Петя и Волк
Шрифт:
– Хорошо, Петь, ниточки на туи можно… У нас, кажется, где-то валяются похожие. Распоряжусь, чтобы с очередной машиной сюда прислали. Кстати! Мне Вольф Карлович тебя хвалил – как ты презентацию провёл. Молодец. Не зря он тебя учить взялся. Ты уж его и впредь не подводи.
Серьёзно?! Хвалил? Да он меня разве что заднеприводным не назвал на разборе полётов… Смотрю прямо на Вольфа, сузив глаза. Чтобы проняло. Но что его пронять может? Бесстрастен как всегда, а ледяные пули моей обиды рассыпаются сверкающей дробью и рикошетят обратно, оседая на коже зябкой горечью. Волчара… п-позорный…
– Тоже
Вздрагиваю, ловя себя на том, что мычу под нос "районы, кварталы…". С таким собой и врагов не надо. Конечно, Вольф весьма скептически относится к моим угрозам уйти в закат… И заебал уже нарушать личные границы. Кайфует он, что ли, от того, как я подпрыгиваю? Ещё и прикрываю судорожно то жопу, то шею. Раздуваю ноздри – достал…
– Так кому вы врали, Вольф Карлович? Мне или дирику? – пытаюсь дерзостью пробиться сквозь непроглядную броню тёмных глаз.
– Много на себя берёшь, Петя, вынося подобные суждения. Естественно, я ничем не лукавил ни Пал Сергеичу, ни тебе. Да, ты налажал, вся критика была конструктивной – надеюсь, ты каждое слово запомнил? Но правда и то, что ты старался, выложился – похвала тобой тоже заслужена. С опытом всё придёт, и этот опыт нарабатывается промахами и обидной тратой патронов, как же иначе. Обычный процесс обучения, твой первый реальный клиент.
– Да? А выглядело не конструктивной критикой, а показательной поркой, – отворачиваюсь я.
– Хм. Ты драматизируешь, Петя. Если бы я действительно был недоволен тобой, ты бы это до самых глубоких мышц прочувствовал.
Ага, а что же я по-вашему тогда чувствовал, во время ебучего избиения младенцев?! Хотя… Блё, звучит остро эротично.
– …И да, Петя, ты молодец.
– А вы раньше не могли этого сказать?.. – губы кривятся, блё, только не слёзы, только не слёзы…
Спрашивается, что я так расклеился? Сейчас даже предаваться греху уныния некогда – клиенты косяком идут, тарятся на новогодние каникулы и подарки выбирают. Все оживлённые, весёлые, чуть не подмигивают – милота же? А меня всё никак не отпустит.
– Петя, послушай… – и руку к моему лицу тянет…
ДРЫ-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-НЬ!!!!!
Ебучий звонок задней двери, привезли товар. Я теперь никогда не узнаю, что он хотел мне сказать…
Украсить туи вызываюсь я, на что Вольф отвечает фейспалмом и тут же звонит подрядчикам. Два ловких мужичка справляются минут за двадцать от силы. Даже Васисуалий изволит притащить свою шерстяную жопу полюбоваться на движуху и мат за окнами.
И в момент, когда рабочие затаскивали обратно в дверь нашу стремянку, случается нечто непредвиденное…
Наконец, машина подрядчиков отбывает, я выдыхаю облегчённо, любуясь на туи, и …внезапно слышу сначала какой-то странный шорох над головой, затем дикий скрежет когтей и истошный кошачий вой.
– Да божья ж матерь, этого ещё не хватало! – рычит Вольф Карлович и в поле моего зрения влетает синичка…
Пару минут наш магазин напоминает доисторическое шоу какого-то толстого комика. Синичка летает хаотично во всех направлениях сразу; за ней летает Васисуалий, скрежеща когтищами и подвывая; за Васисуалием бегаю я, вопя, чтобы тот, сволочь, прекратил бесноваться.
Даже музычку вспомнил – я такую в школе скачивал, для смешной сценки6.Краем глаза вижу, как Вольф приделывает ручку к складной сапёрной лопате из нашей сопутки, намереваясь сбить птичку в полёте. Я резко меняю направление движения и кидаюсь Вольфу Карловичу на шею, одновременно хватая его за запястье руки, замахивающейся лопаткой.
– Прошу-прошу-прошу не надо!!!.. Я её выгоню, поймаю, пожалуйста, только не убивайте!!!
– Петя, ты рехнулся? – Вольф пытается вывернуться от моих молящих глаз, но висеть на шее у мужика "хрен стряхнёшь" уж я-то умею. – Вы сейчас весь магазин разнесёте к чёртовой бабушке!
– Пять минут!!! Вольф Карлович я всё сделаю, что захотите только дайте пять минут я справлюсь!!!
– Отойди, а то и тебя задену.
– Не-е-е-т!!! Не отойду, дайте пять минут!!!
– Три минуты. А потом всех по очереди вырублю – и тебя, и кота твоего контуженного, и птицу…
Полоумный Васисуалий пытается в это время взбежать по стене и истошно вопит на гравитацию, которая безжалостно стягивает его толстожопую тушу обратно на пол. Во все стороны летят кусочки краски, над ухом придушенно рычит Вольф Карлович.
Я скидываю свой красивый пиджак и несусь к коту, слыша вдогонку "перчатки надень!". Но мне некогда – хватаю кота, вернее безуспешно пытаюсь… Потому что ухватить шесть кило ярости и бешено вертящихся сюрикэнов – задача не для такого ссыкливого хуйла, как я.
Вместо кота я получаю огромную царапину от губы до подбородка и прокушенные пальцы. Васисуалий отбивается, как берсерк, способный выпотрошить голыми (руками) когтями целую армию. Сзади что-то кричит Вольф, но мне некогда слушать – я опять догоняю этот клубок безумия и стараюсь ухватить за шкварник. Бестия выворачивается и за долю секунды рвёт попавшуюся ему руку в клочья, вгрызаясь до костного хруста. От дикой боли темнеет в глазах, но я всё же перехватываю кота за загривок и, слепо ударяясь об углы, скачу в "техничку".
Вой и глухие удары в дверь с той стороны провозглашают, что герои не сдаются.
Даже не пытаясь оценить ущерб здоровью, бегу обратно, по пути вырубая весь свет. На новом выключателе остаётся кровавый отпечаток.
Синичка, предоставленная самой себе, инстинктивно устремляется к единственному светлому пятну – огромному окну, по пути смачно обосрав стекло нового шкафа. Я не успеваю добежать, чтобы открыть дверь, и синичка гулко тупкается в стекло.
– Ну охренеть теперь… – комментирует Вольф падение бездыханной тушки на пол.
Подбегаю к крошечному тельцу, беру его в дрожащие ладони. Руки уже не слушаются, укусы распухают на глазах, лишая пальцы подвижности. Но липкие от крови ладони ощущают слабое шевеление. Всхлипываю, улыбаюсь сквозь судорогу боли… С облегчением чувствую довольно сильные тычки клювом изнутри. Плечом открываю дверь и раскрываю руки…
Птица, визгливо матеря всё на свете, зигзагами уносится к соседнему дереву приводить себя в порядок.
Я вваливаюсь в магазин, адреналин спадает и коленки позорно подкашиваются. В ушах что-то бухает, я почти ничего не соображаю. Вольф Карлович, бормоча проклятия, запирает входную дверь и уводит меня во внутреннюю комнату.