Плач

— У тебя самая прекрасная улыбка на свете. Я скучаю по ней. Твои губы, губы — это то, что я люблю в тебе больше всего. Мне нравится их размер и форма, и цвет у них такой, как будто ты накрасилась помадой, даже когда это не так, а когда ты улыбаешься, их форма меняется, она становится просто идеальной. А глаза…

— Я — интересный человек?

Он-то ей больше интересным не казался.

— Конечно, интересный!

— Я выйду за тебя замуж при одном условии.

— При условии? При каком же?

— Я выйду за тебя, если мы останемся здесь. Ради Хлои. Мы оставим Хлою Александре, и ты будешь встречаться с ней по выходным или придумаешь еще что-нибудь такое.

— Ты шутишь, да?

— Нет.

Он разжал объятия и пошел в ванную — открыл кран, чтобы набрать в ванну воды.

— Я не оставлю Хлою с этой женщиной.

Джоанна пошла за ним.

— Ты сказал мне, что у вас был хороший разговор.

Он плеснул в воду пены для ванны.

— Она ненормальная, я тебе говорил.

Он направил флакон на нее, словно пистолет.

— Да она алкоголичка, черт бы ее побрал. Похитить ребенка — это вообще нормально? Кем надо быть, чтобы пойти на такое?

— Она ее не похищала. Я не думаю, что она сумасшедшая.

— Да ты ее не знаешь!

Он рассерженно швырнул флакон обратно на полочку и забрался в ванну.

Джоанне нестерпимо хотелось сказать ему, что она знает Александру и ей симпатизирует, да нет, черт возьми, восхищается ею! Но она сдержалась.

— Мы — еще хуже, — сказала она.

Алистер сел в ванне, весь покрытый пеной, и указал на нее кулаком — как это делают политики (не тыкай в людей пальцем, это воспринимается как агрессия).

— Мы совершили ужасную ошибку. А то, что сделала она, было спланировано и непростительно.

— Мы поженимся, только если останемся здесь.

Кулак исчез в пене.

— Давай не будем сегодня говорить об этом, — сказал он и с головой опустился под воду. Разговор окончен.

Джоанна вышла и начала одеваться. Она слышала, как Алистер плещется в ванне. Обе ноги попали в одну дырку трусов — надо ж было так напиться. Разобравшись с трусами, она натянула платье через голову.

— Джоанна, что ты делаешь? — крикнул он.

— Ухожу.

— Ну ладно тебе, Джо, у нас еще целый день и вся ночь. Зачем ты все портишь?

Она была пьяна и в бешенстве, но отныне она никогда не забудет своей мантры. Жить в этой лжи. Положить конец страданиям других людей, даже этого придурка, с которым ей предстояло оставаться до самой смерти. Возможно, он еще отмякнет. Или, может быть, они проиграют суд. Ну а пока ей просто нужно выбраться из этого чертова номера. Она положила костюм Бессмертной Любовницы обратно в пакет и крикнула в ответ:

— Хочу немного проветриться. Ты пока полежи там и отдохни. А я сдам обратно это идиотское белье.

*

Джоанна не планировала заходить к мисс Эймери. Само получилось. Она доехала на трамвае до Карлтона и оттуда направилась к остановке девятнадцатого. Она шла мимо студентов, которые загорали на газоне Мельбурнского университета. Александра изучала здесь право. Алистер — политику и бизнес-администрирование. Студенты казались счастливыми. Джоанна воображала себе Алистера и Александру, которые тоже были здесь когда-то счастливы, безмятежны, уверены в блестящем будущем и влюблены.

На главную улицу она пришла уже без пакета «Рокабилли» (выбросила в мусорное ведро по дороге) и с адресом мисс Эймери (нашла на гугл-картах в телефоне).

Дом мисс Эймери оказался всего в пяти минутах ходьбы. Это была двухэтажная квартира в викторианском таунхаусе, с изысканной балконной решеткой и витражными окнами. Похоже, у старушки водились деньги. Джоанна позвонила в дверь, не зная толком, зачем пришла и что намерена говорить. Она уже собиралась позвонить еще раз, но тут мисс Эймери открыла дверь. В садовых перчатках и большой соломенной шляпе она выглядела намного моложе, чем в самолете, — никак не старше шестидесяти. Она была худощавой, но вовсе не такой дряхлой, как показалось Джоанне в самолете. Представляться не понадобилось.

— Джоанна! Входите скорее, не стойте на солнце! На вас лица нет.

Пол в прихожей был выложен плиткой в шашечку. По пути в кухню они прошли мимо двух больших комнат, в обеих Джоанна заметила паркетный пол и прекрасные камины, а в одной рояль. У хозяйки были не только деньги, но и вкус.

Мисс Эймери сняла перчатки и шляпу и поставила на плиту старомодный чайник, потом отрезала несколько кусочков брауни, еще не снятого с противня, и положила на тарелку.

— Вы как раз вовремя, — сказала она и взяла себе кусочек. — Угощайтесь!

Она вложила кусочек брауни Джоанне в руку.

— Вы пили? Тогда нужно поесть.

Джоанна откусила крошечный кусочек и попыталась его проглотить. Но есть не хотелось, брауни казался неуместным и больно царапал горло.

Полки белого старинного шкафа в углу были заставлены книгами. На бескрайнем кухонном столе тихо играло Smooth Radio или его австралийский аналог.

Судя по виду из окна, сад мисс Эймери был нетипичный для здешних мест: аккуратный газон, извилистая дорожка, вымощенная кирпичом, а по изогнутым краям газона — яркие пестрые цветы.

— У вас очень красивый сад, — сказала Джоанна.

— Да! — согласилась мисс Эймери. — Правда, для растений лето выдалось тяжелое. Боюсь, мой каллистемон его не переживет.

Джоанна взглянула на одну из книг, стоящих в шкафу: «Враждебная громадина» Питера Кэри.

— Вы библиофил, — сказала она.

Мисс Эймери сняла свистящий чайник с плиты и налила кипятка в заварочный чайничек.

— Я ведь работала редактором. У меня глаз на детали, я вижу мелочи, незаметные для других. Полагаю, у каждого есть свой особенный дар.

Подперев голову рукой, Джоанна уставилась на противень с брауни.

— У меня тоже был дар. — Она заплакала, и мисс Эймери подошла к ней, раскинув руки — первое желанное объятие после того, что произошло. Джоанна рыдала на груди у этой незнакомой женщины. Представляла себе, что это мама обнимает ее — мама, которая всегда оказывалась рядом, когда было грустно, и всегда говорила ей, что она замечательная и прекрасно обойдется без мужиков. Она вспомнила мамину мучительную трудную смерть. Джоанна пыталась уделить маме каждую свободную минуту, чтобы отплатить за беззаветную преданность: возила ее в инвалидной коляске в парк, читала вслух книжки, купала, обмывая мягкой губкой.