Письма героев

Мост оказался слишком далеко. Когда на фланге загремели тяжелые оружия, послышались гул моторов, частая стрельба, громкое русское «Ура», англичане не выдержали. Он остановились на минуту. В бою это очень много, непозволительная роскошь. А затем пришла смерть.

Иван Дмитриевич поднялся, опираясь на винтовку. Руки дрожали. Придирчиво оглядел себя, отряхнул грязь с кителя. До сих пор не верилось, что все закончилось. Сердце бухало в груди. В голове стучали молоточки. На губах чувствовался привкус крови и пороха.

— Ваше благородие, с вами все в порядке? — к поручику подбежал денщик. Мужик уже в возрасте, около сорока, ровесник самого Никифорова. За спиной солдата карабин, лицо в грязи и пыли, форма оставляет желать лучшего, на руках черные следы.

— Все хорошо, Петрович. Помоги санитарам. Видишь, наших поранило, — с этими словами Иван Дмитриевич пошел вдоль окопов.

Бой дорого обошелся саперному взводу. Никифоров остановился над телом подпоручика Аристова. Беднягу посекло осколками от близкого разрыва. Иван перевернул товарища на спину, разорвал на нем рубашку и остановился, лихорадочно соображая, что делать дальше? На помощь пришел Петрович, взявшийся перевязывать подпоручика.

— Жить будет. Видите, только мясо порубило. Давайте ваш пакет.

Преодолев минутную слабость, Никифоров помог денщику перевязать раны товарища. А затем к ним прибежали санитары.

— Найди взводного унтера, Генералов его фамилия, — просипел Андрей Иванович, — Антоном Капитоновичем величают.

— Знаю. Найду. Сегодня тебя с раненными в батальон отправлю.

— Подожди. Дай радио Никитину, подсчитай потери, постарайся из поселка не уходить. У тебя людей мало. Там пусть комбат усиление присылает.

— Все будет хорошо. Давай, держись Андрей Иванович, все подсчитаю, доложу, начну мост восстанавливать.

Никифоров прикурил папиросу и сунул ее мундштуком в рот Аристова. Не помешает немного обезболивающего. Подчиняясь его кивку, санитары положили раненного офицера на носилки и понесли к медпункту.

— Найди мне старшего унтер-офицера Генералова, — Иван Дмитриевич повернулся к денщику. — Затем дуй на берег, передашь ефрейтору Козлову, что все шабаш! Чтоб мины аккуратно снял. Пусть пеняет на себя, если вдруг случайно что-нибудь взорвет!

Кризис у Кепри дорого обошелся русской пехоте. Батальон капитана Болотина потерял больше половины личного состава. Конечно, легко раненные вернутся в строй, но не сегодня. Саперам тоже досталось. Враз осунувшийся, с посеревшим лицом взводный старший унтер доложил, что погибло семь человек, шестеро тяжело ранены, еще десятерых зацепило легко. Фактически взвод небоеспособен.

Никифоров распорядился оставить у моста отделение охраны, а всем перебираться в селение. Как раз перед боем разведка нашла два прекрасных богатых особняка на нашем берегу. Один пришлось отдать пехоте, а второй Иван Дмитриевич забрал под своих людей.

«Кергесс» с рацией уцелел. Доложившись комбату Никифоров прямо потребовал, что ему нужны: врачи, патроны, люди и материалы для ремонта моста. На том конце эфира грозно хмыкнули, уже через три секунды Григорий Петрович заявил, что приедет сегодня же, все что поручик просит привезут. Кроме рельсов и балок, естественно. Дескать, нужно будет сам нагрянешь на железнодорожные склады. Грабить можно все, но под расписку.

В поселке и на берегу скапливались войска. Ближе к концу дня Никифоров разрешил переправу. В помощь ему Болотин выделил двух ефрейторов с регулировщиками. Для самого бравого капитана марш закончился. Виктор Климович долго ругался, но больше порядка ради. Приказ однозначный: организовать охрану переправы и готовиться к выводу в тыл на пополнение. Захват мосульской нефти явно обойдется без доблестного капитана и его батальона. Впрочем, как случайно узнал Никифоров, Болотина поставили командовать батальоном буквально три дня назад вместо загремевшего в госпиталь с дизентерией полковника. Да, неудачно началось командование у капитана.

