PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
Шрифт:
— С удовольствием, — приклеил улыбку на лицо Филимон и услышал тихий голос за спиной: «Ах, мучитель мой! С двенадцатой цифры по двадцать вторую — от литавр, до вступления гобоя!»
Подсказка могла исходить от В. В., но оглянувшись, Фил увидел, что главный сидит на значительном расстоянии, и голос принадлежит не ему.
Даже не удосужившись взглянуть в ноты, Филимон громко повторил услышанную подсказку, догадавшись, чей голос он мог услышать. Нет, он не мог слышать его ранее, но манера и построение фразы могли принадлежать исключительно самому Автору.
Саркастично улыбнувшись дирижёр уткнулся в нотные знаки, а театр застыл в ожидании развязки.
Мэтр мучительно долго
— Протрите очки, маэстро! Лучшей купюры не сделал бы даже Пётр Ильич!
Репетиция удивлённо хохотнула. Маэстро развернулся к Филу и высокомерно произнёс: — Далеко пойдёте, юноша.
Оркестранты исчезли в глубине ямы и безропотно пересидели репетицию на целых двадцать две минуты.
Вторая попытка проверить стойкость молодого режиссёра в достижении поставленной цели была предпринята одним из солистов- вокалистов. Человек способный, красивый и талантливый в молодости, он стремительно пропил своё здоровье и обаяние, и доигрывал в театре небольшие роли, которые получал из жалости и из уважения к блестящему прошлому. Репетиции были для него мучительным испытанием, ибо нужно было совершать усилия, а дрожь в ногах и мокрые от слабости руки заставляли нервничать, солиста и сухость во рту мешала спеть свою фразу даже дрожащим тремоло. Ко всем другим идиотским выдумкам режиссёра, ему нужно было петь перегнувшись пополам в подобострастном поклоне перед Городничим. Пустив уже привычного для всех «петуха», вокалист возмущённо развёл руками и упрекнул Фила.
— Ну, что вы всё выдумываете! Да в такой позе ноту «соль» и Карузо не возьмёт! Нужна опора!
В данном случае Филимон не стал даже дожидаться подсказки розенкрейцеров, он просто выскочил на сцену и в лучших традициях бродвейского шоу «задурачил» высокую ноту, повиснув головой вниз на штанкете.
— О! — удивлённо обрадовался заслуженный пьяница. — Да вам петь нужно, а не спектакли ставить!
Сразу после окончания репетиции В. В. выловил Фила в коридоре и затолкал в кабинет.
Там уже сидел за роялем некий щеголь в костюме от «Voronin» и наяривал бодрую музычку.
— Исаак, не издевайся над музыкой предков! — главный хлопнул пианиста по плечу, и тот оставил музицирование:
— Слушай, Влад, что хочу, то и делаю! Это единственное, что предки оставили мне в наследство!
— А талант? — округлил глаза В. В.
— Лучше бы лимон-другой на счету в банке, — грустно заметил пианист и вопросительно уставился на Фила.
— Композитор Исаак Максимович Дунаевский, — представил музыканта хозяин кабинета, — сын композитора Максима Максимовича Дунаевского, внук композитора Максима Исааковича Дунаевского, правнук композитора Исаака Осиповича Дунаевского.
— Из Моцартов, вобщем, — засмеялся композитор.
— А это — месье Филимон! — представил Фила главный. — Судя по сегодняшней репетиции, вполне сгодится для трасформации в шевалье д'Артаньяна! Ну-ка, музыкальная разминка!
Разминка растянулась на добрых три часа. Фил легко и с удовольствием пел шлягерные музыкальные номера, которые мгновенно откладывались в памяти в компании с хорошими текстами.
Две капли сверкнут, сверкнут на дне! Эфес о ладонь согреешь. И жизнь хороша, хороша вдвойне — Коль ею рискнуть сумеешь! ... Пуркуа па?. [1]1
Стихи
поэта Юрия Ряшенцева из либретто к мюзиклу Максима Дунаевского «Три мушкетера»В. В. завелся и подпевал за всех других персонажей от деТревиля до Констанции, а Исаак прямо по ходу вносил какие-то коррективы в клавир.
Последняя песня д' Артаньяна была написана в жанре драматической баллады и была особо близка Филимону. Он прошел ее несколько раз вполноги, а затем, глядя не в ноты, а в текст, спел в полный голос.
Пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони. Да шумный пир — от схватки до погони! Но был же миг совсем иного пыла — Рука ласкала, а душа — любила... Констанция. [1]1
Стихи поэта Юрия Ряшенцева из либретто к мюзиклу Максима Дунаевского «Три мушкетера»
Филимон произнес имя только что погибшей любимой, и перед ним мелькнуло лицо незнакомой девушки с огромными, широко раскрытыми глазами на миловидном широкоскулом лице.
«Констанция?»- мелькнула скорая мысль в голове у Филимона, но знакомый голос не дал ему опомниться, и девушка быстро заговорила, время от времени шевеля ресницами-веерами:
— Родной мой! Не могу заснуть. Пока не поговорю с тобой. Сегодня как- то особенно тоскливо. Все советуют мне заказать телефонный переговор с тобой, но мне хочется большего: крепко обнять тебя и ощутить твое тепло и силу твоих рук. На одну минуту. Захотелось приехать к тебе туда, в тайгу, но подумала, что свободное время у тебя только ночью, а ночью тебе нужно отдыхать и выходить на работу полным сил.
В этот момент Фил на высокой ноте произнес вновь имя «Констанция», и девушка исчезла.
— Класс, — захлопнул крышку рояля композитор, — Влад, это находка.
— Ну, и? — потирал ладони главный, хитро поглядывая на Филимона.
— Лет десять тому назад я бы с удовольствием это сыграл, — покачал головой Фил. — Сколько лет шевалье по книге?
— Восемнадцать! — уточнил Исаак. — Но это же условность.
— А с прической что делать? — провел рукой по короткой, уже редеющей шевелюре Филимон.
— Нет, из честного хлестаковского слуги он может сделать гомика! — возмутился В.В., - а опуститься до игры в восемнадцатилетнего авантюриста — комплекс лысеющей неполноценности! Да пострижем вас налысо! Этот гасконский колхозник приехал служить в армию и заранее подстриг волосы! — совершенно убежденным тоном главный завершил изложение идеи. — Он новобранец, и должен быть пострижен наголо!
— Класс, — хлопнул по крышке рояля композитор, — Влад, это еще одна находка. Когда будем слушать Констанцию?
— Уймись, Дунаевский! — выдвинул челюсть Вольдемар Вольдемарович.
— В вашем роду все прослушивания заканчиваются свадьбами! А ты только что из развода. Поднимитесь лучше в балетный класс, там сегодня сдача концертных номеров. Балет — любимое зрелище новобранцев, правильно, шевалье д'Артаньян? — подмигнул он Филу.
— Пуркуа па? — подмигнул ему в ответ Филимон, а потомок славного музыкального рода уже переместился к двери.
Филимон не часто заглядывал в балетный класс. В его спектакле было несколько танцевальных решений, но до них дело еще не дошло, а главный балетмейстер, человек, занятый множеством халтур на стороне, постоянно отмахивался от вопросов Фила: