Петя и Волк
Шрифт:
– Что, Петя, работать не хочется?
Аж подпрыгиваю, но соображаю, что Вольф расценил мои тяжкие вздохи по-своему.
– Ну… Типа не то чтобы не хочется, Вольф Карлович. Кто к нам придёт-то в такую погоду?
– Не твоего ума дело. Свои обязанности ты знаешь. И про животное ты, надеюсь, не забыл.
Забавно, Вольф никогда не называет Васисуалия по имени. Только кот, животное, живность, зверюга, дармоед и прочее. Это настораживает, если вспоминать фильмы про маньяков и заложников… Обычно жертву, которую избегают называть по имени, изначально задумывают порешить.
В сугробе рядом с дорогой уже
Какое счастье, что мне хотя бы есть, во что переодеться. Пока разгребали узкую дорожку в полутораметровом слое снега, вымокли, как сучары последние. Хорошо, хоть паренёк-охранник оказался не из гордых и помог разгрестись подручными средствами, чтобы проход к магазину был. Для гипотетических клиентов Вольфа.
Сидим, пьём кофе из новой навороченной кофемашины, которую купили для ВИПов. Парень с любопытством таращится на изобилие несущих смерть игрушек, выставленных в ярко освещённых витринах.
Симпатичный. Простецкий такой, душевный. Не отупевший пока и не обрюзгший на неповоротливой скучной службе. Блё, от недотраха я готов на стену лезть, как Васисуалий давеча. А уж на такого бойца вообще грешно не залезть – широкоплечий, улыбчивый, румяный паренёк.
– Круто, наверное, здесь работать? – говорит рождественская мечта моей непригретой задницы.
– Да, прикольно. Конечно, надо дохуя знать всего – начальство три шкуры за это… гм-м-м… дерёт, – говорю я, стараясь не облизываться так явно.
– Петь, а ты сам охотишься?
– О, конечно! Лет с пяти меня батя таскал, – начинаю травить наивному чукотскому юноше все подряд байки, которые мне доводилось слышать в этих стенах.
Паренёк развесил розовые ушки, размяк, смотрит жадно и преданно, как на боженьку…
Достаю и показываю ему самые крутые ружья, сочиняя на ходу всякую ересь. Показываю, как надо держать ружьё для стрельбы влёт. Переставляю ему руки нужным хватом. Ох-х-х-х, в моём вкусе – крупные пальцы, широкие мощные ладони. Представил, как такой ладонью… да шлепочек… да с оттяжечкой…
– Петь, а ты где так поранился?
– О! На прошлой неделе мы с мужиками, как всегда, на выхи забурились в соседнюю область, на кабана. А тут рысь! Молоденькая, неопытная. Кто-то выстрелил в спешке – ранил, только разозлил. Вот она на пацанёнка лет тринадцати, которого батя захватил на охоту, и понеслась сдуру! Я ближе всех стоял, кинулся наперерез. Уже не выстрелишь, поэтому пришлось додавить её голыми руками…
И тут я слышу сзади какое-то придушенное хмыканье… Нет. Ну нет же. Не может со мной настолько тупой подставы произойти! Оборачиваюсь медленно – блядь, ну блядь…
Вольф стоит, руки в карманы, задрав брови аж до самого натяжного потолка.
Хочу просто умереть…
На долю секунды.
Но всё смывается волной гнева на собственную безмозглость. Что, смешной?! #Ржака, Прикол века, Смотреть до конца, Парень позорится на весь мир, Ржу до уссачки…
Упрямо сжимаю губы, отворачиваюсь к бойцу и продолжаю, как ни в чём не бывало:
– Но и она меня успела потрепать перед смертью. Изодрала обе руки до локтей. Зашивали прямо в лесу…
– О-о-о-о… – благоговейно тянет паренёк,
и его восхищённые круглые глаза служат мне хоть каким-то утешением.– Да врёт он всё. Пиздит, как дышит. А ты, служивый, уши развесил. Этот петух Гамбургский при слове "охота" начинает рыдать, как маленькая девочка. "Птичку жалко!" – передразнивает Вольф вполне правдоподобно. – Его вон тот котик поцарапал (указывает на мирно спящего около окна Васисуалия). Наш недоделок никчемный даже насекомое убить не может! …И он – вегетарианец.
И пока парень, выкатив побелевшие от гнева глаза, судорожно выдирает из кобуры табельное оружие, Вольф иронично продолжает:
– О, ты ещё главного не знаешь! Этот пидорок мокрожопый своим враньём тебя клеил, пытался на быстрый перепихончик раскрутить.
Изо всех сил прикусываю язык, чтобы не заорать – неправда, я не такой! Совершенно тупая бесполезная суперспособность вживаться в выдуманную реальность. Вот бы её монетизировать – озолотился бы…
– Хм… – многозначительно повисает в торговом зале, как только за бойцом закрывается дверь.
– Что?! – вскидываюсь я.
– Петя, если взялся врать – делай это, чтобы потом не было стыдно. Ни тебе, ни за тебя.
– Хорошо, Вольф Карлович, как скажете. Буду усердно тренироваться.
– Кстати, Петя, Пал Сергеич передаёт тебе приглашение на корпоративный Новый Год.
– Серьёзно, на тот самый, в «Кладе лесника»?
– Да. Для тебя это удивительно?
– Ну да, я там не был. Даже Данил в «Кладе…» гулял всего раз за пять лет.
– Ясно. Ну, тогда готовься, Петя.
М-м-м… Дирик, говоришь, передаёт. Угу-угу. Интересно, какова доля участия самого Вольфа в моём приглашении?
– Петюнь, ну Новый же Год! Давай хоть раз что-нибудь оригинальное сделаем, чтобы все упали! А?
– Господин цилюрник(sic!), мне как всегда, пжалста! – кривляюсь я, потому что Фил достал уже.
– Заебал уже твой "сайд парт", ходишь как старпёр замшелый… – Фил поскучнел и сник. – У тебя, ты извини уж, Петюня, лицо невыразительное. Без изюминки. Но ты-то не такой! А этой "классикой"-хуяссикой ты просто убиваешь напрочь свою индивидуальность… Быстро же отрастёт, и к февралю можешь опять старьём своим позориться… Ну. Петюнь, а?
– Фил, блядь, ты как будто минет выпрашиваешь – делай что велено, я тебе за это деньги плачу! – Так я и дал испортить мой особый тайный знак, единственную вещь, в которой мы с Вольфом наложились и совпали, как ладони близнецов. У него оказалась точно такая же стрижка, даже пробор на ту же сторону.
Застрекотали ножнички под обиженное сопение. Манерный голос Филиппа и его тонкие цепкие пальцы всегда меня расслабляли до слюнявых пузырей. Я знаю, долго он молчать всё равно не сможет – начнёт болтать о личном, клиентах, погоде… Милый белый шум.
– А ты чё-как, шпили-вили, а? Петюнь? Такое впечатление, что у тебя никого, и давно. Прямо кидаешься на людей, злюка…
Вздрагиваю и прихожу в себя.
– Меня на работе ебут с таким присвистом, что ни минуты свободного времени. Всё им быстрее надо, быстрее… За-а-а-ато (зеваю во весь рот) люди стали интересные заходить. Ну, мужчины… Не, Фил, ничего такого – уволят тут же, если заподозрят. Знаешь же, что у меня дирик – знатный гомофоб.