Плачь обо мне, небо

— Запястье не уходит больше вниз? — глухо предположила Катерина, пытаясь как можно точнее определить то, на чем акцентировал ее внимание цесаревич. Тот улыбнулся и, понимая, что стоящая к нему спиной княжна этой эмоции все равно не увидит, подтвердил ее правоту:

— Именно. Если оружие нельзя увести с линии взгляда — положение руки верное.

Ладонь скользнула с запястья вверх; дорожка, что она прошла, отозвалась покалыванием, и все, что оставалось Катерине — молиться, чтобы ее реакция осталась незамеченной. Мягкое давление на плечо и тепло где-то в районе талии, куда легла вторая рука. В том, что это занятие для нее станет мучительным, сомнений иметь не приходилось, но надежда на то, что оно пройдет чуть легче, пыталась теплиться где-то внутри. Там, где билось о ребра сумасшедшее, глупое сердце.

— Не разворачивайтесь боком к цели, — пояснил свои действия цесаревич, — смотрите на нее прямо: держать курс станет намного проще, рука получит дополнительную опору. Равновесие зависит от того, как Вы поставите спину и ноги, — продолжил Николай, отходя от нее, — выведите вперед опорную и немного подайтесь вперед, иначе после выстрела Вы рискуете оступиться и упасть. — Понимая, что сейчас объяснять положение корпуса нет смысла, он добавил: — Попробуйте выстрелить из той позиции, которая сейчас Вам покажется удобной: только прочувствовав отдачу, Вы поймете, как должны держаться.

Катерина сдержано кивнула, будучи полностью сконцентрированной на маячащей впереди круговой мишени; пытаясь представить себя непоколебимой скалой, она все же для пущей уверенности поместила и вторую ладонь на рукоять из березового капа, свободный указательный палец лег поверх уже находящегося на спусковом крючке. Несмотря на то, что перед ней расплывалось картонное безжизненное изображение, внутренняя дрожь отчего-то не унималась, как если бы она целилась в человека или хотя бы зайца. Подавив в себе острое желание зажмуриться, напротив, сильнее распахивая глаза, она резко с усилием нажала на фигурную стальную скобу; тугой ход, защищающий от случайного непоправимого жеста, сейчас был не лучшим выбором.

Неожиданный — как бы она ни готовилась к нему — звук, прокатившийся по помещению, вызвал какой-то тяжелый вздох, и вместе с ним она сделала большой шаг назад, силясь удержаться от падения. Рука еще в момент выстрела ушла в сторону, тем самым смещая линию огня: цесаревич нарочно увеличил долю пороха, чтобы усилить пробивную способность оружия.

Ожидать с первой попытки великолепного результата было бы глупо. При всей своей неосведомленности в некоторых вещах, Катерина не питала иллюзий относительно собственных способностей. Сейчас ее разум занимали новые ощущения, порожденные чем-то, к чему, возможно, она бы никогда не прикоснулась, если бы не череда трагических событий. Непроизвольно оглаживая пальцем шероховатую вязь, инкрустированную золотом, она смотрела на дамасскую сталь ствола и пыталась распознать те эмоции, что будили в ней эти прикосновения. Что-то сродни восторгу, детскому, словно перед ней разворачивалось настоящее чудо.

— Я не уйду, пока не сумею попасть хотя бы в третий круг.

Упрямство, не так часто проявляемой Катериной, сейчас выплескивалось через край и заставляло зеленые глаза разгораться сумасшедшим огнем; ей овладел азарт и желание доказать — себе в первую очередь — что даже женщина может освоить мужское дело. Николай усмехнулся; отчего-то он предполагал подобную реакцию. И не противился ей. Не будь обстоятельства столь страшными, он бы даже предложил княжне позже освоить и фехтование: ради удовольствия — не дела. Но существовала вероятность, что теперь любые упражнения с оружием будут накрепко связаны для нее с угрозой жизни, и вряд ли она сможет наслаждаться ими.

Забирая из ее рук пистолет для нового заряда и отворачиваясь к низкому столику, на котором разместилась деревянная шкатулка со всеми приспособлениями, цесаревич чуть помедлил; кажется, безумие своими накрывающими с головой волнами настигло и его, подталкивая на безобидную и, возможно, даже детскую авантюру.

========== Глава четвертая. Без слова, без жеста, без мыслей ==========

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, апрель, 9.

Апрель помимо приближения Страстной седмицы и праздника Великой Пасхи для Двора знаменовался личными высокоторжественными событиями императорской фамилии, именуемыми «царскими днями» — днем рождения самого Государя Императора, а также Великого князя Владимира Александровича, которому в текущем году исполнялось семнадцать, и Великого князя Сергея Александровича, бывшего на десять лет младше, а также годовщиной бракосочетания Их Императорских Величеств, по случаю которой предполагался торжественный прием и бал. Но отнюдь не он заботил Катерину, вторые сутки пребывающую в крайней задумчивости: она желала поздравить государыню, чувствуя к той невероятную степень благодарности и признательности, однако никак не могла решить, каким должен быть подарок. После долгих терзаний, не укрывшихся даже от фрейлин, было решено посетить Гостиный двор, который отрекомендовала ей Мария Мещерская, не так давно получившая статус свитской фрейлины Ея Величества. Не сказать что бы девушки находились в приятельских отношениях, но отчего-то Катерина прониклась к ней теплом: возможно, виной тому было некоторое отчуждение, что проявляли фрейлины по отношению к Мещерской, возможно, ее очаровательная застенчивость. Вкупе с необычайно мелодичным голосом и великолепным произношением французской речи (как выяснилось позднее, маленькая Мария долгое время жила в Париже и Ницце) это составляло крайне прелестную картину, и потому неприязнь некоторых штатских барышень скорее всего объяснялась опасением увидеть в ней конкурентку. Проникшаяся сочувствием к новой фрейлине, предпочитающей уйти от ссоры, нежели противопоставить что-то обидчику, Катерина порой заводила с ней беседы, стараясь скрасить особо тоскливые и одинокие минуты. И когда возникла необходимость найти достойный подарок для государыни, пребывающая в растерянности Катерина отчего-то обратилась именно к Марии. Та охотно посоветовала заглянуть к Сабурову или Линде, где не так давно появились новые восхитительные флаконы духов.

