Письмо дяде Холмсу

А вот и не так!

Мы скинули лыжи, прислонили их к бревенчатой стене. Я смело подошел к двери, потянул ее за ручку. Дверь протяжно заскрипела… И вдруг в глубине избушки раздалось что-то вроде короткого хриплого вскрика. И прямо на нас вылетела громадная черная ворона.

Мы отшатнулись и чуть не попадали от страха. От неожиданности, я хотел сказать.

Ворона сделала круг над опушкой, уселась на верхушке самой большой ели и, склонив к нам голову, принялась хрипло каркать, как заведенная, широко распахивая клюв и растопыривая крылья.

– У, зараза!

– Алешка слепил снежок и запустил его в ворону.

– Дур-рак!
– отчетливо произнесла она, сорвалась с ветки и исчезла в лесу.

Дверь в избушку тем временем сама собой лениво захлопнулась. Мы перевели дух.

И дальше уже действовали осторожнее.

– Тихонько, Дим, - предупредил Алешка.
– Там еще, небось, какой-нибудь черный кот ученый.

Я снова подошел к двери, распахнул ее и отпрыгнул в сторону. Никто на этот раз не выскочил, не выпрыгнул. Ни черный кот, ни ученый.

В избушке было пусто. И сумрачно, через льдистое окошко пробивался слабый свет.

Возле стены - небольшая печка, такая же «буржуйка», как у Митька в кабинете; рядом с ней сложены дрова. Посреди стол, на нем закопченный чайник и свеча в майонезной баночке. По краям стола - лавки из толстых досок. Вот все. Да, а у окна - какая-то кривая железяка вроде ручки, которой заводили старинные автомобили. На конце железяки, уходя в пол, сидела ржавая шестеренка с большими зубьями.

Возле печки - деревянная ступа, в ней помело. Прямо казалось, что Баба-яга на минуточку вышла. И сейчас вернется и с нами разберется.

Это мы еще посмотрим!

Мы сняли рюкзаки с припасами и накрыли стол. Сейчас из-за печки выбежит мышка и попросит ложечку кашки писклявым человеческим голосом.

Алешка тем временем обследовал помещение. Пошарил на полке - обнаружил спички, соль и сахар в баночке.

– Голодновато ей тут, - сказал он про Бабу-ягу.
– А это что за фиговина?

Алешка подошел к странной рукоятке, осмотрел ее, потрогал.

– Это, Дим, наверное пусковое устройство к ступе. Для запуска ее в полет. Садись!

– Куда?

– В ступу. Немного полетаешь.
– И Алешка с усилием повернул рукоятку.

Сначала раздался ржавый визг, потом - скрип, а потом избушка чуть дрогнула и чуть повернулась.

– Ага!
– завопил Алешка.
– Поворотный механизм!

Тут мне показалось, что за окном что-то мелькнуло, какая-то тень. Наверное, ворона пролетела.

– Помогай, Дим!
– вопил Алешка.
– Налегай.

Мы налегли вместе - избушка послушно, но со скрипом и визгом повернулась «к лесу передом» и стала, уперлась.

– Заело, - сказал Алешка.
– Смазать надо.

Смазать было нечем, и мы еще разок дружно навалились на рукоятку. Бесполезно. Застряла избушка на пол-обороте.

– Фиг с ней, - легкомысленно сказал Алешка.
– На обратном пути докрутим. Пошли в Шнурки.

Мы немного пожевали и запихнули остатки провизии в рюкзаки.

– Уютное местечко, - сказал Алешка, оглядывая помещение и подходя к двери.
– Даже уходить не хочется.

Баба-яга его, видать, услышала: дверь на волю не открывалась. Будто ее подперли снаружи клюкой.

Я тоже подергал дверную ручку, потолкался в дверь плечом.

– Попались, - выдохнул Алешка.
– Это Леший нас запер.

– Тихо!
– остановил его я.
– Слышишь?

Мы прислушались.

– Ворона каркает, - сказал Алешка.
– Ветер шумит.

Ворона не каркала, и ветра не было. Был какой-то ровный далекий шум.

– Как машина, да, Дим?

Я кивнул, но не согласился: какая машина в зимнем лесу?

– Надо выбираться. Мне это не нравится.

– А мне нравится, - заявил Алешка.
– Печка есть, продуктов у нас навалом. Зазимуем, Дим?

Еще чего! Я потолкал дверь - бесполезно.

– Утро вечера мудренее, - сказал Алешка.

– Щаз! Я ночевать здесь не собираюсь!

– А придется, - свредничал Алешка.
– Растапливай печь.

День между тем клонился к вечеру. Солнце уже пряталось за деревьями. Сумерки еще не наступили, но в избушке заметно потемнело.

Пока я возился с печкой, Алешка зажег свечу и снова выложил наши припасы. Он деловито осмотрел их и, довольный, заметил:

– Не волнуйся, Дим, на недельку хватит. А потом нас найдут.

– Наши косточки?
– хмыкнул я и захлопнул печную дверцу.
– А кто найдет-то? Баба-яга?

– Кому надо, тот и найдет.
– Алешка резал хлеб и раскладывал на него розоватые кусочки сала.
– Мама, или папа, или Митёк. А может, дед Вася.

По-моему, кому надо, тот нас уже нашел. С первого дня. Или еще раньше. Мне не хотелось пугать Алешку, но я все-таки сказал:

– Тебе не страшно?

– Не-а.
– Алешка задорно вонзился зубами в здоровенный ломоть и проговорил с набитым ртом: - Мне здорово! Я скучать за столом не люблю.
– И он подмигнул мне: - Садись, Дим, повеселимся вместе.

Я поставил на печку чайник и сел за стол:

– А мне, Лех, невесело. Смотри, что получается. По дороге нас преследовала какая-то машина, какой-то Щелкунчик, - раз. Кто-то подпер дверь и устроил шмон во дворе - два. Кто-то запер нас здесь - это три…

Алешка вытаращил глаза, проглотил разом все, чем набил рот, и добавил:

– И сейчас кто-то делает шмон в доме Митька!

Соображает он здорово. Быстро и правильно. Но не всегда.

– Это дед Вася!
– выпалил Алешка.
– Он нас нарочно в Шнурки заманил. Чтобы мы надолго ушли из дома. И не мешали ему что-нибудь спереть.

Тут я с ним не согласился. Что бы он мне ни говорил, как бы ни доказывал, я никогда не поверю, что такой добрый человек Вася может так зло поступить.

– Собирайся, Дим. Надо срочно домой бежать.

Но собирать, собственно, было нечего. На столе не осталось ни крошки наших припасов.

– Немножко не хватило на неделю, да?
– поддразнил я Алешку.

Но тот не растерялся:

– Это ты, Дим, очень много ешь. От страха. У меня, Дим, тоже, когда я волнуюсь, аппетит подскакивает.