Пилсудский

18 марта 1921 года в Риге делегациями Польши, РСФСР (она представляла и cоветскую Белоруссию) и УССР был подписан мирный договор, определивший границу в Белоруссии и на Украине, взаимные обязательства сторон в области защиты прав соответствующих национальных меньшинств, условия возвращения Польше ее культурных ценностей, вывезенных после разделов, а также выплату ей 30 миллионов золотых рублей в качестве компенсации за вклад в экономическое развитие России. 15 марта 1923 года Совет послов Антанты признал безоговорочное право Польши на Виленщину и Восточную Галицию и ее восточную границу в целом. С подписанием Рижского мирного договора Пилсудский переставал быть главнокомандующим польской армией. Теперь он был просто начальником государства, то есть высшим государственным должностным лицом.

Итак, решение третьей задачи – установления государственных рубежей – оказалось самым сложным и долгим, сопровождалось большими людскими (по официальным данным, безвозвратные потери польской армии в 1918 – 1921 годах составили более 50 тысяч человек, не считая жертв среди гражданского населения) и материальными потерями, особенно на восточных землях, были испорчены отношения с большинством соседей (исключениями были Румыния и Латвия), а в августе 1920 года казалось, что Польшу спасли только чудо и заступничество Девы Марии. Совершенно беспредметными являются рассуждения о том, нельзя ли было добиться этой же цели другими средствами. Более важным представляется другой вопрос: что этот нелегкий период значил для самого Пилсудского?

Жизнь еще раз опровергла его очередной глобальный план, на этот раз надежного обеспечения безопасности польской восточной границы. Фактически Пилсудский реализовал здесь инкорпорационную программу Дмовского и национальных демократов, но своими, рассчитанными на осуществление федеративного плана, средствами. Вместо дружественных, благодарных Польше за помощь Украины и литовско-белорусской федерации соседями Второй Речи Посполитой стали враждебные ей советские республики, с декабря 1922 года объединившиеся в СССР, и не менее враждебная Литва. Политика «свершившихся фактов», которая позволила Польше включить в свой состав ряд территорий на западе и востоке, породила у соседей стойкое убеждение в непредсказуемости и коварстве польского руководства, особенно Пилсудского, и конечно же скрытое желание реванша. Пилсудский это прекрасно понимал. Не случайно он в новогоднем приказе по армии от 31 декабря 1920 года подчеркивал, что Польша окружена неприятелями, которые только и ждут момента ее слабости, чтобы вновь напасть на нее.

Но и сам маршал оказался невольной жертвой своей восточной политики. Свитальский зафиксировал в дневнике, что Пилсудский, в отличие от политических партий, убежденных, что после Рижского мира Польша на много лет обеспечила свою безопасность, полагал, что советское руководство, столкнувшись с внутренними трудностями, попытается преодолеть их с помощью военных приготовлений и инсценировки различных диверсий в Западной Белоруссии и Западной Украине. Поэтому он был сторонником последовательного укрепления армии, вывода ее из-под контроля сейма и полного подчинения своей воле [188] . В этом же крылась причина его не самых доверительных отношений с французскими военными. Для них Польша нужна была главным образом как союзник в противостоянии с Германией, а Пилсудский хотел видеть Францию в качестве силы, поддерживающей Варшаву в противостоянии с Москвой. Это со всей наглядностью проявилось во время визитов в Польшу в 1923 году, в бытность Пилсудского начальником Генерального штаба, маршала Фоша и английской военной делегации.

188

Switalski K. Diariusz... S. 188.

Кроме того, успешное соперничество не то что на равных, а с позиции более сильного с двумя соседними, в тот момент крайне ослабленными державами – Германией и Россией, – породило у части польского политического класса, особенно у маршала и его сторонников, убеждение, что Польша – это держава, к мнению которой все должны прислушиваться. И это лестное, но крайне опасное заблуждение со временем будет только усиливаться, даже тогда, когда Германия и Россия восстановят и многократно увеличат свой экономический и военный потенциал, опередив Польшу по всем показателям мощи государства.

Наконец – и это имело важнейшее значение для дальнейшей политической карьеры Пилсудского – ему так и не удалось поправить свой имидж в глазах влиятельных политических сил в стране, особенно национальных демократов и их союзников. Более того, ряд его действий на востоке, приверженность военным средствам решения возникающих здесь проблем охладили отношение к нему ряда видных деятелей Польской социалистической партии, особенно тех из них, кто пришел в партию уже после того, как Пилсудский стал от нее отдаляться. При отсутствии собственной партии это сужало возможности маршала влиять на парламент в нужном для себя направлении, и это в тот момент, когда на первый план выходил вопрос о политическом устройстве страны и месте в нем его самого.

