Пламенный лед
Шрифт:
Он пересек каток, доехал до противоположного бортика и вернулся обратно. Теперь, когда он остался один, можно было не притворяться, будто его интересуют прыжки и вращения. Плюхнувшись на первое попавшееся сиденье, он уже собирался отдаться на растерзание недавних размышлений, когда увидел стремительно приближающегося к катку Женю. За ним почти бежала бледная, как полотно, Ксения, ее темные глаза были широко распахнуты, словно у изумленного ребенка. Миронов держал у уха розовый мобильный телефон, а она ловила каждое слово из разговора, казалось, она даже не дышит. Осмотрев каток и трибуны беглым взглядом, Евгений заметил Макса и тут же направился к нему. Ксюша же продолжала смотреть на лед, словно Макс мог затаиться где-нибудь в углу и вот-вот должен был появиться
– Макс!
Резкий, словно свист плети, окрик Ксюши полоснул по нервам неприятным предчувствием. Максимилиан поднялся на ноги и напряженным взглядом уставился на тренера. Ксюша уже успела заметить его и ринулась навстречу. На ее лице двумя жгучими угольками блестели огромные глаза, белые обескровленные губы были приоткрыты. Она подлетела к Самойлову и остановилась, жадно, с какой-то отчаянной мольбой и надеждой глядя на мужа.
– Да… да… Если что-то станет известно, перезвоните, я Вас очень прошу. Да… Спасибо.
Женя сжал трубку в кулаке. За несколько минут, прошедших с того момента, когда Ксюша взяла его под руку, и они вместе пошли к выходу, его взгляд изменился до неузнаваемости. Сейчас в его глазах не было и тени улыбки, лучики морщинок стали заметнее.
– Что случилось?
На секунду в воздухе повисла глухая, звенящая тишина. Эта тишина предвещала беду. Макс смотрел на тренера, а предчувствие, зародившееся ранее, крепло с угрожающей скоростью и, что самое страшное, вокруг ощущалась неотвратимость чего-то… чего-то непоправимого.
– Макс, где Лиза?
Глава 53
– Она уехала с Настей и Ирой. А в чем дело?
Макс почувствовал, как немеют пальцы рук. Он въедливо всматривался в лицо тренера, стремясь найти ответ прежде, чем тот что-либо скажет, но то, что читалось в потемневших глазах Миронова, никак не могло успокоить. Женя как будто пытался сказать что-то, чего не хотел и не должен был говорить.
– Машина Насти попала в аварию.
– Что с Лизой?
Смысл сказанного Мироновым еще не совсем дошел до Макса, а вопрос уже слетел с языка. Он хотел услышать только, что с Лизкой все в порядке, потому что во взгляде тренера, стоящего напротив, было что-то темное, затягивающее, пугающее.
– Я не знаю, - глядя ему в глаза, ответил Женя.
Каждое слово давалось ему с трудом. Он еще сам до конца не мог осознать того, что услышал, а теперь ему предстояло сказать это вслух. Женя старался не показывать своего состояния, хотя страх, беспощадный и сжирающий все остальные чувства, уже забрался в душу, выжигая все, что было в ней до. Лиза… Макс ждал, а в голове у Миронова все сильнее пульсировало.
– Авария серьезная, Максимилиан. Звонили из больницы.
– Что с ней?!
Напряжение стало невыносимым. Сердце у Макса подскочила к горлу, во рту пересохло. Границы времени раздвинулись, он оказался где-то в прошлом, в том прошлом, когда его разбудил звонок телефона, и какая-то женщина по ту сторону почти равнодушно сказала, что Лиля… А потом время сузилось до тонкой полоски и застыло, оставив в воздухе тихий вскрик Ксюши и всего несколько слов:
– Одна из девочек погибла… - Шумный выдох вырвался из груди мужчины вместе с приговором.
В бессилии он сжал и разжал кулак, посмотрел на жену, совершенно белую. Ксюша схватилась за его руку, а вторую ладошку в бессознательном жесте прижала к животу. Макс вдруг понял, что ему показалось странным. Розовый телефон… Женя говорил по мобильному жены, а не по своему. Мозг зацепился за эту мысль, как за спасительную соломинку, как за кусок пенопласта, позволяющий еще хоть ненадолго удержаться на плаву.
– Макс, у Лизы были при себе документы?