Ночь прошла почти без сна: полчища мыслей — от безобидных, о предстоящем маленьком путешествии, до совершенно бессмысленных, о том таинственном недоброжелателе — не давали уснуть, и утром, стоило яркому апрельскому солнцу коснуться своими теплыми лучами накрахмаленной наволочки, Катерина поняла, что практически не сомкнула глаз. С трудом совладав со своим дурным настроением, она позволила служанкам затянуть на ней корсет и расправить верхние юбки визитного платья, а к моменту, когда последняя шпилька закрепила старательно подобранные косы, даже подобие улыбки появилось на лишенном привычной свежести лице. Прежде чем отправиться по определенному давеча маршруту, требовалось засвидетельствовать вместе с остальными фрейлинами свое почтение государыне, пробуждающейся в девять часов, еще раз отпроситься до обеда на прогулку (Мария Александровна редко меняла свои решения, и если дала согласие, обычно не забывала об этом, однако и без того часто покидающая дворец Катерина не желала вызвать немилость Ея Величества) и только после этого сменить платье, чтобы наведаться в Гостиный двор. Правда, с каждой минутой желание вновь ждать, пока будет закреплен кринолин, сменен корсаж и все юбки, становилось все слабее; возможно, нет ничего дурного в том, что она совершит выезд в город, оставшись в этом чудном бледно-голубом фай-де-франс — кто из прохожих знает, быть может, ей еще предстоит визит к высокопоставленной особе?

Отказавшись даже от завтрака (чай, разделенный с государыней, в счет не шел), пусть и желудок урчал от голода, когда носа касались чудесные ароматы свежей выпечки с корицей и фруктами, поданой в плетеных корзиночках, Катерина поблагодарила глубоким поклоном Императрицу, подтвердившую освобождение фрейлины до обеда, и выскользнула за дверь, намереваясь забрать бурнус, ридикюль и капор, оставленные в Белом зале, после чего как можно скорее оказаться вне дворцовых стен. Увы. Она успела пройти лишь короткий путь до Собственной лестницы, располагавшейся на половине Марии Александровны, как знакомый — и совершенно нежеланный сейчас — голос заставил замедлить шаг возле гипсовой статуи покойной Александры Федоровны. Понимая, что делать вид, будто она полностью погружена в свои мысли, глупо, Катерина обернулась и неглубоким книксеном поприветствовала подходящего к ней цесаревича. Его внимательный взгляд мельком прошелся по облаченной в закрытое платье фигурке, задержался на подхваченном в руках бархатном бурнусе*, почти полностью скрывшем маленький расшитый бусинами ридикюль, прежде чем с изогнутых в улыбке губ сорвался ожидаемый вопрос:

— Вы без сопровождения, Катрин?

— Это всего лишь короткий променад по Невскому до Гостиного двора, Ваше Высочество — не думаю, что стоит по такому поводу беспокоить все Третье Отделение.

Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно более беззаботно и легко, но настроения Николая это не изменило; взгляд его оставался непреклонным.

— Не замечал за Вами излишней беспечности.

— Я всего лишь не вижу необходимости в излишней предосторожности.

Помедлив, цесаревич сделал еще несколько шагов к ней, уменьшая и без того незначительное расстояние; его раздумья были недолгими — решения всегда давались ему быстро.

— Не хотите жандармов — я отправлюсь с Вами.

Мысленным обреченным стоном встретив это заявление, Катерина не удержалась от ироничного комментария:

— Тогда мне точно придется просить милейшего Василия Андреевича выделить своих людей.

— Вы ставите под сомнение мою смелость? — возвращая ей шпильку, сощурился Николай.

— Как я могу, Ваше Высочество? — она округлила глаза в притворном ужасе и уже более серьезным тоном добавила. — Я ставлю под сомнение разум тех, кто имеет наглость совершать покушения на лиц царской фамилии. Я ценю Ваше беспокойство за мою жизнь, — голос против ее воли потеплел, но намерения остались тверды, — однако прошу Вас не совершать необдуманных поступков.

— Оставить эту честь Вам? Не желаю даже слышать об этом: я сию же минуту возьму плащ и отправлюсь с Вами.

В который раз недобрым словом поминая фамильное упрямство цесаревича, Катерина спешно — даже слишком, чтобы это было искренне — пообещалась ждать здесь же, у статуи: только так можно было завершить эту начавшую приближаться к тупику беседу. Дождавшись, когда стремительно удаляющаяся фигура скроется из виду, она бросилась вниз по лестнице, стараясь, чтобы каблучки мягких туфель звучали как можно тише.