Петрушка на балу

Щеки девушки вспыхнули.

– Пап, может, с музыкой?

Балетмейстер мотнул вихрастой головой.

– Музыка из телевизора не звучит. В смысле содержательном. Когда пульт в руках Леши, слышны только выстрелы из боевика. А когда пультом завладевает Алина, музыка – лишь фон для страстей из мексиканского сериала. Все это еще не смонтировано, так что обойдетесь. При том главное требование: музыка должна звучать в ваших головах, и танцевать под нее вы обязаны даже в абсолютной тишине. Кто не справится – выгоню. И никаких «пап», ясно?

Немолодой танцор брякнул:

– Детоубийца. – И насмешливо уставился в потолок.

Мужчина и женщина лет под сорок, с аристократической отрешенностью наблюдавшие за происходящим, обменялись взглядами.

– Думаю, Миша Ласкин схлопочет, – предположил мужчина, теребя чахлую бородку. – С утра, бедолага, нарывается.

Женщина с бледным лицом, заплетая волосы в косичку, искривила тонкие губы.

– Схлопочет как пить дать.

Миша Ласкин буравил взглядом потолок.

– Елецкие, хотите пари? Ставлю десять баксов: инквизитор не посмеет.

– Принимаем, – отозвалась женщина.

– И удваиваем, – подхватил мужчина с бородкой.

Балетмейстер предостерегающе поднял руку.

– Елецкие, воздержитесь. Если удалю Мишу с репетиции – он обвинит меня в холокосте. Оно мне надо?

Все рассмеялись. И Миша Ласкин похвалил:

– Тертый ты калач, Макаров.

– А то! – подмигнул Сергей. – Работы у нас навалом, а времени в обрез. Так что никаких «пап». – Он хлопнул в ладоши. – Алина, Леша – вы у телевизора, пытаетесь завладеть пультом.

Сидящие на стульях парень с девушкой опять принялись пихаться. Макаров снова их прервал:

– Выпороть вас, что ли?

– Что мы делаем не так? – буркнул парень.

– Если ты сидишь, Леша, это не значит, что ты не танцуешь. Надоело напоминать.

Алина растерянно смотрела на отца. А парень упрямо тряхнул «хвостом» на затылке.

– Сергей Петрович, что мы делаем не так?

– Нет пластики? – предположила девушка.

Макаров вздохнул.

– Ни пластики, ни характеров. Петрушка, отбирая пульт у невесты, трогательно деликатен. Он опасается ее обидеть, нечаянно сделать больно. Представь его движения, Леша. – Балетмейстер прошелся по залу. – Юлия же, напротив, ведет себя, точно капризный ребенок, у которого отнимают игрушку.

– Я так и делаю, – ввернула Алина.

Макаров покачал головой.

– Ты похожа на воришку, цапнувшего с прилавка банан. – Когда стих смех, Сергей подытожил: – Зачем столько мусолить эту незначительную, вроде, сцену? Затем, что в спектакле ничего незначительного не бывает. К тому же, с этой сценки начинается действие и задается тон всему шоу.

– Великий педагог, – не удержался Миша Ласкин. – Помесь Фокина с Голейзовским.

Макаров и ухом не повел.

– Врубайтесь в образ, – сказал он Алине и Леше. – Поехали.

На сей раз получилось лучше. Движения сидящих на стуле действительно обрели пластику и, главное, наполнились смыслом. Борьба за обладание телевизионным пультом походила теперь на игру, в которой худо-бедно обозначились характеры. Огрехов было еще полно, однако никто из коллег уже не хихикал.

Тут послышалось постороннее покашливание. С папкой под мышкой в дверях зала стоял капитан Хомяков.

– Почему без музыки? – осведомился он смущенно.

– Простите, если можете.

Раздражения в голосе балетмейстер явно не прозвучало, но капитан ОВД оказался чутким.

– Я здесь по службе, – произнес он с вызовом. – Не то, ей-богу, нашел бы, чем заняться.

Труппа смотрела на худрука.

Худрук взирал на милиционера.

– И что теперь? Вы намерены срывать репетиции?

Хомяков расправил сутулые плечи.

– Без нужды не намерен. Сергей Петрович, не я все это закрутил.

Макаров признал в душе его правоту.

– Ладно. Что я должен?

– Выйдем на две минуты, – потребовал капитан, скрываясь за дверью.

Ольга расправила на шее бант.

– Может, я?

– Непременно, – обронил Макаров у входа. – Ты мой кролик в шляпе.

Хомяков тем временем, устроясь в одном из кресел, раскрыл папку.

– Присаживайтесь, – пригласил он.

Макаров качнул головой.

– Вы обещали на две минуты.

– Как хотите. – Капитан достал из папки полиэтиленовый пакет с лоскутом обгоревшей материи. – Гляньте-ка: здесь инициалы «С. М.». Ваш платок?

Сергей протянул руку.

– Позвольте…

Хомяков, пристально за ним наблюдавший, переместил пакет подальше.

– Не трогайте. Просто посмотрите.

– Где вы его нашли? Ах да… на месте пожара, очевидно?

– В нем была пакля, смоченная бензином.

Макаров опустился в кресло напротив.

– Какой же я разиня, – сказал он. – Мой платок. Жена мне его вышила. Бывшая то есть.

Кивнув, Хомяков убрал пакет в папку.

– На разиню, Сергей Петрович, вы не похожи. Тем более, вы физик: захотели бы поджечь, изобрели бы что-то понадежней.

Взгляд Макарова выразил удивление.

– Поджигателем, значит, вы меня не считаете?

Хомяков усмехнулся.

– Менты не так тупы, как в анекдотах.

– Нынче утром, однако, вы были уверены…

– Ну, блин, вы даете! Может, я исповедываться перед вами должен?

– В принципе, блин, не должны, – согласился Макаров.

Капитан невольно улыбнулся.

– То-то и оно. Буду гнуть эту линию: типа вы под подозрением. Я рассчитываю на ваше содействие. Кто-то ведь поджег, Сергей Петрович, козе понятно.

Макаров напрягся.

– Я должен был сам с этим разобраться.

– Вот и разбирались бы! – в досаде отреагировал Хомяков. – Нечего было в прокуратуру капать! На мне ограбление ювелирного, а балетная ваша хренотень… – Капитан похлопал себя по загривку. – Как ваш платок там оказался? Догадки имеются?

Макаров чуть подумал.

– Ни единой. Катя… бывшая жена, два платка мне вышила. Один исчез из кармана брюк, затем – вскоре и другой. Почти полгода прошло.

Хомяков сделал пометку в блокноте.

– Вы огорчились? – осведомился он.

– К делу не относится.