Пламя и тьма
Шрифт:
Её брат — мёртв. Чёрт, Хьюго мёртв. Он убил людей, ранил родителей Коннора, уничтожил целую улицу с домами и акры дикой земли.
В любом случае, он принимал в этом участие. Его первая задание как «Убийцы».
Боже.
А теперь она стояла рядом с Коннором и пыталась сосредоточиться на том, что говорил ему доктор об отце.
Коннор совершенно обезумел. Она не могла угнаться за его постоянно меняющимся и меняющимся настроением: эта его потребность в ней утром, а позже его ярость и неприятие её, его утешение после всего произошедшего, его требование к ней в клабхаусе и эта его вездесущая
Она понимала, почему, понимала, что у него был слишком трудный день, что люди, которых он любит больше всего на свете балансируют на грани смерти, но она не могла понять, что ему от неё нужно. Она сама пережила дерьмо. Боже… а где тело Хьюго? Что «Банда» имела в виду под «вызовом службы»?
Что, бл*дь, она расскажет бабушке?
Рука Коннора сильнее сжала её руку, и она снова пыталась сосредоточиться. За ними и вокруг них стояли несколько членов его клубной семьи, также слушающие монотонный голос врача. Они все стояли, Коннор отказался от предложения врача присесть.
— Мне нужно, чтобы вы говорили по-английски, доктор. Я слышу много слогов и никакого смысла.
Доктор Филпотт кивнул и прочистил горло.
— Да. Прошу прощения. Ваш отец перенес тяжелую травму головного мозга…
— Это я понял. Давайте про остальное.
— Существует значительное число отеков. Чтобы дать мозгу лучший шанс вылечиться и восстановиться, мы удалили часть его черепной коробки.
— Вы разобрали его голову на части? Бл*дь?! — он провёл свободной рукой по волосам, и Пилар стала сопротивляться стремлению освободить свою руку из его сокрушительной хватки.
Доктор моргнул от агрессивного тона Коннора, но всё равно продолжил говорить таким же спокойным и ровным голосом. Каждый врач, которого знала Пилар, был способен таким же образом разговаривать с семьями, преподнося им тяжелые новости так, чтобы полностью сдерживать эмоции.
— Нам приходится так делать, чтобы открыть мозговой отсек, когда он сильно отекает. Сжатие черепом было бы разрушительно. — Когда Коннор лишь вздохнул больше, не перебивая доктора, Филпотт продолжил. — Мы имплантировали сегмент черепа в живот Вашего отца, чтобы сохранить его подольше, пока не сможем вернуть его туда, где ему место.
— Опять же, доктор. Вы говорите, что поместили череп моего отца в его живот?
— Да, часть черепа. Под кожу. Это обычная практика при черепно-мозговых травмах, как у вашего отца.
— Боже. Что ещё?
— Дыхательная система повреждена из-за жара и дыма. Есть некоторые постоянные рубцы, которые ограничат дыхательную функцию на всю оставшуюся жизнь, но, если он выживет, у него должно остаться достаточно лёгких, чтобы вести нормальную жизнь.
Рука Коннора (вся его рука) стала жесткой, как сталь. Он просто раздавил её руку.
— А его ожоги?
— Это наименьшие из травм. На правой стороне тела имеются ожоги второй и третьей степени. Останутся рубцы, но есть шанс, что трансплантация не понадобится. На данный момент наше основное внимание на травме головного мозга. В дальнейшем мы ещё раз вернёмся к этому вопросу, если он начнёт выздоравливать.
— Если вы снова произнесёте «если» или продолжите говорить о моём отце, как будто он вещь, вы сами закончите черепно-мозговой травмой.
Филпотт
побледнел и вздрогнул, а Пилар положила свою свободную руку Коннору на грудь.— Успокойся, милый.
Коннор посмотрел вниз на неё, и выражение его лица практически заставило её саму вздрогнуть. Он рассеивал свой гнев, и она лишь уловила крупицы.
Доктор восстановил самообладание.
— Уверяю вас, что ваш отец получает наилучший уход. Сейчас нам нужно подождать и следить за ним, увидеть, как его мозг отреагирует на операцию и лекарства, которые мы вводим. Следующие часы — решающие.
— Могу я его увидеть?
— Он в отделении интенсивной терапии, и будет в коме, по крайней мере, в течение следующих двух дней. Поймите, поначалу его внешний вид может быть... волнующим.
— Мне всё равно. Мне нужно его увидеть.
Доктор кивнул.
— Понимаю. Только вы один и не более пяти минут. За ним пристально следят. Он в палате №2. — Доктор посмотрел мимо Коннора и Пилар на остальных мужчин и женщин, которые привстали на его словах, и снова побледнел, прежде чем его внимание вернулось к Коннору. — У вас есть ещё вопросы?
Когда Коннор покачал головой, доктор кивнул и развернулся. У Пилар возникло явное чувство, что он сбегает.
Коннор снова сжал её ноющую руку.
— Пойдем со мной.
— Он сказал…
— Нахер. Ты мне нужна.
— Тогда пойдём.
Он поднёс её руку к губам, хватка ослабла, когда он поцеловал её пальцы.
— Я люблю тебя.
И она любила его. То, что она чувствовала к нему, было таким сильным, что чертовски пугало. Но её голова онемела и была перегружена, и она не смогла сформулировать чувства в слова. Он хотел быть первым в её жизни, и вот она здесь, отодвинув в сторону свою собственную семью с тем насилием, с которым с ней обошлись, стоит рядом с Коннором, пока тот борется с той жестокостью, которую ему причинили. За что она в большой степени была ответственна. Её разрывало на части, и она ощущала всё как рваную боль где-то внутри.
Но она была ему нужна, и он попросил её выбрать. И она выбрала. Бл*дь. Как она могла? Может ли она вообще сделать что-нибудь правильное для своей бабушки? Для Коннора? Или для себя?
Сейчас было слишком думать об этом, поэтому она не стала. Всю свою жизнь она была хороша в том, чтобы отказываться от самоанализа. Некоторые вопросы становятся более тревожными, когда на них появляются ответы.
Она подошла вплотную, прижалась лбом к его груди и почувствовала, как он опустил свою голову и прижался губами к её волосам. Несколько секунд они просто так и стояли. Затем он сделал шаг назад и повёл её в отделение интенсивной терапии.
Отделение интенсивной терапии было устроено по кругу, с круглым дежурным столом медсестры в центре. Половину рабочего стола занимало большое скопление электроники. Стеклянные стены палат были обращены внутрь, чтобы за пациентами могли постоянно наблюдать.
Когда Коннор, напряженный и злой, большой и мускулистый, в тяжелых сапогах и тёмном жилете повёл её к палате №2, три медсестры за столом уставились на них, но не остановили. Они просто наблюдали.
Он так резко остановился, когда они вошли в палату, что Пилар столкнулась с его широкой спиной.