Пилсудский

В Варшаве Пилсудский вновь вернулся к привычному образу жизни, от которого отказался в Магдебурге. Просыпался он довольно поздно, читал газеты и работал в своем кабинете на втором этаже или ехал в Генеральный штаб. Наибольшая активность приходилась на вторую половину дня и вечер. Обедал он около трех часов дня в большом зале на первом этаже Бельведера вместе с дежурившими во дворце офицерами Генеральной адъютантуры. После 1920 года все чаще трапезничал в одиночестве в соседней со спальней небольшой комнате с балконом. Пилсудский был неприхотлив в еде, но многих продуктов не любил, например овощей. Не лучше обстояло дело с фруктами, хотя его врач настойчиво их ему рекомендовал. Выход подсказала Александра: адъютант обычно очищал яблоко или грушу, резал на кусочки и ставил тарелку на стол, и начальник государства понемногу это съедал. Зато обожал чай: заваривал его в специальном чайнике, пил только из стакана, до шести раз в день.

Он ложился спать в два-три часа ночи. Во время ночных бодрствований вел политические беседы, чаще всего с соратниками, в большинстве своем еще по социалистической партии и стрелковым отрядам (Василевским, Славеком, Сокольницким, Сливинским, Пристором). В свободное время любил раскладывать пасьянсы, в шахматы играл чаще всего с Соснковским. Много курил – специально для него изготавливались папиросы «Маршалковские», то есть «Маршальские».

Круг интересов Пилсудского не ограничивался только армией, государственными делами и политикой. Он с молодых лет был глубоко убежден в своем историческом предназначении воскресителя Польши, и эта вера помогала ему стойко переносить все политические неудачи и просчеты, которых в его жизни было не так уж и мало. Его всегда интересовали теософия, оккультизм и метафизика, служащие, как он считал, духовному развитию человека, его моральному возрождению. Он поддерживал знакомство с широко известным в Польше ясновидящим Стефаном Оссовецким и участвовал в его экспериментах передачи мыслей на расстояние. Пилсудский даже подарил ему свою фотографию с дарственной надписью: «Господину Стефану Оссовецкому на память о наших беседах, в понимании того, чего нет и что есть». Присутствовал он и на спиритических сеансах, которые организовывал Свитальский с участием пользовавшегося популярностью медиума Клюска-Моджеевского. Но суеверным начальник государства не был. Когда во время отдыха на Мадейре в начале 1931 года ему пришло «письмо счастья», которое нужно было переписать лично в десяти экземплярах и отправить адресатам не позже чем через девять дней, он этого делать не стал, хотя письмо подписали такие известные люди, как премьер-министры Франции Аристид Бриан и Великобритании Джеймс Рамсей Макдональд, известный американский летчик Чарлз Линдберг, американский миллионер Генри Форд и т. д.

Левое правительство Морачевского оказалось в сложном положении, подвергалось нападкам со всех сторон. Революционные партии обвиняли его в оппортунизме, измене социалистическим идеям и предательстве интересов рабочего класса. Для правых и центра оно было излишне радикальным. Свое недовольство оппоненты правительства демонстрировали на страницах печати и в ходе массовых уличных демонстраций. Циркулировали слухи о готовящемся правыми государственном перевороте. В промышленных центрах бывшего Царства Польского возникли Советы рабочих депутатов, и ППС, преобладавшей в большинстве из них, с трудом удавалось удерживать их от радикальных действий.

