Пилсудский

Теперь настала очередь Виленской операции, которой Пилсудский решил руководить лично, хотя формально это должен был делать командующий фронтом генерал Станислав Шептицкий, родной брат львовского униатского митрополита Андрея Шептицкого. В XIX – начале XX века на «кресах» нередкими были случаи, когда представители старых шляхетских родов, чьи предки когда-то полонизировались, вновь обращались к православию (или униатству) и местному языку, а их ближайшие родственники продолжали оставаться католиками и поляками. Самым колоритным был пример трех родных братьев Ивановских, ставших деятелями соответственно польского, литовского и белорусского общественного движения.

Заслуживает внимания объяснение Пилсудским причин, почему он, главнокомандующий польской армией, хочет лично руководить операцией, которую трудно было бы отнести к разряду даже фронтовых. В письме Шептицкому он назвал их несколько: ему нужно решить в Вильно важные политические вопросы; поскольку штурм будет осуществляться в основном силами 1-й дивизии легионов под командованием Рыдз-Смиглы, то его присутствие повысит боевой дух его прежних подчиненных и поспособствует успеху операции; это его личная мечта, осуществление которой принесет ему наибольшее за всю карьеру удовлетворение. Несомненно, все три причины были важными для Пилсудского, но самой главной была первая. Изгнание большевиков из Вильно должно было дать старт осуществлению его проекта восточной политики. В начале апреля план Пилсудского обрел совершенно конкретные очертания, были определены последовательность действий и главные исполнители.

Суть плана заключалась в формировании в Вильно после изгнания оттуда большевиков правительства воссозданного Великого княжества Литовского с участием представителей всех проживавших на этой территории наций. Его руководителем Пилсудский наметил судью из Ломжи Михала Ромера, в годы войны служившего в 1-й бригаде польского легиона. Он имел близкие личные отношения с литовскими и белорусскими политиками, а также польскими деятелями в Литве. Задача Ромера заключалась в том, чтобы привлечь к участию в проекте Пилсудского знакомых ему левых литовских политиков из Ковно (Каунаса), а начальник государства обязался сразу же после занятия польскими частями Вильно издать прокламацию с обещанием передать решение судьбы литовско-белорусских земель на усмотрение местных жителей. В свою очередь правительство Ромера выступило бы с воззванием, объявляющим о факте своего существования и безотлагательном созыве Учредительного собрания нового государственного образования. Фактически весь этот антураж был нужен лишь для того, чтобы сделать приемлемым для государств Антанты и мирового общественного мнения фактическое подчинение Польшей Литвы и Белоруссии, на которые у нее не было никаких прав.

19 апреля, на Пасху, начались бои за Вильно, завершившиеся спустя три дня его занятием польскими войсками. При штурме города хорошо себя зарекомендовали уланы В. Белины-Пражмовского, сумевшие в первый же день сражения овладеть железнодорожной станцией и вокзалом, куда затем на поезде прибыли легионеры Рыдз-Смиглы. В тот же день было оглашено воззвание Пилсудского «Жителям бывшего Великого княжества Литовского». В нем он торжественно заявлял, что краю больше не грозит никакой чужеземный гнет, что здесь должны восторжествовать свобода и ничем не ограниченное право выражать свои стремления и нужды, что местное население должно само решать внутренние, национальные и конфессиональные вопросы «без какого-либо насилия или давления со стороны Польши». Пилсудский объявил, что занятая его войсками территория передается под управление не армии, а Генерального гражданского управления восточных земель, специального органа, задачей которого было обеспечение доминирующих позиций польскому населению в районах смешанного проживания, расположенных к востоку от бывшей границы империи и Царства Польского.

