Петрушка на балу

На следующее утро он был вызван на ковер. Осипшим баритоном майор Ковальчук разъяснил ему доходчиво, где он, майор, видал «гребаный этот балет вместе с долбаной прокуратурой». Потому что, если он, капитан Хомяков, вместо ограбления ювелирного будет «увлекаться траханьем клопа», то оного капитана живо командируют «в заблеванный сортир подтирать бомжам задницы». Щекастый усатый майор показательно громыхал пятерней по столу.

Хомяков нынче был в костюме, при галстуке и в демисезонном пальто, за что походя заслужил звание «гнилого фраера и сачка». Солнце с опаской заглядывало в форточку милицейского кабинета, упоительно пахло весной. В профиль к бушующему начальству Виталий апатично сидел на стуле: он слыхивал и не такое.

Майор наконец, как обычно, сбавил обороты, и цвет лица его из свекольного сделался морковным.

– Что молчишь?! – пророкотал он. – Крыть нечем?!

Хомяков столь же апатично снял телефонную трубку и протянул шефу.

– Давайте, звоните.

– Кому? Э-э… куда?

– В долбаную прокуратуру насчет гребаного балета. Тюняев, конечно, отнесется к вам с пониманием.

Лицо майора Ковальчука из морковного стало сливочным, с легким клубничным оттенком.

– Ты че, Виталь… э-э… подставить меня вздумал?

Хомяков глянул на него исподлобья.

– Примите решение, Григорий Ильич. Скажете послать их подальше – пошлю. Мое дело маленькое: брошу силы на ювелирный.

Майор Ковальчук, что называется, сопел в две дырочки.

– Ты вот что… э-э… не пори горячку. – Он отобрал у Хомякова трубку и шмякнул на рычаг. – И то, и это успевай, ясно? Шустрей крутись, такова гребаная жизнь.

Хомяков спрятал усмешку.

– Что считать приоритетом?

Майор заерзал на стуле.

– Слышь, Виталь… э-э… за горло меня не бери, ладно? Прикинь по ситуации.

– Что считать приоритетом, Григорий Ильич?

Майор вновь громыхнул пятерней по столу.

– Балет! Мать вашу за ногу…

Хомяков встал и козырнул.

– Слушаюсь! – И, не спросив разрешения, пошел к двери.

За спиной раздался окрик:

– Но ювелирный тоже! Виталь, не будь гадом!

Хомяков обернулся.

– Расслабьтесь, Григорий Ильич. Прикину по ситуации. – Прикрывая за собой дверь, он услыхал почти умиротворенное: «Расслабишься тут, мать вашу…»

В отделении у Хомякова был кабинет. Вернее, закуток со столом, тремя стульями и кактусом на подоконнике, На столе, конечно же, стоял телефон, заклеенный скотчем. В комнатенке этой Виталия ждала его следственная группа по ограблению ювелирного магазина: Аркадий Локотков и Алим Гафуров – оба лейтенанты, оба в милицейской форме. Курить в своем кабинете Хомяков запрещал категорически, поэтому «группа» проявляла нетерпение – можно сказать, нервничала.

– Ну как, пронесло? – осведомился Локотков, добродушный детина с казацким чубом.

– Проносит в сортире, – буркнул Виталий, присев на край стола. – А у нас это накачкой называется. Короче, работаем, как договорились: вы тут, я там. Все держу под контролем. Закончу с пожаром – переключусь на ювелирный полностью. Если вы без меня не дожмете.

– Шутка, да? – уточнил лейтенант Гафуров. Он был строен, смугл и носил аристократические усики. – Сколько собираешься там копаться?

– Ну, блин, Алим!.. Еще вопросы имеются?

– Где пальтишко отхватил? – полюбопытствовал лейтенант Локотков.

Виталий двинулся к двери.

