PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
Шрифт:
— С удовольствием, — согласился Фил, — я видел оперетту в Вене, это было забавно.
Фила отправили в администраторскую за пригласительным билетом. По дороге туда он с нетерпением открыл папку, чтобы хоть краем глаза глянуть на название предложенной пьески. «Ревизор» — прочитал он на первой страничке сценария и просто ахнул от неожиданности. Кто бы мог представить подобное совпадение? За год до смерти бабушки он, по её настоянию, внимательнейшим образом перечитал Гоголя и пытался предложить постановку этой пьесы нескольким театрам в Нью-Йорке. Он придумал весёлый перевёртыш, который мог понравиться публике. По его замыслу, в маленький
— Ну конечно! Ревизор — из столицы, из Санкт-Петербурга! Они все говорят между собой по украински, а когда приезжает чин из столицы — подстраиваются под его русский!
Он немедленно развернулся и двинулся в обратную сторону, к приёмной, а перед ним уже трансформировались картины нового зрелища. Миновав секретаршу-шарик Филимон решительно шагнул в кабинет.
— Что, аншлаг? — поморщил лоб хозяин кабинета.
— Нет, антракт! — сел на стул Филимон и положил папку с бумагами перед В.В. — Оказывается, я знаю, что сделаю с Гоголем.
— Главное, чтобы он этого никогда не узнал, — выдвинул челюсть штангист и саркастично ухмыльнулся, — удивляйте!
— Представьте себе, — начал без промедления Филимон, — у губернатора города есть страсть — он любит русскую баню! Первое действие происходит в баньке: в городе парятся все! Это лучший способ найти общий язык с губернатором! Все в белых простынях — хор, балет, все приходящие и уходящие…
— Ну и? — хозяин кабинета прошёл к роялю, раскрыл ноты и стал тихо наигрывать симпатичную мелодию.
— Масса смешных ситуаций: оделись — разделись, мужчины — женщины в одной бане. Губернатор мне нужен — крепкий мужик! Настоящий хозяин местного развеса, а чиновник из Петербурга — высокий красавец, в него должны все бабы влюбиться по-настоящему, а мужики поверить, что такая каланча — большой человек!
— Влюбились, — заметил В. В., а что дальше?
— По пьесе влюбляются не в него, а в его положение! — азартно возразил Филимон. — Нужно довести ситуацию до абсурда: бабы реально хотят его, а он — увы! У него другая ориентация! Он, поэтому, так зависим от своего слуги!
— Этакий Пётр Ильич, — произнёс Вольдемарович и пронёсся по клавишам пассажем из «Лебединого озера», — ну, просто исторически оправданные параллели!
Он включился в ситуацию, и они с Филимоном наперебой стали выкладывать друг другу варианты смешных ситуаций и развития сюжета в данном решении. Секретутка несколько раз с удивлением заглядывала в кабинет, где два мужика хохотали и лупили по клавишам инструмента, представляя себе повороты зрелища. Игра с русским и украинским языками давала дополнительную пищу для фантазии и ассоциаций, а музыка Чайковского просто поразительно ложилась на ход действия.
— А финал? — выдохнул В. В., - В этой пьеске без решения финала делать нечего.
— Докладываю! — хлопнул в ладоши Филимон. — После гостиного двора действие вновь возвращается в баньку. Все завернуты в белые простыни, словно римские патриции, но когда входит гонец и сообщает о приезде настоящего ревизора — простыни сползают со всех персонажей.
Они все, кроме городничего, уже в парадных мундирах и при медалях, а он — единственный голый дурак!— Леночка! — В.В. нажал на кнопку громкой связи с приёмной, и секретарша тут же вкатилась в кабинет.
— Всегда готова! — сверкнула она томными очами.
— Не вздумай приставать к нашему новому режиссёру, — погрозил ей пальчиком В.В., - расскажу мужу и переведу опять в балет!
— Куда мне сейчас? — с сожалением выпятила живот Леночка. — Уже девочки без меня разберутся.
— А этому ковбою — заполни, пожалуйста, все документы. Он работает у нас с завтрашнего дня, — тут он глянул на Филимона и задвинул челюсть на место, — хотя, нет, с сегодняшнего.
Вечером давали «Сильву».
Герои в строгих фраках и героини в фальшивых бриллиантах чинно передвигались по авансцене, поглядывали на дирижёра и брали высокие ноты, субретки и комики строили друг другу козни и отплясывали подтанцовки, из-за гигантских чёрно-белых страусиных вееров, закрывавших пространство сцены, в соответствии с партитурой выглядывали головы хористов и хористок и дружно поддакивали переживаниям героини. Но главные визуальные эффекты были заложены в сочетании черно-белого решения сцены и красочных костюмов балета. Здесь, в традиционный жанр вплели технологию двадцать первого века, и, вслед за танцующими огненный канкан балеринами, проносились вихри разноцветных электронных радуг, рассыпающихся над головами танцующих мириадами крошечных звёзд.
Публика в зале была премьерной.
В ложах устроились важные господа и их жёны. До первых тактов музыки на их лицах царило неистребимое выражение превосходства над всем окружающим миром, но прекрасная музыка, энергичное действие, голосистые мужики и аппетитные балеринки заставили даже этих снобов и снобих расслабить мышцы лица и наивно улыбаться.
В нескольких углах зала были видны постоянно перешёптывающиеся и делающие пометки в программке мужчины и женщины. Филимон безошибочно определил в них театральных критиков — они источали вокруг себя флюиды презрения и сарказма, а на хохот и аплодисменты простых смертных реагировали снисходительными полуулыбками.
Очень заметны были родственники и друзья артистов: стоило исполнителю оказаться в центре действия или спеть положенную арию, как семейные кланы начинали неистово лупить в ладоши и орать «браво», не давая возможности партнёру своего любимца произнести ответную реплику или спеть ответный куплет.
Женщин, как всегда в театральном зале, было гораздо больше мужчин, и они замирали от восторга, когда высокий, стройный герой-любовник, нежно брал героиню за руку. Фантазия переносила их на сцену, и женщины представляли себя на месте той, которую сейчас поцелует голосистый красавец. Их мужья вяло реагировали на «бородатые» хохмы комиков, но благосклонно аплодировали всем балетным номерам.
Атмосфера лёгкости, наивного праздника и весёлого розыгрыша заполняла пространство зрительного зала, и лишь самые сухие и прагматичные человеческие оболочки оставались в своём сморщенном и скучном состоянии.
Занавес после финала давали пятнадцать раз.
Это было хорошо отрепетированное действо, но публика с удовольствием поддерживала впечатление, что это именно она, а не опытный помреж, поднимает волны занавеса ещё и ещё раз, вынося на берег авансцены растроганных артистов и вызывая встречные волны аплодисментов и цветов.