Письма из Ламбарене
Шрифт:
Анализы воды показывают, что этот вибрион присутствует в водах Огове. Поэтому мы даем ему название Vibrio gabunensis [78] . Доктор Трене собирается посвятить его исследованию научный труд. [79] Может быть, заболевание, которое считается дизентерией и постоянно вспыхивает в Экваториальной Африке среди рабочих, занятых на прокладке дорог или на железнодорожном строительстве, в большинстве тех случаев, когда нет оснований думать, что это амёбная дизентерия, является отнюдь не бактериальной дизентерией, а как раз такою вот холериной. Издавна уже я вел неясные случаи дизентерии как близкое к холере заболевание, давая больным раствор белой глины, — и получал при этом хорошие результаты. Теперь, с открытием доктора Тренса, становится ясным, почему этот способ лечения оказывался в какой-то мере эффективным. Мы здесь действительно имеем дело с болезнью, близкой к холере.
78
Габонский вибрион (лат.)
79
Доктор
Подобным ж« образом несколько лет спустя, в феврале 1934 г., поступил и сам А. Швейцер. Американский профессор Эрнест Бьюдинг из Кливленда (штат Огайо) рассказывает о случае, имевшем место во время его работы в Париже в Институте Пастера. Группа ученых экспериментировала там над вакциной против желтой лихорадки. Вскоре после того, как в одной из парижских газет появилось сообщение об их работе, из Кольмара (Эльзас) последовал телефонный звонок: неизвестный им врач (фамилию они не расслышали) просил у них сведений о новой вакцине; он сказал, что собирается применить ее для лечения Сольных в Африке, Когда ему сообщили, что побочное действие новой вакцины еще недостаточно изучено и возможны серьезные осложнения, он ответил, что не станет, разумеется, широко пользоваться их открытием, прежде чем не испытает вакцину на самом себе. Его спросили, сколько ему лет, и, когда узнали, что около шестидесяти, стали решительным образом возражать против подобного опыта. Однако «врач из Кольмара» не стал слушать их доводы. На следующий день он приехал в Париж, и сотрудники Института Пастера увидели перед собой доктора Альберта Швейцера. Им ничего не оставалось, как уступить его требованиям, однако они настояли все же, чтобы он лег для этого на два дня в больницу при институте. По счастью, дело обошлось без осложнений, но д-р Бьюдинг вспоминал, что Швейцер был «плохим пациентом»: он сердился на них за то, что его «без надобности» уложили на больничную койку (см. Послесловие Эверета Скиллингса к американскому изданию книги: Schweitzer A. Out of my life and thought. New York, 1953, p. 195).
Выращивание в лабораторных условиях вибриона позволяет доктору Тренсу создать вакцину, с помощью которой подобные случаи холерины вылечиваются в два-три дня.
Обычно эти содержащиеся в воде бактерии холерины не представляют собой опасности для туземцев. Только тогда, когда в результате длительного питания рисом сопротивляемость кишечника снижена, инфекция может распространиться.
Оттого, что сейчас в Ламбарене нас, врачей, трое, у нас есть возможность вести исследовательскую работу и приходить к выводам, имеющим большое значение для лечения больных.
Врач, который работает в девственном лесу один, до такой степени поглощен текущей работой, что у него не остается ни времени, ни сил на то, чтобы глубоко исследовать неясные случаи. Поэтому в тропических странах в каждой больнице следует иметь по меньшей мере двоих врачей.
В девственном лесу маленькие медицинские учреждения так же не оправдывают себя, как и слишком маленькие миссионерские пункты.
Когда нас, врачей, несколько, мы имеем возможность совершать необходимые поездки по округе без того, чтобы от этого страдала работа больницы. Почти каждый месяц каждый из нас проводит по нескольку дней в разъездах. В начале июня доктор Лаутербург предпринимает длящуюся несколько дней поездку по воде и по суше в районы, расположенные к югу от Ламбарене. Начинаем уже беспокоиться, когда он не возвращается в назначенный срок и мы не получаем от него никаких известий. Но вот в один прекрасный день видим, как он, хоть и отощавший и поободравшийся, подплывает к нам в каноэ целый и невредимый — и к тому же счастливый. Он был первым врачом, побывавшим в этих районах, и сразу же сумел завоевать доверие туземцев, которые знали больницу в Ламбарене лишь понаслышке.
