Петр Первый

Свобода

В июле 1693 года Петр с большой свитой поехал в Архангельск: Переяславское озеро сослужило свою службу и стало мало. Отпуская сына в дальний путь, Наталья Кирилловна взяла с него клятву самому по морю не плавать, только поглядеть на корабли. Петр поклялся с той же легкостью, с какой эту клятву нарушил. Постоянно беременная Евдокия вообще не имела на Петра никакого влияния.

Только в январе 1695 года Петр, наконец, вернулся в Москву и застал мать серьезно больной. Это не помешало ему, побыв немного с матушкой, отправиться в Немецкую Слободу – праздновать возвращение. Во время празднования и настигла его весть о кончине Натальи Кирилловны от сердечного приступа на сорок втором году жизни.

Царь Петр трое суток тосковал и горько плакал, не желая видеть никого из своих друзей, третий, девятый и двадцатый дни по ее кончине провел у гроба матери. Что имеем – не храним…

Теперь не оставалось никого, кто мог бы хоть как-то сдерживать непростой нрав государя. Разве что младшая сестра Наталья, к которой он был очень привязан, но она была еще только пятнадцатилетним подростком и могла только горько плакать вместе с братом о маменьке.

Пока была жива мать, Пётр поддерживал видимость нормальных отношений с женой – иного Наталья Кирилловна просто не поняла бы. Но Евдокия не слишком умно повела себя после смерти свекрови: не утешала мужа, а хулила покойницу и вообще возомнила себя настоящей царицей – наконец-то! Но умерла «злыдня-свекровь», а вместе с ней исчезла и хрупкая привязанность мужа.

Хотя еще оставался человек, которого Петр побаивался. Уже после заточения Софьи в монастырь он писал «слабоумному братцу» пространное письмо с прямой просьбой о содействии:

«А теперь, государь братец, настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двумя мужескими особами в титлах и в расправе дел быти не изволяем; на то б и твоя, государя моего брата, воля склонилася, потому что учала она в дела вступать и в титла писаться собою без нашего изволения; к тому же ещё и царским венцом, для конечной нашей обиды, хотела венчаться. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас! Тебе же, государю брату, объявляю и прошу: позволь, государь, мне отеческим своим изволением, для лучшие пользы нашей и для народного успокоения, не обсылаясь к тебе, государю, учинить по приказам правдивых судей, а неприличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре. А как, государь братец, случимся вместе, и тогда поставим все на мере; а я тебя, государя брата, яко отца, почитать готов».

Как отца почитать готов… Естественно, в тот момент для Петра поддержка брата была нужна, как воздух: «старший» ведь царь. А ну как «не восхощет» поддержать жесткие меры царя «младшего» - и что тогда? Дума-то боярская, несомненно, встала бы на сторону Ивана Алексеевича, он был свой, «правильный», не чета «кукуйскому чертушке».

Расслабленный, слабоумный… Да полноте! Таким - «от природы головой скорбен» – он стал уже позже, в угодливо-льстивых воспоминаниях «современников», стремящихся подольститься к новому владыке. Ведь до смерти старшего брата Пётр особо-то и не чудил – побаивался, что его, фактического дублера, почти узурпатора, хорошо если только в монастырь заточат.

Сравним портреты Ивана и Петра. Они невероятно похожи физически. Те же большие темные глаза (только у Петра «с сумасшедшинкой», а у Ивана – кроткие), те же темные вьющиеся волосы, тот же красивой лепки рот (только у Петра сжатый нервной гримасой, а у Ивана – с чуть заметной улыбкой). Если спросить психиатра, кто из братьев скорбен головой, несомненно, выбор падет на Петра, а не на его не менее красивого, но какого-то умиротворенного брата.

Но психиатров тогда не было, а если бы и были, то не было идиотов задавать им подобные вопросы. Поэтому в истории Пётр остался Великим, а Иван – дурачком, хотя лично я считаю и то, и другое, очень сильным преувеличением.

Иван Алексеевич скоропостижно скончался (по-видимому, от инфаркта) на тридцатом году жизни в начале 1696 года, оставив вдову с тремя дочерьми.

Власть

Ох, как все это облегчило переход власти в руки стремительно мужающего Петра! Мужающего, но отнюдь не мудреющего. Которого, кстати, я вообще бы поостереглась называть нормальным: он был, мягко говоря, с придурью, а если жестче – то припадочным и нетерпеливым садистом. Если это считать нормой… извините.

После смерти матери Петра решил вместо походов , предпринимавшихся в годы правления царевны Софьи, нанести удар по турецкой крепости , расположенной при впадении реки в Азовское море. И отправился весной 1605 года «воевать Азов». Задумка с треском провалилась из-за отсутствия настоящего флота и баз снабжения; в «потешных баталиях» с такими проблемами сталкиваться не приходилось.

Осенью началась подготовка к новому походу. В за короткое время была построена флотилия из разных судов во главе с 36-пушечным кораблём «Апостол Пётр». В мае 1696 года 40-тысячная русская армия под командованием генералиссимуса вновь осадила Азов, только на этот раз русская флотилия блокировала крепость с моря. Пётр I принимал участие в осаде почему-то в звании капитана на галере. Опять играл «в войнушку»?

Не дожидаясь штурма, крепость сдалась. Так был открыт первый выход России в южные моря, началось строительства порта , появилась возможность нападения на полуостров Крым с моря, что значительно обезопасило южные границы России. Однако получить выход к Чёрному морю через Петру не удалось: он остался под контролем Османской империи. Сил для войны с Турцией, как и полноценного морского флота, у России пока все еще не было.

Но летом первый большой (46-пушечный) русский отвёз русского посла в для переговоров о мире. Само существование такого корабля склонило султана к заключению мира в июле , который оставил за Россией крепость Азов.

Завершив Азовские походы пышными торжествами («празднованием полной виктории»), Пётр решил, во-первых, отправить на обучение за границу молодых российских , дабы иметь собственных специалистов, а, во-вторых, вскоре и сам отправился в свое первое путешествие по .

Перед самым отъездом царя за границу, открылся новый боярский заговор, в котором активно участвовали родственники царицы Евдокии. Царь Лопухиных милосердно не казнил – отослал воеводами в дальние города. Боярам Соковнину и Цыклеру отрубили головы. А с Евдокией царь поручил разобраться своему дяде, Льву Кирилловичу – уговорить ее добровольно постричься в монастырь.

И отбыл за рубежи России на целых полтора года, при этом ни жене, ни официальной уже фаворитке писем не писал – не до того было.

Великое посольство

В марте в через было отправлено Великое посольство, основной целью которого было найти союзников против . Великими полномочными послами были назначены , , начальник . Всего в посольство вошло до 250 человек.

Пётр, верный своей любви к маскараду, ехал под именем Петра Михайлова. Что, впрочем, мало кого обманывало, ибо вел он себя так, как хотел, а колоритная внешность довершала разоблачение.

Кстати о внешности. Всем известно, что Пётр был очень высок – 2 метра 4 сантиметров роста. Но голова была нормальных размеров, а для взирающих на царя снизу вверх казалась маленькой. Да и стать подкачала: одежда Петра по современным меркам была 48 размера, а обувь – 39. В общем, на былинного богатыря никак не тянул, зато «подменить» такую фигуру, какие бы слухи ни ходили по России относительно царя, было проблематично. Никто его не «подменивал» - сам круто переменился.

Посольство посетило , , , , , , был намечен визит в и к , завербовало в Россию несколько сотен специалистов по корабельному делу, закупило военное и прочее оборудование.