Пламя и крест. Том 1

– Шахор, – зачирикала вторая пташка.

– Сефер, – прощебетала первая.

Потом обе вспорхнули на подоконник и захлопали крыльями.

– Шахор Сефер, – запели они стройным хором, отправляясь в полёт.

Ловефелл только набросил плащ на плечи и побежал к двери. Сбил кого-то на лестнице, яростно помогая себе кулаками, протиснулся через толпу, стоящую у входа в гостиницу, и выскочил на улицу. Пташки парили на высоте его головы, а их перья мерцали в солнечном свете.

– Шах, шах, шах, сеф, сеф, сеф, – повизгивала первая.

– Иди, иди, иди, – отзывалась вторая.

Ловефелл заметил, что никто кроме него не видит этих птиц. Какой-то прохожий жестикулировал, не взирая на то, что пернатый шарик прошмыгнул между его ладонями, какая-то женщина остановилась, вытирая пот со лба, и даже не поняла, что птичка присела на её руке и маленьким клювиком полезла под крылышко. Когда птицы поняли, что Ловефелл собирается идти за ними, они поднялись в высоту и устремились в глубь улицы. Они летели настолько медленно, что инквизитор мог успевать за ними и не потерять их из виду. Они вели в район бедняков, где среди ветхих доходных домов стояли кое-как сколоченные лачуги. Улочки здесь были узкие, часто заканчивающиеся слепыми тупиками, а прохожий тонул по щиколотку, а то и хуже, в нечистотах и грязи. Две яркие птички выглядели в этом мрачном окружении словно пришельцы из другого, более радостного мира. Время от времени они присаживались на крышах домов и чирикали. И в их щебете повторялись два слова: «шахор» и «сефер», распеваемые так радостно, будто Книга, название которой они произносили, не описывала темнейшее из тёмных искусств.

Вдруг птички присели не на крыше, а на сером бугорке, возвышавшемся в самом конце тёмного тупика. Ловефелл сперва подумал, что это просто куча грязных вонючих лохмотьев, но потом заметил седые волосы, высовывающиеся из этой кучи. И руку, напоминающую корень старого, больного дерева. Чуть позже он увидел сморщенное лицо старухи, у которой на месте глаз были кровоточащие раны. Яркие птички уселись на щеках женщины и нырнули вглубь этих ран. На Ловефелла посмотрели слезящиеся глаза ведьмы.

– Мастер Нарсес, – пробормотала она, – вы мастер Нарсес. Я видела вас. Я видела, как вы кружили вокруг моего бывшего дома. Я видела свет, что вас окружал. Я должна была вас привести.

Инквизитор долго смотрел на неё в молчании. «Нарсес», – подумал он наконец, – «да, когда-то меня называли Нарсесом», – вспомнил он, но это воспоминание не вызвало в нём никаких эмоций.

– Шахор Сефер, – сказал он. – Что ты знаешь о Чёрной Книге?

Ведьма прищурилась и натянула истлевшее одеяло по самые плечи. Несмотря на то, что день был ясный, она дрожала от холода.

– Не помнишь... – залепетала она. – Ты не помнишь, мастер Нарсес.

Кто-то, спешащий по своим делам, толкнул Ловефелла, и тот зашатался, с трудом ловя равновесие. Ведьма разразилась хриплым смехом.

– Когда-то ты сжёг бы человека, который посмел бы тебя коснуться, мастер Нарсес. Когда-то ты испепелил бы его кусочек за кусочком, приказав ему смотреть и чувствовать, как его тело медленно пожирают языки пламени.

«Я?» – спросил себя Ловефелл. – «Да», – подумал он через некоторое время, – «действительно, когда-то я бы именно так и поступил».

– Чёрная Книга, – повторил он.

– Он меня не помнит, – пожаловалась ведьма в небо. – Мастер уже не помнит меня.

Инквизитор присел рядом со старухой, хотя гнилостный смрад чуть его не парализовал. Он чувствовал себя так, словно оказался в гробу, из которого только что вытащили нескольконедельный труп.

– Чёрная Книга. Расскажи мне o Чёрной Книге.

