платить за квартиру, самостоятельно убирать свою кровать — нельзя же не спать целыми ночами и слушать музыку…

РОГЕР. Да что ты, блин, привязалась! Я и так сам убираю кровать! Каждое утро убираю! Спроси у них! Спроси Томаса!

МАМА. Да, но это только потому что здесь тебя заставляют… Когда ты живешь дома и тебя никто не заставляет…

РОГЕР. Да что тебе надо вообще? Что тебе надо? Че ты сюда приперлась и несешь всякую чушь, мымра гребаная? Ты вообще ничего не знаешь!

МАМА. Не кричи так… Рогер — я же не хочу…

РОГЕР. Заткнись! Как хочу, так и разговариваю! А если тебя не устраивает, можешь валить отсюда! Я тебя не просил сюда приходить!

 ЭРИКА входит в холл, на ней красивое платье с высоким воротом, темно-синее с серыми языками пламени, она причесалась и накрасилась.

ЭРИКА. Привет. Как я выгляжу? У меня не слишком яркие румяна? Я накрасилась. Не слишком сильно? А что здесь еще делать… остается заниматься своей внешностью… Как я выгляжу, у меня не слишком яркие румяна — на щеках?

МАРТИН. Нет… ты хорошо выглядишь.

ЭРИКА. Ах, ты вогнал меня в краску… Какой энтузиазм… Тебе бы тоже не мешало немного накраситься.

РОГЕР (пуская идеально круглое колечко дыма маме в пах). Класс.

МАМА. Хватит… прошу тебя.

РОГЕР. Что-нибудь чувствуешь?

МАМА. Пахнет дымом. Одежда теперь вся пропахнет дымом.

РОГЕР. Да. (Пускает в нее еще несколько колеи, дыма.)

МАМА. Ты говорил с доктором?

РОГЕР. Элвис спал со своей мамашей до двадцати пяти или вроде того.

МАМА. С куратором то есть.

РОГЕР. Он спал в одной постели со своей матерью до двадцати пяти лет или вроде того. Хотя был женат.

МАМА. Ты говорил с куратором?

РОГЕР. Ты слышала, что я сказал?

 Пауза.

Ты слышала, что я сказал?

 Пауза.

Мне нужно несколько сотен взаймы.

МАМА. Но разве у тебя не осталось ничего от тех денег, которые ты получил по больничному?

РОГЕР. Нет, я купил форд и поместье, где я буду держать лошадей. Потратил все до последней кроны. Потому что теперь я получаю гораздо меньше, чем мне причитается, только из-за того, что у меня длительный больничный, поэтому они воруют мои деньги, а мне же тоже надо на что-то жить — хотя я тут не живу, а подыхаю, может, мне почитать какую-нибудь газету или что-то еще, пока я здесь…

ЭРИКА. Господи, как я возмущена… Ну правда же, я выгляжу гораздо лучше? Ну разве у меня не красивая грудь?

МАРТИН. Выглядишь ли ты лучше? Да, но ты… ты очень хорошо выглядишь.

ЭРИКА. Хорошо? Что это значит? Я же очень красивая, красивее, чем Шэрон Стоун.

МАРТИН. Шэрон Стоун?

ЭРИКА. Она красивая?

МАРТИН. Красивая?

ЭРИКА. Я не знаю, но я-то потрясающе красива, и это мое проклятье. Какое странное, однако, слово — «красивая»… Звучит точно как его противоположность. «Вызывающая». А что ты делаешь, что ты тут сидишь? Почему ты тут сидишь?

МАРТИН. Что я делаю? Я…

ЭРИКА. Почему ты повторяешь все мои вопросы?

МАРТИН. Разве я повторяю?

ЭРИКА. Повторяешь. Это «макинтош»? У меня тоже такой, правда, модель пятилетней давности, но пока что еще работает. Знаешь, я родилась в шестидесятые, правда, вы, женатые на озлобленных старухах, которые хотят всем за все отомстить, вас больше интересует поколение X, вы следите за их музыкальными пристрастиями, присваиваете себе их одежду, моду, мысли, только сами ничего им не даете, вы ничего не даете взамен, присваиваете себе их девушек… читать они не читают — такие как Рогер, они же окаменели, он скинхед, идиот, он опасен для жизни, они же не хотят думать, они хотят толькореагировать, он бы мог стать каким-нибудь экспертом, правда, мне кажется, что эти «приличные» нацисты еще хуже, только они сюда не попадают. Здесь только пролетарии. Ну вот, я опять приняла душ, но какое я имею право быть чистой в мире грязи, в грязном мире? Ты бисексуал? Вероятно… Я тоже не могу быть в палате, София все плачет и плачет, сегодня ночью она проплакала два часа, у нее, должно быть, полное обезвоживание, но она не хочет, чтобы ее утешали. Ну и что тут поделаешь, не навязываться же со своими утешениями? Нет, так нельзя. Ты холост?

МАРТИН. Нет… Я женат. А ты?

ЭРИКА. Что? Замужем ли я?

МАРТИН. Ты одна?

 Пауза.

Ты одна?

ЭРИКА. Одна. Раздвоением личности не страдаю.

МАРТИН. Нет, я имею в виду, ты одинока?

ЭРИКА. Да, чудовищно.

МАРТИН. Чудовищно?

ЭРИКА. А что? (Небольшая пауза.) Сегодня есть что-нибудь по телевизору?

МАРТИН. Что-нибудь по телевизору? Я не знаю.

ЭРИКА (глядя в газету). Ты хоть что-нибудь знаешь? Смотри-ка, по ТВ-1000 этот фильм про СПИД, «Филадельфия» с… как его — его еще увольняют из адвокатской конторы, потому что у него СПИД. Романтично невероятно… Когда я смотрела его, я думала, что если умирать, то умирать от СПИДа — такая прекрасная смерть. Господи, как давно это было… Что ты пишешь?

МАРТИН. Что я пишу? Прости… Сам толком не знаю.

ЭРИКА. Ты такой — как бы это сказать — сдержанный, воздержанный, выдержанный, дисциплинированный… нет, не могу найти нужное слово. Почему бы тебе просто не сказать, чем ты занимаешься, выложить начистоту, раз — и все. Слово «чистоплотность» содержит в себе противоречие. Плоть не может быть чистой. Но ты этого не знал. Чтобы очиститься, нужно покончить с плотью.

 Пауза.

Джим Моррисон… Кто это?

МАРТИН. Кто?

ЭРИКА. Ну все, я спокойна. О. (Небольшая пауза.) Вдруг. Я совершенно успокоилась, абсолютно. Спокойно… Джим Моррисон, чье-то имя.

МАРТИН. Джим Моррисон?

ЭРИКА. Да, кто это — Джим Моррисон? Я слышала это имя, но вот никак не могу вспомнить, кто это. Кто-то написал на стене, там, внизу, мелко так, ручкой: «Jim Morrison lives!» [22] (Указывает на стену.) Вон, у твоей ляжки.

22

Джим Моррисон жив! (англ.).