Но жизнь в очередной раз опровергла его далекоидущие, но не имевшие под собой реальной почвы планы, показала несостоятельность его жизненного кредо: «Хотеть – значит мочь». Ковенские политики не поддались на уговоры Ромера и отказались участвовать в воссоздании Великого княжества Литовского под эгидой Польши. Трудно было рассчитывать и на белорусов, среди которых польская ориентация не пользовалась сколько-нибудь серьезным влиянием. С этого момента польская экспансия в литовских и белорусских землях лишилась флера братской помощи в борьбе с большевистским деспотизмом и национальным угнетением и стала тем, чем была с самого начала, – войной за территории. Результаты предпринимавшихся польской пропагандой и лично Пилсудским попыток представить занятие Вильно как практическое осуществление приписывавшегося Вудро Вильсону права наций на самоопределение были временными. На советско-польском фронте начала действовать логика войны. Хорошо известно, что войну можно начать в любой кажущийся подходящим момент, но нельзя точно так же окончить, потому что есть воля противника, сломить которую может только победа.

После занятия Вильно Пилсудский по внешнеполитическим соображениям на время снизил интенсивность боевых действий в Литве, Белоруссии и на Украине. Приближался кульминационный момент Парижской мирной конференции – подписание мирного договора с Германией, – и нужно было продемонстрировать максимум такта и показного миролюбия, чтобы получить требуемые территории на западе и севере. 21 июня 1919 года в Версальском дворце состоялось подписание договора с Германией, территориальные постановления которого были далеки от постулатов польской делегации. Польше передавались только те территории Великой Польши и Восточного Поморья, которыми она на тот момент фактически владела по результатам Великопольского восстания. Помимо этого она получила часть балтийского побережья и доступ к нему по так называемому коридору, отрезавшему Восточную Пруссию от остальной территории Германии. Данцигу (Гданьску) был предоставлен статус вольного города под верховным управлением Лиги Наций и с признанием за Польшей ряда прав на его территории и в акватории порта. Окончательное проведение германо-польской границы на спорных территориях в Восточной Пруссии и Верхней Силезии было отложено до проведения там плебисцитов. Таким образом, не были удовлетворены претензии Польши на Опольскую Силезию и Гданьск, а пресловутый коридор не мог не стать причиной постоянного раздражения Берлина. Недовольство Варшавы вызвало также причисление Польши к категории вновь созданных и расширивших свою территорию государств Восточной Европы, в связи с чем ее заставили подписать договор о международно-правовой защите национальных меньшинств – немцев, евреев и галицийских украинцев. На державы Антанты и Германию такие обязательства не возлагались.

Ограниченный успех Польши в Париже еще раз показал Пилсудскому, что в территориальных вопросах реальные результаты приносит только политика «свершившихся фактов». В июне 1919 года на повестку дня вновь стал вопрос о судьбе Восточной Галиции. Парижские миротворцы, обеспокоенные успехами большевиков в борьбе с войсками Симона Петлюры, разрешили Польше временную оккупацию этого яблока польско-украинского раздора до реки Збруч, то есть до бывшей австрийско-русской границы. Польская армия, представлявшая к этому времени уже достаточно серьезную силу, 28 июня начала генеральное наступление, завершившееся в середине июля овладением всей провинцией. В этой операции была использована «голубая» армия, хотя западные державы запретили Польше это делать. Но Пилсудский запрет проигнорировал, понимая, что какие-либо неприятные последствия Польше в связи с этим не грозят. Действительно, все ограничилось жесткими нотами Совета четырех. В результате успешной операции в Восточной Галиции был ликвидирован еще один фронт, что позволило перебросить высвободившиеся войска в Белоруссию и на Волынь.

И на польско-советском фронте успех в те дни сопутствовал польской армии. Советское руководство, для которого главную угрозу в это время представлял уроженец Царства Польского и сын матери-польки Антон Иванович Деникин, располагало в Белоруссии ограниченным количеством не самых боеспособных частей. В течение июля – августа 1919 года польские войска продвинулись в Белоруссии далеко на восток, заняли Минск и вышли на линию рек Березина и Западная Двина. На Волыни польские подразделения, достигнув рубежа Сарны – Ровно – Острог – Шепетовка – Заслав, вошли в соприкосновение с армией Петлюры, теснимой большевиками и Деникиным. Отчаянное положение УНР давало Пилсудскому еще один шанс на осуществление провалившегося в Литве плана создания барьера против России. Петлюра демонстрировал готовность на существенные территориальные уступки взамен на польскую помощь. Но Пилсудский не торопился заключать союз, считая, что лидер УНР и его окружение пока еще не созрели для того, чтобы прочно связать свою судьбу и будущее Приднепровской Украины с Польшей. Он согласился лишь на договор о перемирии, оставлявший за поляками все оккупированные ими на тот момент украинские территории.