Пленных поставили копать могилы. К вечеру на живописной поляне выросло целое кладбище. Ровные ряды холмиков, свежие кресты, под каждым табличка с именем. Англичан закопали в братской могиле чуть в стороне. Только трем офицерам довелось лечь в индивидуальные могилы. Сам командир британского полка не смог проводить в последний путь своих людей. Сейчас он метался в горячке на койке в полевом лазарете. В бою Томас Кендрик шел в первых рядах своей пехоты. Выбило его близким разрывом снаряда.

— Если вдруг моя часть попадет в такую же ситуацию, если мне придется прорываться из окружения, я вспомню этого чертова англичанина, — заметил Болотин в разговоре с Никифоровым.

— Я лично надеюсь никогда больше не попадать в такой переплет, — последовал незамедлительный ответ.

Уже поздно вечером в комфортабельном кабинете какого-то араба владельца уютного трехэтажного особняка на главной улице Кепри Иван Дмитриевич почувствовал, что напряжение минувшего дня понемногу спадает. Люди размещены и накормлены, раненные частью отправлены в госпиталь дивизии, частью в полевом лазарете. Как раз люди капитана Болотина подобрали просторный дом местного муллы.

Подполковник Никитин примчался на «Жуке», прошелся по расположению взвода, поговорил с унтерами и Никифоровым. Не сказать, чтоб комбат остался доволен, потери и его шокировали, но в целом действия своих офицеров он одобрил. Завтра придет еще один взвод, вместе с этими людьми предстоит восстанавливать мост. Затем сворачиваем понтонную переправу, передаем охрану автомобильного моста пехоте.

О дальнейших планах подполковник говорил туманно. Батальон идет своим ходом через пустыню вдоль железной дороги. Говорят, мосты через Тигр наши захватили, уже в первый день операции пластуны успешно десантировались. Ребят поддерживали с воздуха, все мосты они удержали.

Вполне возможно батальон будет строить аэродром, а возможно тянуть дорогу — у командования семь пятниц на неделе все с понедельника начинаются. А что касается распоряжений командира третьего мехкорпуса генерал-лейтенанта Пепеляева, так его решения абсолютно непредсказуемы. Уважаемый Анатолий Николаевич всю жизнь отличался этакой благородной эксцентричностью, а теперь особенно.

Только вечером, когда комбат уехал, Иван Дмитриевич ощутил явственную дрожь в спине. При воспоминаниях о бое его передернуло, появилось мерзкое такое противное ощущение прилипшего к телу жидкого дерьма. До этого момента держался, а как налил себе горячий ароматный чай из заварника, так нервы тю-тю. Руки дрожали, по лопаткам струился холодный пот, за окном вдруг почудилось что-то холодное и бездушное. Сколько раз сегодня белая дома с косой прошла мимо, сколько человек она отметила своим вниманием? Вот то-то же.

Иван до боли до белых пальцев стиснул кулаки. Взгляд офицера зацепился на небрежно брошенную на софу штурмовую винтовку. Вот и решение! Следующие пять минут Иван Дмитриевич уделил чистке оружия. Выверенные привычные механические движения, мышечная радость от тщательной работы на совесть успокаивали, настраивали на рабочий лад.

Выкурив папиросу, Никифоров достал из планшета письмо, пачку бумаги, чистые конверты. Аккуратно промакнул перо чернильной авторучки. Вдруг подумалось, что старшему брату сейчас может быть еще хуже. Если ничего не изменилось, он сейчас с семьей, с маленькой дочкой на севере Франции. Писал конечно, что гражданство купил, но под соусом милитаристского угара все возможно, в газетах пишут, во Франции уже отмечены случаи расправы над подозрительными иностранцами. Алексей человек жесткий, волевой, но все может быть.