Старуха распахнула рот, и Ловефелл увидел, что её язык покрыт гнойными язвами. Разговор должен был причинять женщине ужасную боль, но, однако, она говорила.

– Я владела ей, берегла, защищала. Шахор Сефер. Наш клад.

«Я однажды держал в руках эту Книгу», – внезапно осенило Ловефелла воспоминание. – «Я держал в руках толстый том, исходивший таким холодом, что я чувствовал, будто руки до плеч погрузились в снежный сугроб. В этом томе собраны наитайнейшие знания Востока, наитемнейшие секреты чернокнижников, демонологов и жрецов. Успел ли я узнать тайны Шахор Сефер? Могу ли я извлечь их сейчас из тьмы забвения?»

– Где она сейчас?

Ведьма захрипела и закашлялась, пряча голову в плечи. Когда она поднялась, весь её подбородок был в крови.

– Они хотели её, – пробормотала она. – Чёрные плащи искали её, всё время искали, всегда, кружили вокруг меня, чёрные плащи, как чёрные вороны... Но они боялись, боялись...

– Чего боялись? – Не понял инквизитор.

– Что я умру, прежде чем они вытянут из меня правду. Ты бы это смог, мастер Нарсес, – добавила она заискивающим тоном, в котором звучала какая-то отвратительно непонятная нотка игривости. – Ты смог бы пытать меня так, чтобы я не умерла. Правда? Ты смог бы?

Она уставилась на него с надеждой и преклонением.

– Смог бы, – заверил он её.

– О, дааа, – просияла она.

– Чёрная книга, – ласково напомнил ей Ловефелл.

– Я спрятала её. Прибегла к магии. Твоей магии огня.

Для старухи, по-видимому, всё было очевидно, но Ловефелл ничего не понял из её слов. Так что он ждал.

– Она забрала у меня всё, – прорыдала она. – Молодость, красоту, силу. Твоя страшная магия, учитель. Только ты умел танцевать среди огня из бездны. Но я должна, я должна была попытаться... Спасти. Наш дар, наше сокровище, нашу мудрость...

– Что ты сделала?

– Я сожгла её. – Она вперила в него мёртвый взгляд гноящихся глаз. – Но я спрятала пламя и пепел.

Путь Ловефелла в страну воспоминаний напоминал ползание в полной темноте. И вдруг он увидел свет. Магия адского пламени. Она позволяла сжечь любой предмет, а потом воспроизвести его в первозданном виде, если только сохранились пепел и пламя. Инквизитор вспомнил, что так же, как и с предметами, можно было поступать с людьми. Тогда из пепла и пламени восставали слепо послушные големы, не чувствительные к мощи заклинаний и лезвию оружия, верные своему создателю до тех пор, пока не распадались и не развеивались по ветру.

– Дай мне их, – потребовал он. Она покачала головой и заплакала.

– Я боялась, – прорыдала она. – Я боялась чёрных плащей. Что они раскроют тайну.

– Что ты сделала? – Он наклонился к ней, настолько возбуждённый видением восстановления Чёрной Книги, что даже забыл о трупной вони.

– Спрятала. Хорошо спрятала. – Она вытащила из-под одеяла бурые руки и потёрла их в жесте удовольствия.

– Где?

– В нём! – Крикнула она. – Именно в нём!

«Сейчас она должна умереть», – мелькнула мысль в голове Ловефелла. – «Умереть именно сейчас, оставив меня почти в полной темноте».

– Говори! – Приказал он. – Что ты сделала?

– Сын ведьмы, – сказала она. – Он стал хранилищем, в которое я поместила Шахор Сефер. Я поклялась, что дам ей Шахор Сефер, и я сдержала клятву. Она получила то, что хотела, хотя и не так, как того ожидала!

– Сын Прекрасной Катерины? – Оторопел Ловефелл. – Это в нём ты спрятала Книгу?

– Я умна, мастер Нарсес, правда? – спросила она, снова тем же наполовину заискивающим, наполовину игривым тоном. – Ты хорошо меня обучил, правда? Ты мной доволен? Скажи-и-и...