В декабре 1918 года представители Дмовского провели ряд переговоров с Пилсудским. Глава Польского национального комитета понимал необходимость консолидации польского политического класса и международного признания правительства. Без этого нельзя было надеяться на полноценное участие Польши в мирной конференции, подготовка к которой шла полным ходом. Дмовский хотел довести до сознания начальника государства, что нахождение у власти левого правительства настораживало западные державы, вызывало у них опасение, что Польша под руководством социалистов Пилсудского и Морачевского может пойти по пути России, став мостом между большевиками и немецкими революционерами. В результате переговоров Пилсудского с членом

ПНК Станиславом Грабским, в свое время активным участником польского социалистического движения, были обсуждены и согласованы вопросы создания общенационального правительства, формального подчинения польской армии Верховному главнокомандующему союзных войск маршалу Франции Фердинанду Фошу, введения в состав ПНК и польской делегации на мирных переговорах представителей Пилсудского, территориальные требования и т. д. В ответ на звучавшую в окружении Пилсудского критику его компромисса с правыми он как-то сказал с раздражением: «Меня ждет борьба с Россией, а не с Дмовским».

Смена кабинета министров была для Пилсудского непростым делом. Ведь в нем главным образом были его горячие сторонники, обеспечивавшие ему полный контроль над внутренней политикой и армией. Он защищал кабинет Морачевского перед Грабским, мотивируя его необходимость тем, что социалистическое правительство является единственным препятствием распространению большевизма в Польше. Но все же не мог игнорировать обеспокоенности Дмовского, тем более что от последнего зависели международное признание польского правительства, поставки Польше военных материалов и переброска из Франции «голубой» армии. Есть свидетельство, что Пилсудский уже в конце декабря подыскивал кандидата на должность премьер-министра вместо Морачевского. Новый премьер должен был устраивать как ППС, без которой трудно было бы сохранять контроль над рабочим движением, так и национальных демократов, за которыми стояли имущие классы, католическая церковь и западные державы. Первоначально рассматривалась кандидатура известного историка, профессора Варшавского университета Владислава Смоленьского, но тот от предложения отказался. Затем в поле зрения Пилсудского оказался знаменитый на весь мир пианист Падеревский, только что приехавший из Парижа в Варшаву.

Пилсудского, несомненно, тревожило то, что большинство общества по-прежнему считало его социалистом и марксистом, то есть почти большевиком. Таким же было и отношение к назначенному им кабинету министров. Леон Василевский вспоминал, что в одной из бесед в то время Пилсудский сказал ему: «Ах, как было бы хорошо, если бы большевики организовали на меня покушение, бросили бомбу или что-нибудь наподобие этого... Естественно, покушение бы не удалось, но какой эффект это вызвало бы за границей! Они бы сразу убедились, что все, что говорится о большевизме правительства Морачевского, – глупость» [163] . Избавиться от этого «хвоста» можно было, лишь заменив правительство более умеренным.

163

Wasilewski L. Jozef Pifeudski... S. 158 – 159.

Все исследователи согласны в том, что сделать это ему помогла неудавшаяся попытка государственного переворота в ночь с 4 на 5 января 1919 года, известная как заговор Сапеги-Янушайтиса. Инициаторами заговора традиционно считали полковника Мариана Янушайтиса, оппонента Пилсудского еще со времен стрелкового движения, национальных демократов Тадеуша Дымовского, руководителя Общества развития хозяйственной жизни в Польше «Розвуй», и Ежи Здзеховского, а также князя Эустахия Сапегу близкого друга Здзеховского. Правда, некоторые авторы выражали сомнения по поводу этой версии, считая, что заговор был спровоцирован самим Пилсудским, но у них не было веских доказательств. Находка нами в РГВА документа о том, что Тадеуш Дымовский был агентом созданного и полностью контролируемого пилсудчиками II отдела Генерального штаба Войска польского, то есть военной разведки и контрразведки, позволяет с большей уверенностью утверждать, что Пилсудский знал все подробности готовящегося государственного переворота, целью которого был не начальник государства, а правительство Морачевского [164] . Да и Сапега участвовал в заговоре явно с ведома и одобрения Пилсудского, который во время встреч и бесед с ним как бы подсказывал князю путь избавления страны от кабинета Морачевского [165] . Зная все планы заговорщиков, Пилсудский в момент переворота был абсолютно спокоен и уверен в собственной безопасности. Больше того, когда ему доложили о происходящих в городе событиях, он презрительно отозвался о них как о «вертепе». Переворот, как и было задумано, не удался. Заговорщики из числа гражданских лиц выслушали нотацию Пилсудского и были отпущены домой, военные отправлены под кратковременный домашний арест. Князь Сапега вскоре будет назначен послом в Лондоне, а Янушайтис дослужится до генерала.