В августе 1919-го поляки попробовали с помощью столь любимой Пилсудским политики «свершившихся фактов» решить в свою пользу вопрос о Верхней Силезии без плебисцита, в благоприятном исходе которого они не были уверены. Как в свое время в Великой Польше, это попытались сделать с помощью восстания. Но сил местной Польской военной организации (она стала создаваться в ноябре 1918 года) и тайно переброшенных ей на помощь из Польши подкреплений оказалось недостаточно. Варшава не имела возможности открыто помочь первому силезскому восстанию. Немцы силой подавили путч, были жертвы, но вскоре под давлением Антанты они вынуждены были объявить повстанцам амнистию.

Летом 1919 года Пилсудский оказался перед серьезным выбором тактики дальнейших действий на востоке. С одной стороны, западные державы, особенно Франция, признавшие Деникина в качестве верховного правителя России, настаивали на тесном взаимодействии польской армии с ним в борьбе с Красной армией. Для Пилсудского взаимодействие с «земляком» Деникиным, поборником «единой и неделимой России», было неприемлемым. Но открыто воспротивиться этому не представлялось возможным, поскольку Антанта могла прекратить поставки оружия, амуниции, продовольствия и т. д., без чего ни о какой сильной армии и расширении Польши на восток нечего было и думать. Стремясь не навредить собственным интересам, Пилсудский пошел на сближение с Деникиным, но только в политической области. К штабу командующего Добровольческой армией была прикомандирована польская военная миссия, состоялся официальный визит польской правительственной делегации. Польские власти не препятствовали также вербовке на подконтрольных им территориях добровольцев в белую армию. Позже, во время советского контрнаступления на Украине, Пилсудский разрешил укрыться на польской территории отрезанному от основных сил корпусу генерала Николая Эмильевича Бредова. Но от боевого взаимодействия с белыми, в частности, в августе 1919 года, во время похода Деникина на Киев, Пилсудский отказался.

С другой стороны, советское правительство в 1919 году неоднократно предлагало прекратить боевые действия в Белоруссии в обмен на уступку Польше значительной ее части, включая Минск. Несмотря на всю внешнюю привлекательность такого решения территориальной проблемы, согласие на него было равнозначно отказу Пилсудского от концепции безопасности, которую он считал оптимальной. Ведь в этом случае буфера между Польшей и Россией не возникло бы. Лишь в конце августа 1919 года начальник государства, серьезно обеспокоенный успехами Деникина, решился на неформальные польско-советские переговоры [173] . Их ведение было поручено графу Михалу Коссаковскому, выступавшему от имени Польского общества Красного Креста. Формально переговоры носили гуманитарный характер и касались обмена «гражданскими пленными». Так в то время называли заложников, которых у сторон конфликта скопилось значительное число. Практика заложничества служила предотвращению расстрелов своих пленных противником. Поляки брали в заложники прежде всего коммунистов и сторонников советской власти, а советские репрессивные органы – представителей польских имущих классов, католических священников, интеллигентов.

173

Казимеж Свитальский, один из ближайших сотрудников Пилсудского в независимой Польше, так характеризовал в 1938 году манеру работы своего патрона: «Самые важные дела он не поручал ведомствам, а выбирал одного человека, обязывал его хранить тайну и поручал ему предварительное или окончательное решение проблемы. Например, переговоры с Россией в 1919 – 1920 годах (Бернер – Мархлевский) были бы вообще неизвестны, если бы не случай, что Бернер оставил заметки. Литовские проблемы решало не министерство иностранных дел, а выбранные маршалом самые разные люди. Это же относится и ко всей внутренней политике. Чем активнее был маршал, тем меньше у него было времени, и он решал все вопросы путем переговоров, а не переписки». – См.: РГВА. Ф. 476. Оп.1. Д. 10. Л. 141 – 142.