Писательница для Белова

Меня до этого колотило. Сейчас же жар отошёл на второй план.

Напротив. Сейчас мне жарко. Горячо.

Я чувствую, как горячие ладони жгут. До самых костей. Сквозь ткань свитера.

Я судорожно хватаю воздух. Прикрываю глаза, пытаясь спрятаться от взгляда Дамира.

Почему я так реагирую на него? Почему его близость вызывает такую реакцию?

Слабость и ломота в теле сменяется чем-то иным. Волнением. Жаром в каждой клеточке. Томлением.

— Я задал вопрос, мышь серая! — рычит ещё злее, дёргая меня вперёд, из-за чего я лицом врезаюсь в его грудную клетку.

Запах молодого человека заполняет лёгкие под завязку. Горькая вишня, костёр и грецкий орех. Запах восхитительный. Сильный. Я не чувствую ничего кроме него.

Даже яркий запах кондиционера, который исходил от куртки Савелия и впитался в мой свитер, меркнет.

Интересно… Почему я не чувствую запахи тел других, а на запах Дамира реагирую столь остро. Я чувствую каждую его нотку. И самое ужасное, что хочу втягивать его снова и снова.

— Мне очень нужно домой, — говорю подрагивающим шёпотом. — Меня очень ждут.

Молодой человек сжимает мои плечи с такой силой, что голова идёт кругом. Слабость в теле становится ещё сильнее. Ноги дрожат. Подкашиваются. И сейчас я очень рада, что Дамир меня так крепко держит, не позволяя мне упасть.

— Я же ясно сказал, чтобы ты меня ждала! — повторяет уже менее зло.

— Я просто хочу домой.

— Мир, не дури, — слышу голос Савелия откуда-то со стороны.

Он доносится до меня словно сквозь толщу воды. Приглушённый. Больше походящий на белый шум.

— Я сам отвезу её, Сава, — говорит сипло молодой человек, ставя, наконец-то, меня на ноги.

Дамир поднимает куртку и закидывает её на переднее сиденье машины Савелия.

— Пока, — молодой человек почти грубо подхватывает меня на руки.

Я тихо ахаю, впиваюсь пальцами в плечи Дамира, смотрю в его сосредоточенное и хмурое лицо. Молодой человек быстрым шагом идёт к своей машине. Я кидаю беспомощный взгляд ему за спину, смотрю на Савелия, который, сощурив глаза, смотрит нам вслед. Но он не предпринимает попыток мне помочь.

— Он тебе не поможет, мышь, — с хриплым смешком говорит Дамир. — Тебе уже никто не поможет, мышь. Ты сама выкопала себе могилу, девочка. И поверь мне, выбраться ты из неё уже не сможешь.

Я вздрагиваю. И чувствую себя кроликом, вокруг которого удав медленно сжимает кольца. Пройдёт некоторое время, он меня проглотит.

Усталость этого дня ложится мне на плечи, силы окончательно покидают меня. Я обессиленно опускаю голову ему на плечо, прикрываю глаза. Дамир вздрагивает.

Он усаживает меня на переднее сиденье машины, с громким хлопком закрывает дверь. Он садится на место водителя, заводит машину, резко срывается с места. Он сжимает в руках руль. Машина несётся по городу крайне быстро. Как и в машине Савелия, я закрываю глаза и откидываю голову назад.

Я проваливаюсь в сон. Кажется, я крепко засыпаю.

Просыпаюсь я от того, что меня трясут за плечо.

— Приехали. Вали отсюда.

Я медленно открываю слипшиеся ресницы, смотрю на склонившегося надо мной Дамира. Черты его лица заострились. Парень кажется крайне злым.

Я хмурюсь, тру глаза и тут же выпрямляюсь, осознав, где я нахожусь. Я торопливо поправляю ворот свитера, заправляю волосы за уши.

— Спасибо, — шепчу, отворачиваюсь от молодого человека и пытаюсь открыть дверь машины.

Но та никак не желает мне поддаться. Дамир тяжело вздыхает за моей спиной.

— Какая ты никчёмная, мышь! Жалкая, — он подаётся вперёд, прижимается грудью к моему плечу, открывает дверь. — Пошла вон. Чтобы завтра я проснулся, а книги нигде не было.

— Хорошо, — я резко поворачиваюсь к парню.

Его лицо оказывается слишком близко. Горячее дыхание обжигает лицо. Я против воли вздыхаю взволнованно, закусываю губу. Смущаюсь. Выскакиваю из машины. Больше не оборачиваюсь, бегу домой.

Я сделаю всё, чтобы больше не встречаться с Дамиром. Я всё исправлю.

8

Глава 8

Катя

Бабушка меня встречает меня на пороге. Взволнованная. Бледная. Я шагаю к ней, крепко обнимаю и начинаю заполошно шептать:

— Прости, бабулечка. Прости. Мне так жаль, что я заставила тебя волноваться.

— Какая ты горячая, Катя. Где твоя куртка? Ты почему в одном свитере? Кто привёз тебя? — спрашивает бабушка, отстраняясь и заглядывая мне в лицо.

— Куртку кто-то украл, — решаю не скрывать от женщины. — Не смогла найти.

— А привёз тебя кто?

— Парень из университета. Чтобы я не замёрзла, — говорю устало, отводя взгляд.

— Быстро мойся в горячей воде и в кровать! — бабушка включает всю строгость. — Я тебе молочка нагрею с мёдом и маслом.

Я вяло киваю и плетусь в ванную комнату. Залезаю под горячие струи воды, обхватываю себя за плечи, чувствую, как приятное тепло разливается по телу, а противная дрожь уходит. Бабушка приносит шерстяные носки и тёплую одежду, пока я плещусь.

Из душа я выползаю нехотя, стуча зубами. Одеваюсь. И бегу в свою комнату, чтобы тут же залезть под одеяло.

Бабушка приносит молоко, садится на край кровати, проводит ладонью по лбу.

— Катюня, как же ты так? Вся горишь, — качает головой.

— Случайно вышло, бабушка, — лгу, не желая её расстраивать.

Она всегда слишком сильно расстраивается, что я мало с кем контактирую и общаюсь. Бабушка постоянно твердит, что кроме неё у меня никого не осталось. Она боится, что после её смерти я останусь совсем одна.

А я ничего не могу поделать с тем, что не люблю никуда ходить без повода. Что любая прогулка, которая не несёт за собой пользы, тяготит меня. Я всегда думаю о том, что в это время могла бы писать новую главу книги. Или вязать вещи на заказ.

Мои родители погибли восемь лет назад, в автокатастрофе. Мне тогда было одиннадцать, и я сидела на заднем сидении машины. Родители получили травмы несовместимые с жизнью, а за мою жизнь долго боролись врачи.

Сильная травма головы, переломы рёбер, рук и ног. Я заново училась ходить, сидеть, держать ложку и нормально существовать.