Его отчет утверждает нас в намерении предпринимать такие вот длительные поездки регулярно. В глубине страны есть немало больных, не имеющих возможности добраться до нашей больницы. Путь либо слишком длинен, либо затруднен наличием порогов, как это имеет место в районах, расположенных к югу от Ламбарене. Да зачастую на месте нет никого, кто мог бы привезти к нам больного. Если столько людей, нуждающихся в нашей помощи, не могут приехать к нам сами, то наша обязанность — ехать к ним.
Для того чтобы наша больница в полной мере могла развернуть свою работу, один из врачей должен постоянно разъезжать по округе, имея при себе хорошо укомплектованную походную аптечку и все самые необходимые инструменты, чтобы быть в состоянии оказать больным неотложную помощь; нуждающихся же в госпитализации он должен забирать с собой и привозить в Ламбарене.
Но для того, чтобы осуществить этот план, надо, чтобы в Ламбарене было трое врачей: один для текущей работы, один — хирург и один — для разъездов. Надо надеяться, что у нас будут и такие врачи, и необходимые для этого средства.
Наряду с бактериологией, мы уделяем должное внимание и операциям. Немалому числу больных с грыжами или элефантиазисом скальпель доктора Нчинда-Нчинда, как называют доктора Лаутербурга туземцы, приносит облегчение от страданий.
Как правило, оперированные больные испытывают большую благодарность к врачам. Однако может случиться, что никакое чувство благодарности не будет в силах удержать больного, и он среди ночи потихоньку
удирает из больницы, прихватив с собою на память москитник. Так поступает один из больных, на которого Нчинда-Нчинда потратил немало сил, удалив ему огромную грыжу. Это обстоятельство, однако, не может омрачить нашему доктору радость от сознания того, что он спас человеку жизнь.Мы предусмотрительно стараемся сделать так, чтобы полагающийся в знак благодарности за операцию подарок — обычно это бананы или другие плоды, ростки хлебных или банановых деревьев, копченая рыба — родственники больного приносили нам, пока тот еще лежит в больнице. Если же оперированный обещает привезти этот подарок сам, после того как вернется домой, то есть основание опасаться, что либо его собственная нерешительность, либо обстоятельства могут этому помешать. Один из таких больных, который действительно намерен исполнить данное им обещание, собирается оставить мне в качестве заложницы до того времени, пока он вернется, свою жену. Но я отказываюсь от его предложения: не так-то легко нам будет за этой заложницей уследить.
О том, что у жителей Экваториальной Африки совсем иные представления об истории, чем у нас, можно судить хотя бы по одному маленькому- примеру. Мы делаем перевязку коленного сустава одному мальчику, и тот переносит мучительную боль, ни разу не вскрикнув.
— Ты — настоящий Бисмарк, — говорит ему сосед по койке.
— А что же ты знаешь о Бисмарке? — спрашиваю я.
— О Бисмарке? О, это был очень храбрый француз, [80] — отвечает он.
Оперируя людей пожилых, — я имею в виду тех, кому больше пятидесяти лет, — в Экваториальной Африке следует быть особенно осторожным. Пожилым людям здесь не под силу переносить постельный режим. Зачастую после операции они совершенно теряют аппетит и у них развивается сильная слабость, которая может оказаться опасной для жизни. На основании опыта мы пришли к заключению, что пожилых людей следует оперировать только в тех случаях, когда для этого имеются жизненные показания.
80
— Ты — настоящий Бисмарк... — О, это был очень храбрый француз... — Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон Шенхаузен (1815 — 1898) — немецкий государственный деятель. В 1871 — 1890 гг. рейхсканцлер Германской империи.