164

Подробнее об этом см.: Matwiejew G. Kto kryl sie za kulisami spisku styczniowego 1919 r. oraz manifestacji grudniowych 1922 г.? // Teki archiwalne. Seria nowa. T. 5 (27). 2000. S. 3 – 11.

165

Jedrzejewicz W., Cisek J. Kalendarium zycia... T. II. S. 31, 40.

16 января Пилсудский отправил правительство Морачевского в отставку и назначил на его место кабинет во главе с Игнацием Падеревским, в годы войны тесно сотрудничавшим с Польским национальным комитетом. На этом социалистический этап в управлении страной кончился, и левые до 1939 года больше ни разу самостоятельно Польшей не правили.

Кабинет Падеревского можно считать реконструированным предшествующим правительством, поскольку соотношение новых и старых министров было 6 к 9. Формально он создавался не политическими партиями, а из специалистов, представлявших три части Польши. Новое правительство пользовалось доверием основных польских партий, за исключением коммунистов, изначально занявших негативную позицию по отношению к независимому государству и призвавших пролетариат бойкотировать парламентские выборы. Выбор кандидатуры президента Совета министров оказался для Пилсудского удачным. Падеревский, во время войны сблизившийся с национальными демократами на почве совместной борьбы за освобождение Польши с помощью западных держав, не был слепым последователем этого направления в польской политической жизни. Смена кабинета позволила решить следующую после подтверждения права польского народа на независимость важнейшую задачу становления польской государственности – признание правительства Западом.

Пилсудский уже пытался сделать это в середине ноября, отправив правительствам стран Антанты соответствующую радиограмму от своего имени как главнокомандующего польской армией, а не начальника государства. Но она так и осталась без ответа. Лишь Берлин с самого начала признал правительство Морачевского и назначил в Варшаву своего посланника – графа Г. Кесселера. Он приехал в Варшаву 16 ноября 1918 года и был там единственным иностранным представителем. Принятие верительных грамот у Кесселера не способствовало улучшению имиджа Пилсудского на Западе, где его еще долго осуждали за союз с Центральными державами.

Под давлением национальных демократов и желая показать лояльность Антанте, польское государственное руководство приняло в середине декабря 1918 года решение выслать Кесселера из Варшавы. Одновременно в различных интервью западным газетам Пилсудский оттачивал аргументацию, почему он воевал на стороне Центральных держав. В конце концов был отработан следующий вариант объяснения. Вот как он выглядел в изложении одного из итальянских генералов, посетивших Польшу в начале 1919 года в составе военной миссии, принятой начальником государства: «Я всегда был другом Антанты, но в первую очередь должен был заботиться о благе моей Отчизны. Это диктовало мне борьбу с царизмом, что не означало намерения бороться с Антантой. Поэтому, когда царизм рухнул, я прекратил борьбу с Россией и распустил мои легионы. Вернувшись в Польшу после поражения Центральных держав, я понял, что моя личность могла бы помешать установлению близких отношений между моей отчизной и Антантой. Я задал себе вопрос, должен ли я остаться или устраниться. Я пережил страшную внутреннюю борьбу. И на этот раз любовь к отчизне заставила меня остаться, потому что я понял, что мое присутствие сохранит Польшу от самой большой опасности – разрушительной революции, – и наоборот, позволит ей встать на путь мирной эволюции. Поэтому я остался. И сейчас, когда между мной и Антантой уже не стоит царизм, я могу открыто говорить о моих дружественных чувствах к Антанте, с которой мы должны и дальше крепить наши связи» [166] .

166

Цит. по: Jedrzejewicz W., Cisek J. Kalendarium zycia... T. II. S. 58.