Писательница для Белова

— О, вернулась сучка, — худощавый парень довольно ухмыляется.

Он не оделся. Неторопливо подходит ко мне, забирает стакан из рук, специально при этом цепляет мои пальцы своими. Они влажные. Мокрые. Неприятные.

Я дёргаюсь непроизвольно. Часть воды выплёскивается на парня.

— Сука, — цедит он сквозь зубы.

Он вскидывает руку и выливает остатки воды мне на голову. Я развожу руки в стороны, ошарашенно открываю рот и часто моргаю, пытаясь избавится от воды, попавшей мне в глаза.

— Принеси ещё мне воды, — молодой человек швыряет мне в лицо пустой стакан.

Между мной и парнем вдруг появляется широкая спина. Обнажённая. Исчерченная мускулами. И шрамами. Множеством белых и розоватых шрамов. Мой взгляд прилипает к этой спине, на которой завораживающе красиво ходят мускулы.

Почему-то безумно сильно хочется протянуть руку, чтобы провести по позвоночнику кончиками пальцев.

Молодой человек ударяет в живот тощего парня, который надо мной измывался. Я охаю и округляю глаза, наблюдая за тем, как тот падает на пол.

Дамир присаживается на корточки, открытой ладонью давит на плечо, прижимая парня к полу.

Он говорит очень тихо, так, чтобы до других не донеслись его слова. Но у меня слишком чуткий слух, я улавливаю обрывки фраз:

— Слабых… Головой в унитаз… Смелости хватит?

Я обхватываю себя руками за плечи, окидываю взглядом раздевалку. Выдыхаю с облегчением, когда понимаю, что никто не смотрит в нашу сторону. Все остальные члены команды переодеваются, отвернувшись спиной в разыгрывающемуся представлению.

Дамир резко оборачивается ко мне, стоит моему взгляду вернуться к его широкой спине. Впивается в моё лицо взглядом. Сводит брови вместе, смотрит хмуро. Скользит медленно взглядом с ног до головы. Смотрит на влажную одежду, липнущую к телу.

Парень поджимает губы, снова подхватывает меня под локоть и тянет к шкафчику, у которого он переодевался. Я кусаю нижнюю губу и стараюсь не смотреть на грудь молодого человека, на которой виден длинный рваный красный шрам.

— Сядь, — Дамир силком усаживает меня на лавочку. — Как жалко ты выглядишь.

Я хмурю брови, смаргиваю слёзы обиды. Почему-то действия и слова других не цепляли меня столь сильно, как слова Дамира. Я выдёргиваю локоть из пальцев парня, обхватываю себя за плечи в защитном жесте. Очень хочется домой, но я понимаю, что парень меня точно не отпустит.

Краем глаза я вижу, как он облачается в хоккейную форму, которая делает и без того внушительную и широкоплечую фигуру просто огромной. Против воли, смотрю на него исподтишка. Исподлобья.

Чтобы он не заметил.

Сколько книг я писала о любви. И практически каждый мой герой был таким же. Высоким. Широкоплечим. Темноволосым. И темноглазым.

В моём воображении они все были похожи на него. Я перестаю дышать, когда осознаю это.

Он в моём вкусе. Его внешность мне нравится. Очень нравится.

И мне сложно смотреть ему в глаза. Потому что я робею. Потому что он слишком красив. Потому что его красота… пугает. Своей идеальностью.

Я понимаю, почему столько девушек в него влюблены.

Потому я сама пишу книги о таких парнях. Но в моих книгах молодые люди всегда нежные. Трепетные. Любящие.

Дамир на такого совсем не похож. В его чертах лица нет мягкости. Нет нежности. Жёсткость. Даже жестокость. Хмурость. Непоколебимость. Уверенность в себе и собственных силах.

Он знает, что он красив.

Он знает, что он привлекателен.

Он знает, что на него летят девушки, как мухи на мёд.

И он пользуется этом. Принимает как данность.

Моё сердце стучит слишком быстро. Я слышу его стук в ушах. Чувствую пульс в горле.

Самая большая ошибка, которую можно совершить — влюбиться в него. Потому что такие, как Дамир, не умеют любить. Не умеют быть верными и преданными.

Я медленно выдыхаю и закрываю глаза, пытаюсь выкинуть ненужные, назойливые мысли из головы.

Я надеюсь, что совсем скоро наши пути разойдутся. Дамир забудет обо мне, как обо всех тех девушках, которые так настойчиво крутились вокруг него. Так же, как о той девушке, которую мы встретили в холле.

Я удалю книгу. Нет. Я просто поменяю содержание. Название. Аннотацию.

Всё будет другим.

— О чём думаешь, мышь? — голос Дамира раздаётся над самым ухом.

Я вздрагиваю от неожиданности, распахиваю глаза и смотрю в идеально-красивое лицо Дамира, находящееся слишком близко к моему. Я затаиваю дыхание. Скольжу взглядом по резким чертам лица. По густым чёрным бровям. Идеальной формы. Задерживаю взгляд на длинных чёрных ресницах. Настолько длинных, что они достают до самых бровей, пока он моргает.

Смотрю на нос. Единственное, что не выглядит идеальным на его лице. Искривлённый. Явно сломанный. Но он придаёт мужественности лицу Дамира. Как и скулы.

— Всего рассмотрела? — насмешливо дёргает уголком губ. — Теперь ещё активнее будешь засовывать пальцы в трусы? Или ты их снимаешь, как доставляешь себе удовольствие?

Почему-то голос парня становится низким. Я взглядом бегаю по раздевалке, не зная, куда деться от стыда.

— Или ты хочешь написать очередную книжонку обо мне?

— Я не писала, Дамир, — упрямо повторяю я. — И я не занимаюсь столь неприличными действиями, — добавляю зачем-то и в то же время заливаюсь краской стыда.

У меня даже в горле горячий ком встаёт от неловкости. Не понимаю, зачем я это сказала.

Дамир умирается руками в шкафчики, находящиеся за моей спиной. Склоняется ещё ниже, чем до этого. Втягивает воздух у моего виска. Выдыхает, шевеля дыханием волосы.

— Врёшь, — шепчет, губами цепляя вершинку ушка. — Не могла ни разу не… — он на мгновение запинается, будто подбирает слова, — пальцами доставлять себе удовольствие. Или игрушками.

— Дамир, прекрати, — я вскидываю ладони и кладу на грудную клетку парня, пытаясь отодвинуть парня от себя.

Его близость слишком давит. Не даёт мне вдохнуть. И мешает мне нормально думать.

— Пожалуйста, прекрати говорить такие вещи. Это слишком… Слишком порочно.

— Писать при этом такие книги ты не считаешь порочным.

— Мои книги про подростков. В них нет ничего грязного, — говорю сбивчиво. — Мои книги про первую, чистую любовь.

— Особенно чистую любовь все увидели в той сраной порнухе, которую ты написала. Чистота и непорочность, — Дамир хрипло смеётся, склоняясь к моей шее и при каждом слове цепляя кожу влажными губами.