Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

в одно мокрое утро я прочел на стене афишу о том, что Турция фактически примкнула к центральным державам и начала военные действия (Жаботинский 1985/1928: 104).

И далее автор мемуаров рассказывает о том, что в это утро его посетила простая и в то же время чреватая многими и в высшей степени значительными последствиями мысль о разделе Турции после ее неизбежного поражения на стороне Германии и Австро-Венгрии и о том великом историческом шансе для евреев, которому послужит это поражение:

Теперь в Бордо, прочитав на стене подмокшую афишу, я сразу сделал единственный логический вывод; и по сей день не понимаю, почему многим из друзей моих понадобилось столько лет, чтобы прийти к такому простому заключению. Дело казалось мне ясно, как дважды два: что будет с евреями России, Польши, Галиции – все это очень важно, но в размахе исторической перспективы все это – вещь временная по сравнению с тем переворотом еврейского бытия, какой принесет нам расчленение Турции (там же).

Ср. восторженно-апологетическую оценку этой мысли политическим единомышленником Жаботинского и его биографом И. Недавой:

Однажды, почти как новое озарение, ему пришла в голову мысль, что сионистское движение должно стать союзником Великобритании, чтобы посредством вооруженной борьбы освободить Эрец-Исраэль от турецкого владычества (Недава 1985: XVI).

Дерзость и колоссальные исторические перспективы родившегося в голове Жаботинского проекта не подлежат никакому сомнению. Однако если быть объективным, то он был не только не единственным, но главное, не первым _укто начал думать и действовать в данном направлении – организации Еврейского легиона. «Пальма первенства», во всяком случае самой идеи, должна, без сомнения, быть отдана Рутенбергу. Другой вопрос, что материализовать эту идею в Италии, согласно первоначальному плану, несмотря на все старания, не удалось: сопротивление внешних обстоятельств оказалось непреодолимым.

Собственно, против идейного лидерства Рутенберга в деле с Еврейским легионом не возражают и сами биографы Жаботинского. Ср.:

Находясь в Италии, Рутенберг пришел к мысли о необходимости еврейского участия в войне раньше Жаботинского, то есть до вступления в войну Турции. Рутенберг считал, что так можно добиться двух целей: во-первых, повлиять на еврейское общественное мнение в пользу союзников (тогда Великобритания и Франция в свою очередь окажут давление на Россию); во-вторых, реализовать после победы союзников еврейские национальные надежды в Палестине (Кац 2000,1: 119).

Как известно, Турция вступила в войну 29 октября 1914 г., и, исходя из того, что пишет Жаботинский о «подмокшей афише» в Бордо, эта мысль, стало быть, не могла посетить его раньше указанного срока. Между тем Рутенберг проделал тот же путь, что и Жаботинский, – побывал в Бордо и в Лондоне, т. е. отправился искать поддержки идее Еврейского легиона во влиятельных кругах Франции и Англии, на полтора-два месяца раньше – в сентябре 1914 г., еще до открытия турецкого фронта ²⁸. Из этой поездки он писал Д. Гольдштейну:

Bordeaux

15/9/<1>914

Дорогой мой друг.

Дела покуда идут хорошо. Вопрос пришлось расчленить, заняться здесь только первой частью, которая будет рассматриваться послезавтра в совете. Рассчитываю на успех.

Для второй части еду в Л<ондон> через Париж. Здесь никого из сион<истов> не нашел. Так как в голове у меня все ясно, то и там рассчитываю добиться удовлетворительного ответа.

Всего доброго. Крепко жму руку.

П. Рутенберг ²⁹

Рутенберг обладал перед Жаботинским тем немалым преимуществом, что был известен в Европе как революционер-социалист, борец с царским режимом – отсюда поддержка его французскими социалистами, входившими в правительство Р. Пуанкаре. Так, например, он был знаком с братом еврейского писателя, драматурга, публициста, этнографа, создателя знаменито «Диббука», С. Ан-ского (Раппопорта) Хаимом Раппопортом, когда-то бывшим, как и брат, эсером, но осевшим во Франции, сменившим имя на Шарль и ставшим французским социалистом (позднее вступил во французскую компартию ³⁰). Знаком Рутенберг был также с одним из основателей французской Рабочей партии Жюлем Гедом (наст, фамилия Базиль; 1845–1922), в чьем журнале «Socialisme» сотрудничал Раппопорт. После начала войны до октября 1915 г. Гед занимал пост министра иностранных дел, см. в письме Вейцмана Ахад-ха-Аму от 3 декабря 1914 г. (в подлиннике по-русски):

Гед намекает, по всей видимости, на беседу и на demarches нашего Р<утенберга> (Weizmann 1977-79, VII: 106).

