Пин-код для Золушки

Араб бросил на него изумленный взгляд. Нет, ошибки не было — Анару действительно гордился предками…

— Гм, — только и сказал обескураженный Гафур. Похоже, это слово становилось у него любимым.

Гостей посадили напротив исторического парусника на грубо сколоченной веранде просторного двухэтажного дома из деревянного бруса. Рядом с ними на стуле с высокой спинкой, как на троне, сидел Кахуранги, за его спиной стоял Анару, выполняющий роль то ли телохранителя, то ли адъютанта.

Сначала перед ними танцевали молодые девушки, потом воины исполнили пугающий боевой танец, показали метание копья и стрельбу из лука, хотя, в принципе, все уже пользовались огнестрельным оружием, а с вождем о встрече Уоллес договорился по мобильному телефону.

Коронным номером стал поединок на боевых веслах. Мужчины дрались два на два, при этом они страшно кричали, строили угрожающие гримасы и опять высовывали языки. По ходу сражения Кахуранги пояснял, что, собственно, происходит. Оказывается, высовывание языка — демонстрация силы и желания съесть противника, что, впрочем, маори в прошлом и делали.

— А у вас есть такое весло? — спросил Гафур у вождя. Тот поморщился.

— Это не весло, а тайаха, — поправил он. — Конечно, есть, причем особая! Это реликвия нашего народа!

По знаку вождя Анару принес предмет интереса почетного гостя.

Действительно, эта тайаха выглядела как произведение древнего искусства: тщательно обработанная поверхность, красивые сложные узоры посередине рукоятки, крупные, подобранные по размеру нефритовые «глаза», идеально ровные ребра лопасти… Верхний конец заканчивался ажурной резьбой зверски оскаленного лица с высунутым зеленым языком, изготовленным из остро заточенного нефрита. Вместо собачьей шерсти на ней был закреплен большой пучок меха винторогого горного козла и перья, похожие на павлиньи.

Гафур протянул руку к реликвии народа маори, но вождь отвел ее в сторону.

— Табу! Посторонний не может дотрагиваться до воплощения Туматауэнка!

Араб отдернул руку, но изобразил восхищение, пощелкав языком и покрутив головой.

— Ей уже больше ста пятидесяти лет! — гордо сообщил Кахуранги. — И она испила много крови! А сколько перевидали ее глаза…

— И вы думаете, что эти глаза действительно видят? — не сдержавшись, бестактно спросил Гафур.

— Не думаю, а совершенно точно знаю, — несколько обиженно ответил Кахуранги.

— А как в этом убедиться? — настаивал араб.

— Очень просто. Она расскажет мне про вас то, чего я не знаю и заведомо не могу знать! Если, конечно, захотите…

— Ну, что ж, давайте попробуем, — не скрывая скептицизма, согласился Гафур.

— Тогда прошу пройти в дом! — Кахуранги завел их в просторную комнату, посередине которой стояла большая деревянная фигура Туматауэнка, перед ней нечто, похожее на древний медный жертвенник, а рядом — высокий глиняный горшок, в который вождь поставил свою тайаху.

Анару быстро завесил окна, зажег старинные масляные светильники, поднес огонь к лежащему на жертвеннике пучку сухой травы, а когда она затлела, раздул пламя. В комнате воцарился густой сумрак, а самое удивительное, что наступила тишина, как будто от веселого шума собравшейся на площади толпы их отделила тяжелая герметичная дверь бомбоубежища. Комнату наполнял пряный, приятно возбуждающий кровь, острый аромат.

Кахуранги взял Гафура за руку и принялся пританцовывать вокруг фигуры бога войны, увлекая араба за собой. Ароматный дым сгущался, все сильнее заполняя комнату. Уоллесу показалось, что мех горного козла на тайахе зашевелился, а зеленые нефритовые «глаза» приобрели красный оттенок.

— О великий Туматауэнк, — заговорил Кахуранги чужим, грубым и страшным голосом, который не может принадлежать человеку, даже если это вождь маори. — Скажи мне, что ты знаешь о наших гостях?

Красные точки в нефритовых глазах тайахи мигнули, и одновременно послышался какой-то звон, который явно исходил от воплощения бога войны. Танец Кахуранги ускорился, теперь он кружился с такой скоростью, что его силуэт расплывался и частично отставал, как при ускоренной видеосъемке. Араб отставал, но вождь буквально волочил его с такой же легкостью, с какой мощный локомотив тащит товарный вагон. Уоллес не успевал поворачивать голову, чтобы следить за этой бешеной гонкой. Звон нарастал, от него уже болела голова… Анару повалился на пол и закрыл уши руками.

И вдруг все оборвалось. Кахуранги резко остановился, словно ударился о невидимую стену, и замер, вытянув шею и напряженно глядя перед собой, будто внимательно что-то слушал. Уоллесу показалось, что он тоже разбирает какой-то знакомый звук, и тут же вспомнил — так отзывалось на щелчки Гафура боевое весло, обозначающее границу маори. Звуки меняли тональность и становились то тише, то громче. Кахуранги стоял неподвижно, как будто превратился в соляной столб и утратил гибкость тела. Наконец, он пришел в себя и обессиленно опустился на пол. Гафур отошел в сторону и прижался к стене. Он тяжело дышал, но процедура не произвела на него особого впечатления. Невозмутимое лицо араба выражало только недоумение.

— Ну, и что рассмотрела во мне ваша тайаха? — наконец спросил он.

Кахуранги помолчал, собираясь с силами. По толстой коре столетнего дуба скатывались крупные капли пота, но не падали на пол, теряясь в глубоких трещинах.

— Недавно ты потерял своего вождя, а потом сам чуть не погиб, — тихо заговорил он. — Но тебя спас новый друг… Теперь тебе предстоит найти другого вождя, однако это нелегко…

Гафур едва заметно улыбался. Ясно было, о чем он думает: Кахуранги пересказывал то, что знал Уоллес…

— Впрочем, судьба благосклонна: тебя ждет быстрое и неожиданное богатство, которое решит все проблемы… В твоей стране есть девушка, которую ты хочешь взять в жены. Ее зовут Равиля. Не волнуйся, ты встретишь благосклонность со стороны ее семьи…

Араб перестал улыбаться и даже озабоченно наморщил лоб.

Кахуранги встал с пола. Вождь не очень твердо держался на ногах, было видно, что он очень устал.

— Анару, проводи гостя, пусть посмотрит наши красивые танцы, — сказал он, и помощник вывел Гафура из комнаты.

— Теперь ты, Тони, узнай свою судьбу от великого Туматауэнка. — Вождь подошел почти вплотную. Сквозь резкий аромат жертвенных трав пробивался острый запах пота. — Послушай меня!

Уоллес не хотел участвовать в языческих обрядах, тем более что его профессия заставляла избегать контактов с прорицателями, экстрасенсами и прочими магами-чародеями, которые, даже предположительно, могут заглянуть в душу. Но сейчас его согласия не спрашивали.

— Твоя жизнь темна, запутана и непонятна. Она окутана туманом, сквозь который не мог проникнуть даже взгляд Туматауэнка! Но он говорит, что ты живешь несколькими жизнями. И в одной из них тебя собираются убить! Ты должен знать, кто это хочет сделать… — Кахуранги вздохнул. — Я спрашивал про судьбы многих людей, но никогда не получал таких ответов… Единственное, что я мог, — попросить Туматауэнка помешать убийцам… И я это сделал. Великий Туматауэнк в ответ дал знак благосклонности! Но будь осторожен…