Письма из Ламбарене

Социальные проблемы возникают здесь также под влиянием Европы. В прежнее время негры занимались рядом ремесел: они неплохо вырезали из дерева разные предметы домашнего обихода, они свивали отличные веревки из древесного волокна и делали еще что-то в этом же роде. Из моря они добывали соль. Эти и другие первобытные промыслы совершенно уничтожены теперь привозом товаров, которые европейские купцы поставляют в девственный лес. Дешевый эмалированный горшок вытеснил добротное самодельное деревянное ведерко. Возле каждой негритянской деревни в траве можно увидеть целые кучи такой вот ржавой посуды. Многие полезные навыки сейчас уже наполовину забыты. Только старые негритянки умеют еще вить веревки из коры деревьев и нитки — из волокон листьев ананасного куста. Даже искусство вырубать каноэ и то приходит в упадок. Так хиреют туземные промыслы там, где умножение числа занимающихся ими людей самым надежным образом способствовало бы развитию культуры.

* * *

Социальную опасность, которую представляет сейчас привоз спиртных напитков, начинаешь понимать, когда прочтешь, сколько их привозится в год только в некоторые порты Африки на душу населения, и когда увидишь, как в деревнях маленькие дети пьют водку вместе со взрослыми. Здесь, на Огове, служащие Колониального управления, купцы, миссионеры и начальники едины в своей убежденности, что привоз водки следует запретить. Но почему же его все-таки не запрещают? Да потому, что водка приносит большие доходы таможне. Ввозная пошлина за год составляет одну из самых больших доходных статей колонии. Если статья эта отпадет, в бюджете окажется дефицит. Известно, что финансовое положение африканских колоний, независимо от того, каким государствам они принадлежат, менее всего можно назвать блестящим. Пошлина же на водку обладает одним выгодным свойством: ее каждый год можно повышать, а количество выпитой водки от этого не уменьшится ни на литр. Таким образом, положение вещей здесь, равно как и в других колониях, таково, что правительство говорит:

— Запретить ввоз алкоголя? Пожалуйста. С величайшей охотой. Лучше сделать это сегодня, чем завтра. Только скажите сначала, чем мы покроем тогда дефицит, который окажется в нашем бюджете?

И этим словам даже самые заядлые противники алкоголя не могут противопоставить никакого сколь-нибудь приемлемого предложения. Когда же мы найдем выход из этого нелепого тупика? Остается только надеяться, что, когда рано или поздно появится губернатор, для которого будущее колонии будет значить больше, чем ее теперешние финансовые нужды, он отважится управлять ею несколько лет с дефицитом в балансе и все-таки запретит ввоз водки. [45]

45

В 1919 году губернатор предпринял такую попытку на радость всей колонии. (Примеч. автора)

С моей стороны не будет нескромностью, если я скажу, что большая часть спиртных напитков для Африки поставляется... Северною Америкой.

Иногда говорят, что алкоголизм среди туземцев будет существовать, даже если в страну перестанут ввозить спиртные напитки. Это пустая болтовня. Из всех изготовляемых в стране алкогольных напитков для тропического леса существенно одно только пальмовое вино. Оно, однако, не представляет собою большой опасности. Пальмовое вино — это не что иное, как доведенный до брожения пальмовый сок. Однако буравить пальмовые деревья и подносить посуду — это нелегкий труд, если учесть, что все это происходит в лесу далеко от деревни. К тому же буравить деревья запрещено законом. Кроме того, пальмовое вино скоро портится. Оно годится разве лишь на то, чтобы жители деревни могли угощаться им по большим праздникам несколько раз в году. Постоянной опасности, как продаваемые в факториях спиртные напитки, оно не представляет. Свежее пальмовое вино имеет вкус забродившего молодого виноградного вина и может опьянить не больше, чем последнее. Но дело в том, что туземцы имеют обыкновение добавлять туда кору некоторых деревьев, и вот тогда оно действительно вызывает страшное опьянение.

Трудной социальной проблемой является полигамия. Мы приезжаем сюда с нашими представлениями о моногамии как о некоем идеале. Миссионеры всеми способами борются с полигамией, а в некоторых местах стараются даже добиться, чтобы правительство издало запрещающий ее закон. Вместе с тем все мы должны признать, что она глубочайшим образом связана с существующим экономическим и социальным укладом. Там, где люди живут в бамбуковых хижинах и общество не настолько еще организованно, чтобы женщина могла сама заработать себе на пропитание, для женщины незамужней нет места. Возможность же для каждой женщины выйти замуж и есть полигамия.