– Места надо знать. – В коридоре он объявил следовавшей за ним «группе»: – Потолкуем с Чижом: что-то он крутит. И подскочим в ювелирный. Потом вы прошвырнетесь по «точкам», а я рвану в «Балбес».

Лейтенанты переглянулись.

– Опять, значит? – проворчал Аркадий. – Кому пахать, а кому на танцульки.

Ответом Хомяков его не удостоил. Они шагали по коридору отделения милиции, и после напряженного молчания Алим Гафуров поинтересовался:

– Слушай, почему «Балбес»? Юмор такой, да?

Хомяков пожал плечами.

– Спрошу. Не до того было.

Полдня он прокрутился по делу об ограблении. Ощутимых успехов, увы, было негусто – сплошная рутина. Лишь около трех часов, подъезжая в стареньком «фольксвагене» к театру, Хомяков получил на мобильник сообщение: на одной из «точек» всплыло бриллиантовое колье из ювелирного. Это было уже кое-что. У входа в театр Виталий по телефону распорядился отдать колье на экспертизу.

Дверь в танцзал была приоткрыта, неслись звуки «Аргентинского танго». Хомяков заглянул.

Вся труппа в черных трико, включая балетмейстера и красавчика-продюсера (последний, разумеется, был в костюме), сидела на скамье в качестве зрителей. А две новые пары – одна совсем юная, другая постарше – в бальных нарядах это самое танго танцевали. И, на взгляд капитана Хомякова, танцевали отлично. Балетмейстер, однако, подошел к магнитофону, выключил его, перемотал пленку – и полилась мелодия «Венского вальса». Бальные пары стали танцевать вальс. Мягко и уверенно вели мужчины своих дам, платья которых элегантно развевались. И, стоя в дверях, Хомяков ощутил вдруг, что эти танцульки, черт побери, его захватывают. Он даже головой тряхнул, прогоняя наваждение: надо было работать. Но Виталий, не найдя в себе решимости испортить вальс, стал дожидаться его окончания. Однако продюсер заметил Хомякова, поднялся со скамьи и с хмурым видом двинулся к двери.

– Что-то вы припозднились, – начальственно упрекнул он. – Или поджигатель у вас в кармане?

Этот фрукт раздражал Хомякова все больше.

– У вас возникли идеи? – сухо осведомился капитан.

Продюсер опешил от подобной наглости.

– Какие идеи, по-вашему, должны у меня возникнуть?

– Хоть какие. Новые улики, например, или подозрения. А может вы хотите предложить свою методику расследования? Говорите, я слушаю.

– Ваш сарказм, капитан, неуместен. Искать улики и все прочее – прямая ваша обязанность. Или я не прав?

– Так не цепляйтесь, – отрезал Хомяков. – Где я был, что делал… Жалуйтесь моему начальству, нам обоим проще будет.

Продюсер пригладил седеющую шевелюру.

– Во-первых, я не ябеда. А во-вторых… вижу, Виталий Павлович, вы с норовом. Но я тоже не сдобная булочка и, можете поверить, с вас не слезу. Либо вы найдете поджигателя, либо…

– … отправляюсь в заблеванный сортир подтирать бомжам задницы, – закончил за него Хомяков. – Бросьте на меня давить: толку не будет. – Он кивнул на дверь, за которой те же танцевальные пары исполняли фокстрот. – Что они репетируют? Как называется спектакль?

Продюсер, казалось, прикидывал: разозлиться окончательно или поберечь нервы? И здравый смысл, похоже, победил.

– «Петрушка на балу», – ответил он. – Петрушка – фольклорный персонаж, как вам должно быть известно.

– Ну и?

– Что «ну и»?

– Что у них там происходит?

– Петрушка со своей невестой решают участвовать в конкурсе бальных танцев. Они усиленно тренируются, однако на балу… Виталий Павлович, у меня нет времени. Пусть кто-то другой вам расскажет.

– У меня тоже нет времени, – парировал Хомяков.