Мы не знаем, о каких конкретно demarches Рутенберга идет речь, но важен сам по себе факт имевшейся у него возможности их устраивать в присутствии министров крупнейших европейских держав. По всей видимости, именно Ж. Геда Рутенберг имеет в виду в своей статье «Два года назад <3>», опубликованной в «Di varhayt» от 20 августа 1916 г. (см. также в следующей главе упоминание Рутенбергом его имени как одного из «европейских учителей социализма» – в ряду Плеханова, Кропоткина и Вандервельде – в речи на массовом митинге, устроенном Бюро национально-социалистической пропаганды в Нью-Йорке 5 августа 1915 г.).

В руках Рутенберга имелся сильный дипломатический козырь – рекомендательные письма, открывающие двери правителей Европы. Где по социалистическим, а где – по еврейским каналам (прежде всего через барона Э. Ротшильда) он сумел взобраться на самую вершину европейской политической пирамиды, встречаться и иметь дело не с второстепенными фигурами, а с теми, кто непосредственно или за кулисами официальной политики определял развитие европейской и мировой истории.

Разумеется, далеко не все, кто стоял у кормила власти европейских держав или определял общественно-полититичес-кий климат в Европе, были проникнуты симпатией к рутенберговским идеям и начинаниям. Более того, среди фигур, оказывавших им противодействие или по крайней мере занимавших достаточно умеренную позицию, были известные евреи, такие, как, предположим, братья Жозеф и Соломон Рейнак.

Жозеф Рейнак (1856–1921), крупнейший политический деятель Франции, член парламента, адвокат и редактор, публицист и историк, в прошлом секретарь и директор канцелярии премьер-министра Л. Гамбетты (1881–1882). В годы «дрейфуси-ады» был одним из тех, кто возглавил антишовинистское движение в поддержку Дрейфуса. Несмотря, однако, на собственный опыт борьбы с юдофобией, он, как и его брат Соломон (1858–1932), один из известнейших французских археологов, был далек от сионизма и чужд требованиям права на Эрец-Исраэль. В написанной несколько позднее, уже в Америке, статье «Еврейские беды – хороший бизнес» («Di varhayt» от 12 августа 1916 г.) Рутенберг, приводя выдержки из письма, полученного из Парижа, цитировал, в частности, и такой фрагмент:

…Но французские евреи всякими интригами противятся этому <возникновению в Палестине еврейского национального центрах Жозеф Рейнак считает это опасным, кроме прочего, он опирается на теорию своего брата Соломона Рейнака о том, что мы не происходим от древних ханаанских евреев. И поэтому у нас нет прав на Эрец-Исраэль.

Некоторые французские раввины подтанцовывают ему, и это все оказывает влияние на мнение французской общественности…

Тем не менее следует подчеркнуть, что Рутенберг в общении с ключевыми европейскими лидерами добился максимума возможного. Обладая несомненной способностью психологического воздействия на собеседника, он сумел внушить им мысль не только о высокой авторитетности своей миссии, но и о персональной значимости того, кто ее осуществлял. Недаром некоторые из вершителей мировых судеб стали его личными друзьями – например, такой крупный политический деятель, как А. Бриан (1862–1932), будущий лауреат Нобелевской премии мира (1926), который с 1906 по 1931 г. неоднократно возглавлял различные министерства во французском правительстве и был премьер-министром. Когда через несколько дней после его смерти, наступившей 7 марта 1932 г., Рутенберг оказался в Париже, первым делом он пошел попрощаться с усопшим. 14 марта помечена следующая щемящая запись в его дневнике ( RA):