Мало того, в девственном лесу нет ни коров, ни коз, которые бы давали молоко. Это значит, что мать должна долго кормить грудью ребенка, чтобы тот не погиб. Полигамия защищает права ребенка. После его рождения женщина имеет право и считает себя обязанной три года жить только для него. Она уже больше не жена, а прежде всего мать. Нередко большую часть этого времени она проводит в доме родителей. Через три года устраивается праздник по случаю того, что ребенка отнимают от груди, и она снова возвращается в хижину своего мужа уже как жена. Однако такая жизнь для ребенка мыслима только тогда, когда у мужа есть в это время другая жена или жены, которые ведут хозяйство и ухаживают за насаждениями.

Еще одно. У примитивных народов нет необеспеченных вдов и брошенных сирот. Ближайший родич наследует жену умершего и обязан содержать ее и детей. Она вступает в права его жены, хотя потом с его согласия и может выйти замуж за другого.

Следовательно, отнимать у примитивных народов полигамию это значит расшатывать весь их общественный строй. Имеем ли мы на это право, если не собираемся создать для них взамен новый, который подходил бы к условиям их жизни? Не приведет ли это только к тому, что полигамия все равно останется, с тою лишь разницей, что наместо законных появятся незаконные младшие жены? Вопросы эти причиняют много хлопот здешним миссионерам.

Чем выше экономическое развитие страны, тем легче в ней бороться с полигамией. Как только люди начинают жить в постоянных домах с отдельными комнатами и заниматься скотоводством и земледелием, она исчезает сама собой, ибо изменившиеся условия жизни ее уже больше не требуют и она для них не подходит. У еврейского народа по мере развития культуры полигамия сама собой перешла в моногамию. Во времена пророков та и другая существовали еще бок о бок; в учении Христа нет уже никаких упоминаний о полигамии.

Разумеется, миссионерам положено утверждать моногамию как идеал и непременное требование христианства. Но было бы ошибкой, если бы государство стало принуждать к ней по закону. Насколько я могу судить на оснований того, что я до сих пор узнал, ошибкой является также думать, что, борясь с полигамией, мы этим боремся с безнравственностью.

Отношения между женами обычно бывают хорошими. Негритянка не хочет быть единственной женой, ибо тогда на ее плечи ложится весь уход за насаждениями, которыми, как правило, занимаются женщины. А уход этот очень утомителен, потому что плантации чаще всего бывают расположены далеко от деревни, в каком-нибудь глухом участке.

Многоженство в том виде, в котором я столкнулся с ним, работая в больнице, проявило себя отнюдь не с плохой стороны. Однажды ко мне прибыл больной, пожилой уже старейшина деревни, с двумя молодыми женами. Когда его состояние стало внушать опасения, внезапно появилась еще одна жена, которая была значительно старше тех двух. Это и была первая жена. С этого дня она неотлучно сидела у него на койке, положив его голову себе на колени, и давала ему пить. Обе младшие жены были с нею почтительны, исполняли каждое ее приказание и готовили для всех еду.

В этой стране можно встретить четырнадцатилетнего мальчика в роли «отца семейства». Вот как это случается. От какого-нибудь умершего родственника он унаследовал жену и детей. Овдовевшая женщина выходит вторично замуж. Однако все права на ее детей и все обязанности по отношению к ним остаются по-прежнему за подростком. Если это мальчики, он должен будет потом покупать им жен, если же девочки, то ему будет выплачен выкуп теми, кто возьмет их в жены.

Следует ли нам возражать против обычая покупать себе жену, или можно с ним примириться? Само собой разумеется, в том случае, если молодую девушку, не спрашивая ее согласия, обещают в жены тому, кто больше за нее заплатит, то тут надо протестовать. Если же дело обстоит так, что согласно существующему в стране обычаю человек, сватающийся к девушке, которая хочет за него выйти замуж, должен уплатить за нее определенную сумму, то возражать против этого у нас не больше оснований, чем против существующего в Европе обычая давать за невестой приданое. А платит ли жених перед свадьбой деньги семье невесты или сам получает от нее деньги — по сути дела одно и то же. И там и тут совершается определенная денежная сделка, которая происхождением своим обязана существующим общественным взглядам. Надо только следить за тем, чтобы как у нас, так и у первобытных народов это было не более чем сопутствующим обстоятельством и не влияло на самый выбор: в Европе — мужа, а в Африке — жены. Итак, нам отнюдь не следует бороться с самим обычаем покупать жену а только оказывать воспитательное воздействие на туземцев, чтобы они отдавали девушку не тому, кто за нее больше заплатит, а тому, кто может сделать ее счастливой и кто нравится ей самой.