С апреля у нас работает сиделкой фрейлейн Марта Лаутербург, сестра доктора Лаутербурга. Она приехала к нам вместе с Гансом Муггенштурмом. Новая, очень опытная сиделка берет на себя все обслуживание больницы, так что фрейлейн Коттман может теперь целиком посвятить себя работе на плантациях, в саду и на строительном участке. В течение нескольких месяцев один европеец помогает нам руководить рабочими, которые валят лес.
Фрейлейн Эмма Хаускнехт ведет хозяйство. Это, пожалуй, самое трудное из всего. Каких трудов ей стоит добиться, чтобы повар соблюдал все необходимые правила, готовил нам еду в чистоте и не прибегал к опасной для здоровья сырой воде! Почти ежедневно приходится готовить пищу человек на двенадцать — пятнадцать европейцев. Ведение хозяйства особенно осложняется тем, что почти каждый день надо устраивать стирку и постоянно штопать и чинить белье. Уборка палат, где лежат больные-европейцы, также является обязанностью фрейлейн Хаускнехт. Для этой работы в ее распоряжении есть, правда, бои, прибывшие к нам вместе со своими больными хозяевами. Но чего это стоит — добиться, чтобы эти шестеро боев вас слушали!
К этому надо добавить еще уход за курами и козами. Для того чтобы не платить большие деньги за привозимое из Швейцарии молоко, мы пытаемся вырастить стадо коз. Надо сказать, что эти полудикие козы дают не больше чем полстакана молока в день. Мы, однако, надеемся, что постепенно нам удастся улучшить эту породу.
Фрейлейн Хаускнехт, самая занятая из всех нас, редко появляется где-либо одна: за передник ее постоянно цепляется Фифи, маленькая шимпанзе. Ее принесли к нам год назад, всего нескольких дней от роду. Охотник-негр застрелил ее мать. Сначала фрейлейн Хаускнехт боялась этого на редкость безобразного существа и не решалась даже до него дотронуться. Однако чувство сострадания пересилило в ней соображения эстетики. Теперь у Фифи уже прорезались зубы, и она может без посторонней помощи есть ложкой.
Недавно у обезьянки этой появилась подруга по играм — другая маленькая шимпанзе, чуть постарше ее, которую нам оставил один возвращавшийся на родину европеец: он хотел, чтобы любимица его попала в хорошие руки.
У едущих в отпуск домой белых постепенно вошло в привычку оставлять у нас своих собак. Они не решаются доверить их неграм, ибо те способны отнестись к животным нерадиво и даже жестоко.
Но в том, что сострадание к несчастным тварям можно пробудить в сердцах даже самых диких туземцев, я имел случай убедиться, когда мы забивали сваи. Прежде чем поставить сваю в вырытую для нее яму, я смотрю, нет ли там муравьев, жерлянок или какой другой живности, и вытаскиваю их оттуда рукой, чтобы их не раздавило сваей или во время трамбовки землей и камнями. Тем, кто работает со мной, я объясняю, почему так поступаю. Одни смущенно улыбаются, другие пропускают мои слова мимо ушей. Как-то раз одному из работавших со мной на забивке свай, совершеннейшему дикарю, велено было вместе с другим туземцем отправиться к г-же Рассел и срубить у нее куст. Увидав на кусте жабу, товарищ его хотел убить ее ножом. Тогда первый схватил его за руку и стал говорить ему и всем, кто был рядом, что живые существа тоже сотворены богом и что людям, которые бессмысленно мучают их или убивают, бог устроит большую палавру. Меньше всего мог я думать, что именно на этого дикаря произведет впечатление все то, что я делал и говорил во время забивки свай.
С живым интересом относятся негры к приехавшему из Европы чревовещателю, который объезжает все Западное побережье и дает представления и в Мысе Лопес. Он устраивает также сеансы, на которых за известную мзду предсказывает будущее и дает советы, как разыскать потерянные вещи. До сих пор о расцветших пышным цветом суевериях белых знали только те негры, которые читали европейские газеты. Сколько раз уже их «интеллигенты» расспрашивали меня по поводу красующихся в газетах объявлений ясновидящих и гадалок — тех, что промышляют в столицах Европы! И вот теперь европейское суеверие посылает представителей к неграм!