– Я… я не знаю. Она оставила мне свою сумку, когда уезжала. По-моему, взяла телефон и ключи. Деньги еще, наверное…
Голос хрипел, Самойлов зачем-то
пытался вспомнить, что говорила ему Лиза, когда уходила, что отвечал ей он. Вдруг он что-то неправильно понял, напутал? Признаться, в тот момент, когда она всучила ему свои вещи, он не слишком слушал ее, и уж тем более ему не было дела до того, куда она намылилась. Он испытывал облегчение от осознания того, что им не придется оставаться наедине в тесном салоне машины, ему хотелось побыстрее отделаться от нее, не видеть ее хотя бы какое-то время. Он вспомнил, как она поставила, почти швырнула сумку к его ногам, гордо вздернула подбородок, надменно посмотрела в глаза. Ее хладнокровие было такой же липой, как и ее сдержанность. Глаза выдавали ее, наверное поэтому она поспешила спрятать взгляд. Она, словно защищаясь, сложила руки на груди и чуть надтреснутым голосом сказала, что едет с девочками… Вроде она даже сказала куда, но сейчас Макс никак не мог этого вспомнить. Он с силой зажмурился и потер глаза пальцами, стараясь вернуть себе трезвость рассудка.– Кто?
– сдавленно спросил он, когда гул в ушах немного стих. – Лиза жива?
– Не знаю.
– Миронов так и смотрел ему в глаза. – Там полный кавардак. Мне ничего толком не сказали. Нужно ехать в больницу. Ты сможешь сесть за руль или поедешь с нами?
– Я в порядке, - бросил Самойлов и, едва только Женя назвал адрес, пошел к раздевалке.
На самом деле в порядке он не был. Внутри него образовалась маленькая черная точка, постепенно расширяющаяся до вселенской пустоты, и в эту пустоту засасывало все радостное и живое, что только было в его жизни. Воспоминания, мысли, чувства - все, чем он жил и дышал, все, что ему было дорого. Стоило ему на миг прикрыть глаза, как тут же перед мысленным взором вставала Лиза. Она смотрела доверчиво и грустно, и Макс снова и снова слышал, как она говорит, что ей страшно.
Шнурки путались, не желая поддаваться трясущимся рукам. Стянув коньки, Самойлов бросил их возле скамейки и наскоро влез в ботинки. Взял документы и ключи от машины, пальто накинул прямо на футболку и, не застегивая, выбежал из раздевалки. Лиза не должна была ехать в той машине. Не должна! Если бы он остановил ее, если бы сказал, что им стоит попытаться… Но он этого не сделал. Если бы он только мог сейчас обнять ее, прижаться щекой к ее мягким волосам…
Макс захлопнул дверь машины, завел мотор и почти сразу же дернул автомобиль с места. Из-под колес полетел талый снег, дворники зашуршали по стеклу, убирая воду. Он ехал по вечернему городу, в окнах домов которого горел желтоватый свет, и молился лишь о том, чтобы Лиза была жива. До боли в глазах он вглядывался в серую ленту мокрой дороги, оставляя позади габаритные огни попутных машин, сжимал руль до белизны костяшек и боялся думать, потому что все мысли вертелись вокруг самого худшего. Еще час назад он был готов отпустить Лизу, отказаться от нее, а сейчас… Сейчас для него не имело значения, кто она, что было раньше и что будет потом. Все, чего он хотел в эту самую минуту, так это знать, что она жива. Пусть никогда не сможет выйти на лед, пусть нуждается в дорогостоящем лечении и постоянном уходе, пусть. Он сумеет выходить ее, поставить на ноги, он окружит ее заботой и вниманием, сделает все, чтобы она улыбалась, и он никогда не откажется от нее.
Снег падал на ветровое стекло и тут же таял. На очередном светофоре, пользуясь отсутствием пешеходов, Макс проскочил на красный, даже не сбросив скорость. Чем сильнее шел снег, тем сильнее крепло в его душе чувство потери. Что если он больше никогда не услышит ее чувственный голос, не почувствует тепло, не увидит ее напедикюренных пальчиков? Что тогда? Сердце отказывалось принимать такой исход, больным комом ударяясь о ребра; всего, что было с ними, оказалось слишком мало. Смех, слезы, жалкие крупицы взаимного счастья умещались в ладони, тогда как целый мир вокруг казался осиротевшим. Только сейчас он окончательно понял, как дорога стала ему Лиза, как сильно она ему нужна. Противиться этому не осталось ни сил, ни смысла. Все началось не вчера и не сегодня, и даже, наверное, не несколько месяцев назад.