На пути с Олимпа власти

В перешедшей к мирному строительству Польше у Пилсудского было несколько возможностей обеспечить себе достаточно прочные позиции на будущее. Можно было попытаться создать собственную политическую партию, использовав для этого своих сторонников, многие из которых занимали видные посты в большинстве левых и в некоторых центристских партиях. То есть уйти в публичную политику. Но он, привыкший действовать исподволь или с помощью приказов, не испытывал к этому ни малейшей тяги. К тому же, учитывая состояние польской политической сцены, число игроков на которой постоянно возрастало, никто не мог гарантировать, что даже он, со своим имиджем отца-основателя государства, сможет обеспечить такой партии прочные позиции. К тому же, пока он был начальником государства, то есть до новых парламентских выборов, создание своей партии означало бы, что он перестал быть выразителем интересов всех граждан государства, независимо от их политических пристрастий.

Можно было попытаться добиться для будущего президента страны такой позиции, чтобы он мог реально влиять на внутреннюю и внешнюю политику государства, как это сделали, например, в соседней Чехословакии. Но для этого нужно было иметь абсолютное большинство сторонников уже в Учредительном сейме, а их у него не было.

Оставался единственный вариант – сделать своей опорой армию, то есть сохранить на нее свое определяющее влияние и в мирное время, когда он из ее реального главнокомандующего превратился в формального. Именно этой цели должен был служить его декрет от 7 января 1921 года об организации высших военных властей, определявший компетенции двух высших органов военной власти: Полного и Узкого военных советов. Первый из них, наделенный правами совещательного органа по важным военным вопросам, возглавлялся главой государства. Его заместителями были военный министр и генерал, предусмотренный на должность главнокомандующего во время войны. Второй совет, возглавляемый этим вторым заместителем, руководил всей работой, связанной с подготовкой к войне, разработкой оперативных планов и вопросами обороны. Решения Узкого совета были обязательными для военного министра и начальника Генерального штаба, функции которых сводились к руководству текущей работой в армии в мирное время. В его компетенцию входила также оценка высшего командного состава, начиная с командиров полков, имевшая обязывающий характер. Учитывая, что таким генералом в ближайшем обозримом будущем мог быть только Пилсудский (старший по званию, наличие соответствующего опыта, авторитет в армии и т. д.), было совершенно очевидно, что маршал и в дальнейшем планировал полностью контролировать армию, сам при этом оставаясь вне всякого контроля, в том числе и парламентского.

В феврале 1921 года состоялся первый зарубежный визит Пилсудского в качестве главы государства во Францию. Путешествие в Париж оставило у него двойственное впечатление: и тем, что его не вышел встречать на вокзал президент Александр Мильеран, и тем, что французские военные и политические круги не очень верили в то, что Польша сможет заменить Россию в их политике сдерживания Германии. Тем не менее по результатам визита были подписаны политический договор и военная конвенция, включавшие Польшу в монтировавшуюся Парижем систему военно-политических союзов в Восточной Европе.

17 марта 1921 года сейм наконец-то принял конституцию страны, определявшую ее общественно-политическое устройство. В Польше устанавливалась парламентская республика, основанная на принципе разделения властей. Двухпалатному парламенту были предоставлены законодательные и контрольные функции, право назначения правительства и избрания президента страны. Очень сложная процедура роспуска парламента делала его практически неподконтрольным органом, стоящим над двумя другими ветвями власти. Права президента, формально считавшегося главой исполнительной власти, были сведены к минимуму. Он также не мог быть главнокомандующим во время войны. Это было сделано по настоянию национальных демократов, небезосновательно опасавшихся, что президентом страны скорее всего будет избран Пилсудский. Правительство также было ограничено в своих полномочиях в пользу парламента.

Следует сказать, что за образец мартовской конституции был взят Основной закон Французской Республики, разработанный с учетом условий общества, вот уже столетие шедшего по пути демократического развития зигзагами, с возвратом к монархии и революционными потрясениями. Польское же общество имело опыт развития только в условиях полудемократических режимов, существовавших в Австро-Венгрии и после 1905 года в России. Но, чтобы осознать это несоответствие, нужно было соотнести теоретическую конструкцию, положенную в основу мартовской конституции, считавшейся ее творцами наиболее демократической из всех, на тот момент существовавших в мире, с практикой. Должно было пройти какое-то время. Оно затягивалось, поскольку депутаты Учредительного сейма, выполнив свою главную задачу – дав стране Основной закон, – приняли решение о продлении до ноября 1922 года своих полномочий, а тем самым малой конституции и полномочий начальника государства.